зимние морозы и дают обильный урожай; прошлого года снято было до четырнадцати тысяч яблоков. Также и огород щедро вознаграждает труды, доставляя годичный запас всякого рода овощей. Рыба не в каждое время года ловится при берегах острова; но когда ловится, то в таком количестве, что значительный запас оной солится и оставляется впрок. Во множестве ловится осенью сиг, но меньше обыкновенного ладожского, и кроме домашнего употребления отправляется в Петербург, где продается под именем Валаамским. Итак монастырь имеет следующие хозяйственные предметы свои: дрова, сено, рыбу, некоторую часть хлеба, овощи. Для строения имеет следующие материалы свои: дикий камень и бревна, кирпич при своих дровах обходится не более 12-ти рублей тысяча; известь удобно достается водою и получается без платы с казенных мраморных ломень. Не нужен под строения бут. Он здесь природный, и воздвигнутые на нем здания стоят без всякого повреждения. Монастырь выстроен при губе Ладожского озера на высокой обнаженной каменной скале. План его состоит из двух четвероугольников, из коих один помещен во внутренности другого. По линии внутреннего четвероугольника идут следующие здания: холодный собор Преображения Господня пятиглавый[30], при нем колокольня с большим колоколом в 550 пудов. Под ним церковь преподобных Сергея и Германа, где их мощи почивают под спудом в серебряной раке. Сия церковь очень низка, но собор весьма пропорционален и великолепен: имеет внутри четыре столба, поддерживающие средний купол, иконостас старинный, нижний ярус коего украшен богатыми ризами. Один недостаток, по моему мнению, в архитектуре сего храма: он до нельзя испещрен разноцветною росписью, в особенности плафон отделан в самом глубоком вкусе. На левом углу внутри внутреннего четвероугольника находится теплая церковь Успения Божией Матери, в которой зимою отправляется богослужение, по простоте своей и удобству настоящая монастырская; а на правом – небольшая церковь во имя святителя Николая. Теплая церковь соединяется с холодным собором посредством широкой и длинной галереи, освещенной с обеих сторон окнами с прочными жалюзными решетками. Это ризница. Посредине стоят в два ряда шкафы, отверстиями к окнам, наполненные богатыми ризами, и в значительном количестве; сосудов и прочей утвари изобильно[31]. Здесь хранится и сумма сообразно узаконениям. При теплой церкви находятся келлии пономарей; далее расположена братская трапеза, довольно просторная и без пощады расписанная; с трапезою соединяется кухня весьма тесная. Против собора помещены настоятельские келлии, весьма тесные, низкие, неудобные. Они состоят из двух комнат, из коих одна служит спальнею, а другая приемною; в сей последней настоятель не может принять более десяти иди двенадцати братьев, так она мала, хотя и вдвое более спальни. Четыреугольник оканчивается линиею, параллельною трапезе, перпендикулярною к собору и настоятельским покоям, заключающею в себе братские келлии, тесные, низкие, в нижнем этаже сырые, гибельные для здоровья. Сырость на Валааме резкая, испаряется из камней и сильно проникая в тело, производит жестокие ревматизмы, коими многие из братии страдают. В наружном четвероугольнике келлии несколько получше. В оном помещены, близ святых ворот, с одной стороны гостинница, с другой рухольная, а против собора библиотека[32], имеющая много редчайших отеческих книг, частию старинной печати, частию письменным, кои ныне Игуменом Вениамином запечатаны. В числе прочих книг увидел я письменную Святого Феодора Студита – это такая редкость, которую в первом монастыре встречаю. Над вратами устроен храм во имя Петра и Павла[33]; в симметрию оному больничная двухстольная церковь с приделали Живоносного Источника в нижнем, и Пресвятыя Троицы в верхнем этаже[34]; итого церквей в монастыре пять, приделов семь. Внутренний четырехугольник строен отцом игуменом Назарием, а наружный игуменом Иннокентием[35] и Иоанафаном[36]. От пристани к монастырю ведет широкая и длинная каменная лестница, устроенная игуменом Вениамином. Церкви и часть келий покрыта железом, другая же часть имеют деревянные крыши. Климат на Валааме весьма суровый, суровость оного усложняется, во-первых, ветрами с озера, свободно действующими на монастырь, по его высокому и открытому положению, во-вторых, испарениями из камней, от чего осенью стоит почти безпрерывный туман, а летом, в самые сильные жары, нельзя доверить обманчивой благотворительности воздуха, простудные болезни очень сильно действуют на Валаам, существенным вознаграждением суровости климата и места. Полагаю благоразумное устроение келий. Уже и ныне некоторые из них распространены и улучшены соединением двух келий в одну. Сие средство тем удобнее, что пустых келий имеется много. Для уменьшения сырости в нижнем этаже полагаю нужным и удобным полы приподнять и устроить слуховые окна, дабы воздух, проходя свободно в летнее время под полом, выносил гнилую сырость. Крыши полагаю постепенно покрывать железом, как уже и делается. Настоятельские покои необходимо умножить, хотя одною комнатою достаточной величины для приема братии. Все сие улучшения можно произвести легко: каждый год от расхода остается до десяти тысяч рублей экономии. Полезно было бы устроить гостиницу вне монастыря или по крайней мере заградить входы в нее из внутренности монастыря, ныне она находится в ограде, останавливаются в ней посетители обоего пола, что для благоустроенного монастыря неприлично и служит причиною пустых слухов и соблазнов. Обширность острова, покрытого лесом, в коем больших плотоядных зверей нет, дальнее расстояние от селений, домашние вспомогательные средства к содержанию, денежный доход, простирающийся до сорока тысяч в год и возрастающий от непредвидимых случаев тысяч на десять и на двадцать, доставляют Валаамскому монастырю возможность процветать и в нравственном монашеском отношении, и по наружному устройству.
Бедность прибрежных финов. Связь их с подначальными. Вред от сих последним. Средства к отвращению сего вреда.
Берега Финляндии, приближающиеся к Валаамскому острову представляют картину дивной природы более раздельной, нежели Валаам. В 20 верстах от Кексгольма начинаются обнаженные каменные горы, прерываемые озерами, и провожают путника почти до самого Сердоболя. Вы едете несколько верст, не видите даже кустарника – одни камни свидетели бесплодия страны и бедности народной. Эта часть берега Ладожского озера, богатая камнями, очень богата нищими. Летом озеро покрывается челнами, несущими нищих по бурной пучине; зимою, едва встанет лед, целые стаи спешат в монастырь несмотря на дальность расстояния, ни на лютость мороза – за укрухом хлеба, в иной месяц перебывает их в монастыре до 10 тысяч. Идут и женщины с грудными младенцами, и дети, и старики увечные. Переход через озеро очень опасен для полуобнаженных бедняков, и нередко несчастные замерзают среди озера. Достигнув Валаама, они рассыпаются по острову, ходят по братским келиям, по пустыням, стоящим в уединенном лесу, в скит – и таким образом безвременностью частых посещений, не только нарушают спокойность иноков, но и вносят двоякого рода соблазны: соблазн деятельного греха и соблазн подозрения во грехе. Зло сим не ограничивается…
Дабы упрочить благосостояние и тишину Валаамского монастыря, в сем отношении, кажутся мне нужными и полезными следующие меры:
1. Общежительный монах не имеет не только вещественной собственности, но и воли, следовательно по своему произволению он и милостыни подать не может и не должен, а подает оную от лица своего общежития. Начальник чрез тех братий, коим вверено сие послушание. И потому, кажется мне, для нищего гораздо удобнее, а для монастыря гораздо спокойнее, для братии душеполезнее милостыню раздавать на Сердоболе, на имеющемся там монастырском подворье, отделяя на сие ежегодно сумму сообразно возмож-ности и объявив о таковом распоряжении через земскую полицию береговым жителям; в монастыре же отнюдь ничего не давать, чем нищие скоро отучатся от опасных для себя и вредных для Валаамской братии путешествий на челнах и по льду. О сем предмете так рассуждает святый Исаак Сирианин, сей великий наставник монашествующих: (слово 37): «Всяка милостыня, или любы, или милосердие, или что-либо Бога ради непщуемо быти, и от безмолвия возбраняюще, и вземлюще око твое в мир и ввергающе тя в попечение, и смущающе тя от памяти Божия, и пресещающа молитвы твоя, и вводяще тя в мятеж и непостоянство помысл и возбраняюще тя от поучений Божественных чтений, яже есть оружие избавляюще от парений и ослабляюще охранение твое, и творяще тя по еже связатися ходити, и поеже уединитися сообращитися, и возбуздающе на тя погребенные страсти, и разрешающе воздержание чувств твоих, и воскрешающе еже от мира сего умертие твое и сводяще тя от возделания ангельского, и в части мирских поставляюще тя, да погибнет оная правда». Если же поместится в общежитии брат имеющий собственность и захочет часть оной раздать нищим, то обязан сию часть вручить настоятелю, а отнюдь не раздавать сам, как о сем повелевают и правила святыя: «Не даждь, – говорит Симеон Новый Богослов, – без отца твоего иже по Бозе, милостыню от пенязей яже принесл еси».
2. Благостояние монастыря еще более требует удаления из онаго подначальных, которые и сами приходят в состояние отчаяния и подают резкий пример безнравственности братиям, соблазняют их беседами злыми, послабляют их в благочестивых подвигах. Как попечение имеющия цель милосердия, столько похвальные для человека мирского, могут быть вредными для инока уединенного; так и пример порока и беседа злая несравненно резче действует на монаха, нежели на человека светского. «Я коже лютость, – говорит св. Исаак в 69-м слове, – объемлющая новопрозябающая, пожигает тако и беседа человеческая, корень ума наченший злаконосити злак добродетелей, и аще беседа по ине чесому убо воздержавающихся: понечесому же умаления мала имущих, вредити обыче душу, кольми паче беседа и видение невежд и буих да не реку мирских». Подначальный живя противу воли на Валааме не перестает скучать, негодовать на продолжительность службы, на строгость устава, суровость места, износить языком разврат и кощуны живущие в его сердце, уныние свое и расстройство переливать в душу ближнего. Ужасно и достойно сожаления образцем отчаяния служат два подначальные иеродиакона Иосиф и Матфей: никогда они не исповедаются и не причащаются Святых Тайн, никогда, ниже в светлый праздник Пасхи, нельзя их принудить придти в церковь: живут как чуждые Бога и веры, предав