В общем так получилось, что самый главный совет я и получил в скиту.
Впрочем, могло ли быть иначе?
Ведь скит так и называется – Всех Святых…
Старец
Сколько себя помню, всегда хотелось знакомств, общения с интересными и влиятельными людьми… Может быть, не больше, чем другим, но, наверное, и не меньше. И вот, с удивлением начал замечать, что прискучили и интересные люди, и к влиятельным что-то не тянет.
Старец – весь в черном, только борода белая! – из того нового круга, куда тянет… Так хотелось попасть к нему, а приехал и позабыл, чего спросить хотел… Вернее, сообразил, что и не думал об этом.
– Молюсь рассеянно… – говорю. – Если одно слово только и произнесу во время утреннего или вечернего правила с подлинной верой, так и то добро.
– Как не добро… – улыбнулся старец. – Если и за целую жизнь одно слово с полной верой произнести, то горы свернуть можно.
– Неужто так?
– Дак не бывает иначе… Пока не совершенен внутренне, пока вера не глубока, и сила молитвенная не дается… Если бы иначе было, все горы не в ту сторону сворочены были бы…
И отвернулся от меня старец к другим, жаждущим его слова и утешения, а разговор продолжался. Словно бы внутри звучал голос старца:
– Даст Бог и доживет человек до старости… Немощен станет. А немощь от греховного освободится. Очищается человек в скорбях и болезнях… Облегчается в раскаянии душа. С такой душою и ко Господу легче взойти будет…
Старец ли это говорил, сам ли я думал так? Уже уходил он от нас в свою келью.
Шел, опираясь на клюку, седобородый, тихий, исполненный каким-то нездешним покоем.
Тихо ступал, неслышно…
А вокруг – словно вихрь бушевал, гром гремел, молнии блистали – чудеса Божии совершались…
И всё – в покое, посреди незамутненно-ясного дня.
Валаамские острова
В плохую погоду, когда затянуто тучами небо, когда льет дождь, острова сливаются и со стороны Ладоги кажутся одним густо заросшим лесом островом…
Совсем другое дело, когда ясно светит солнце. Плывет моторка по Ладоге, и каждый остров освещен по-своему, каждый отдельно от других.
Так и люди здесь…
Каждый сам по себе, но это в ясную погоду.
Нахмурится небо, и уже, кажется, и не различить отдельных людей, все монахи, все – монастырь…
Святой остров
Иначе его называют – Старый Валаам…
Согласно преданию, именно здесь начиналось служение преподобных Сергия и Германа.
Но это предание…
Точно известно, что на Святом острове подвизался другой великий русский святой – Александр Свирский. Скит на острове так и называется – Александро-Свирский…
«От Лембоса до Святого острова три версты… – писал двести лет назад капитан Я.Я. Мордвинов. – Влево видны Чернецкий остров и еще малых островов четыре. Ко Святому острову пристали с западной стороны, а в других местах пристать невозможно, понеже все каменные горы на утес, а где пристали на берегу, крест деревянный и вход в гору весьма крут. В половины горы часовня деревянная и к ней образы написаны при игумене Ефреме. Позади той часовни пещера в каменной горе, где Преподобные спасались. Проход во оную тесен и проходили на коленях. Вошел в пещеру – можно стоять двум человекам. Во оной стоит деревянный небольшой крест и лежат небольшие два камня, а над входом в оную пещеру висят отломившиеся от горы каменья, и некоторые лежат при входе и видно, что упали сверху и расшиблись…»
Сохранилась пещера доныне…
И вырытая наверху горы руками преподобного Александра Свирского могила тоже сохранилась.
Пещерка невелика…
Когда входишь, плечи задевают за гранитные стены. Крохотного света лампады достаточно, чтобы осветить все пространство. Кроме икон – только голый камень.
И стоишь посреди кельи и не можешь представить, как обитал тут Александр Свирский… И не день, не месяц, а долгие годы… И «от великих трудов, – читаем в житии, – кожа на теле сделалась такой жесткою, что не боялась и каменного ударения»…
Такое разве можно представить?
В каменной, открытой ладожским ветрам пещере, покрытый окаменевшею кожей, и молился святой, когда раздался обращенный к нему голос Богородицы:
– Александре! Изыди отсюду и иди на преждепоказанное тебе место, в нем же возможеши спастися!
И светло стало.
Преподобный Александр выбрался из пещеры и за стволами сосен, вставших почти на отвесной скале, увидел тихие воды Ладоги. Великий небесный свет сиял в той стороне, где текла Свирь…
Чудны Твои дела, Господи! Великие знаки начертаны Божией Десницею в нашей истории, и порою, чтобы увидеть их, надо, как мы говорили, просто захотеть раскрыть глаза.
Был солнечный августовский день, когда мы – православные писатели из Санкт-Петербурга; иеромонах из Сербии, швед по национальности; рясофорный (нынче он уже пострижен в мантию с именем Савватия) монах Сергий – приехали на Святой остров.
Валаам неслучайно называли северным Афоном. Такие же скалы… такое же обилие воды… такие же резкие краски… Разница только в температуре. Там жара. Здесь – холод. Но и то и другое одинаково губительно для изнеженной человеческой плоти, и то и другое требует аскетизма, «кожи, не боящейся каменного ударения».
Особенно остро ощущается это на Святом острове. Инок Сергий рассказал, что рыбаки никогда не останавливались на острове.
Почему?
Страхования разные начинаются… Бывало, ночью в бурю бежали отсюда, так страшно становилось…
Преподобный Александр Свирский несколько лет в одиночестве провел на острове.
«Буря искушений и устремлений диавольских не возможе поколебати храмины твоея душевная, преподобне отче, основана бо бе на твердом камени веры во Христа. И хранима трезвением и молитвами непрестанными, имиже выну противоборствовал еси врагу спасения человеческого»…
Мы ещё не знали и не могли знать, что в то самое время, когда звучали эти слова акафиста преподобному Александру Свирскому у его кельи на Святом острове, в церкви Веры, Надежды, Любови и матери их Софии на проспекте Стачек в Петербурге устанавливаются мощи преподобного, обретенные в анатомическом музее Военно-медицинской академии.
Дочитали акафист.
Поднялись по крутой тропинке наверх, где зияет могила, выкопанная – «о смертном часе непрерывно помышлявый»… – самим преподобным.
Сейчас на острове возродилась скитская жизнь.
Начальник скита, бывало, и оставался на острове один. А послушникам запрещал…
– Он такое правило дал… – сказал нам сопровождавший нас Сергий. – Говорит, вы не думайте, что вы отшельники. Вы просто – сторожа.
– Духовные? – спросил кто-то из наших поэтов.
– Ага… – ответил инок. – Картошку сторожили…
Далай-лама на Валааме
Приехал на Валаам Далай-лама…
– Можно храм посмотреть? – спрашивает.
Ему показали храм.
– Можно посмотреть, как монахи живут?
Ему показали кельи.
Всё расспросил гость с Тибета, всё узнал. И всё ему очень понравилось.
– Очень хорошо, очень хорошо… – нахваливал он. – Очень похоже, как наши монахи живут… Тоже – молятся и трудятся, трудятся и молятся… Но, простите… Я не очень хорошо понял, какими боевыми искусствами у вас монахи овладевают?
– Чем-чем? – переспросили у него.
– Единоборствами… Карате… Дзюдо… Неужели у вас этого нет?
– Отчего же нет… – не растерялся сопровождавший Далай-ламу инок. – Единоборству мы все учимся.
– Какому же, если не секрет?
– Никакого секрета нет… Наше единоборство простое: если тебя по одной щеке ударили – подставь другую…
– И всё? А что дальше?!
– А дальше ничего… Дальше – победа…
Крест
День за днем, год за годом, век за веком накатывают на прибрежные камни волны, и не смолкает их шум…
На юго-западной окраине Никольского острова – крест…
– Крест водрузися на земли и коснуся небесе не яко древу досягшу высоту но Тебе на нем и сполняющему всяческая Господи слава Тебе… – с трудом разбираешь тонущие в граните слова, и как-то странно сливаются они своим звучанием с неясным плеском набегающих на берег ладожских волн.
Крест установлен в прошлом веке, а слова древние.
День за днем, год за годом, век за веком звучат эти слова и не смолкают.
Пожар на Валааме
Не обошла нынешняя жара пожарами и валаамские острова. Видно, рыбаки жгли костер на берегу Угревой бухты – загорелся лес…
Три гектара горело вблизи Крестового озера.
Лесной пожар везде беда, но на Валааме тушить его труднее. Накаляются скалы. Еще с войны остались тут финские укрепления, а в них патроны. Стрельба стоит…
Но главное – скалы… Не пророешь траншею… И людей мало. И техники нет.
Монахи лапником сбивают огонь с деревьев, но он тут же вспыхивает в другом месте, белый дым поднимается, заволакивая пространство между деревьями.
– Может, на Преображение Господне дождь пойдет? – говорит один из монахов.
– Какой дождь на Господний праздник… Не… Тушить надо, – отвечает другой…
Дождь на Преображение, действительно, не шел.
Зато на следующий день, на Собор валаамских святых, как из ведра полил.
Получилось, что валаамские святые всем Собором и затушили – слава Богу! – пожар.
Немного и пострадали леса.
Архимандрит Панкратий
Вчера мы видели его в скиту Всех Святых, и – в черной вязанной кофте – как-то не сразу признали – такой тихий, задушевный был, как будто старец со старинной фотографии…
А сегодня игумен принял нас в своем рабочем кабинете…
– Наши монастыри открыты миру, – говорит отец Панкратий. – А ведь, чтобы служить миру, надо прежде уйти от него, в пустыни обрести себя… Но как уйти от мира в наших монастырях, которые сейчас приходится восстанавливать всем миром…
И он объясняет, что монашество в России можно возродить, лишь заимствуя опыт афонских монахов. У нас – увы! – прервана монашеская традиция. Четыре мужских монастыря просто не могли сохранить ее, они и не монастырями были, а