Одним движением оказавшись в седле, Первожрец запахнулся в плащ и, не прикасаясь к поводьям, отдал приказ коню и тот разом перешел в несколько неуклюжий галоп. Мертвому не доставало грации живого существа… Следом за первым всадником пришли в движение и остальные — бесстрастные ниргалы.
Тихо звякнуло. На землю полетели мельчайшие осколки особенного цветного стекла. Раздавленный «вестник». Первый Раатхи отправил послание, что куда быстрее любого гонца.
В сердце старого соснового леса, в подземелье под странной оплывшей горой, неподвижно стоящий у края выложенного гранитными блоками громадного провала мужчина резко вскинул и чуть наклонил голову, став похожим на прислушивающегося грифа.
— Он идет — два слова слетевшие с его губ наполнили подземелье пугливым эхом — Он идет и уже совсем близко… Подготовить все к его прибытию! К завтрашнему утру держать наготове двадцать оседланных коней. Я сам встречу Учителя…
— Слушаюсь, господин Истогвий — низко склонил голову укутанный в меха старик, выглядящий древней развалиной рядом с крепким деревенским мужиком, кому он и подчинялся. Старик казался дедом Истогвия, хотя тот был больше чем в три раза старше, прожив на этом свете уже два столетия…
Глава десятаяИстогвий. Урок жизни
Мертвый сон. Без сновидений. Очень долгий.
Я уж думал, что мне никогда вновь не испытать столь глубокого сна, но время доказало, что я ошибся.
В миг, когда привалился спиной к древней сосне и откинул голову назад, я начал безудержно проваливаться в глубокий омут сна. Накрыло, накрыло, накрыло меня ошеломляющим покоем, против воли сомкнулись веки…
Проснулся я от вони. Отвратно. Ой отвратно. Гниющее мясо никогда не украсит утреннее пробуждение — в этом я могу ручаться. Даже самый темный и страшный некромант не обрадуется столь ужасному букету «ароматов».
Фыркнув, прикрыв рукавом нос, я легко встал, с наслаждением потянулся всем телом, ощутив каждую звенящую жилку. Размял шею парой движений, заложил руки за спину, хрустнул пальцами, протяжно зевнул и лишь затем открыл глаза и огляделся. А с чего мне открывать глаза раньше? Я и с закрытыми веками прекрасно вижу, где и кто находится. Искры пульсирующей жизненной энергии выдают себя с головой. И открыв глаза, я лишь убедился, что не ошибся.
Два ниргала сидят неподалеку, старательно вычищая части брони. Рядом с ними разложены поверх заштопанного плаща мои доспехи, полностью очищенные от грязи. В стороне, шагах в десяти, замерло в тени деревьев мясное месиво сплошь облепленной сосновой хвоей. Шесть пожирателей и выгнутая хребтом назад тварь, выбравшая господином меня и пожравшая своего создателя. До сих пор помню плещущийся ужас в его глазах и неверие…
Нежить замерла неподвижно. Они ждут моего приказа.
Падающие вниз яркие солнечные лучи подсвечивают мощные стволы старых сосен, создавая впечатление, что я нахожусь в богато украшенном тронном зале с множеством колонн. Лучи света хоть и ярки, но им не удается скрыть пляшущий за сосной красный магический смерчик. На мгновение показалось, что проказливый сгусток магической силы нарочно спрятался за деревом и оттуда подглядывает за мной.
— Живы? — безо всякой нужды спросил я у ниргалов, снявших шлемы и обнаживших исполосованные шрамами лица. В свое время по воинам прошелся тесак безжалостного мясника, не забывшего затем хорошенько опалить кожу. Да уж — с ними обошлись как со свиньями на бойне.
Оба воина кивнули, не прекращая работы над доспехами. Глядя на их изуродованные головы я вновь почувствовал разгорающийся в груди гнев.
Чертов лорд Ван Ферсис.
Вот в чем главная разница между старым лордом и мной, между принцем Тарисом и мной.
Я готов убить врага и поглотить его жизнь. Не испытав при этом жалости и сожаления. Надо — я пущу под жертвенный нож все племя клятых шурдов. Но я никогда не причиню вреда неповинному в грехе.
Тогда как и лорд Ван Ферсис и Тарис готовы убить сотни невинных ни в чем людей. Ради усиления собственной мощи. Они уже это делали. И сделают вновь, если их не остановить. Дикие Земли это лишь начало.
Дай закрепиться здесь Тарису, дай ему укорениться и вскоре он нагрянет к Пограничной Стене… Тарис бывший принц и вырос он при императорском дворе, где его отец правил, восседая на величественном троне и пред ним падали ниц все без исключения. Много времени утекло с тех пор, но амбиции умирают лишь вместе с их обладателем. Ему не хватит Диких Земель.
Но сейчас мне не хочется рассуждать о чужих желаниях и грехах.
Очень раннее утро. Птички щебечут вверху. Солнышко светит. Мне не хочется думать о принцах и лордах.
Вокруг никого — если не считать своих. Пожиратели за вчерашний вечер изрядно отъелись. При этом оставили внутри себя лишь нужную им плоть, мясо, а все остальные «отрыгнули», исторгли из себя. Вон лежит на растительном ковре всякий окровавленный хлам, где кожаный доспех по соседству с причудливо согнутым мечом, а дальше сплющенный железный шлем и два копыта.
Но не хочется думать и о нежити.
Не в столь прекрасное утро.
Вновь взглянув на ниргалов, я предложил:
— Выпьем горячего отвара, а?
Воины с легкой заминкой кивнули. Они бесстрастны. Их разумы искорежены магией и некромантией. Но что-то человеческое есть внутри них. Осталось. Не было искоренено. Ниргалы любили крепкий травяной отвар, им нравился компот из лесных ягод, а так же приготовленная нашей старшей кухаркой каша. Эти два железных истукана давно уж стали частью наших жизни. Но когда пришло время выбирать, я без колебаний оставил при себе двух ниргалов, остальных отправив к Подкове. Я решил, что если кому и надо погибнуть в бою, так это мне и ниргалам. Мда… легкое чувство вины плещется во мне. Ведь это я сделал выбор. Так значит, ниргалы все же не настолько важны как прочие воины? Или же я сделал ставку на их непрошибаемость и невероятную живучесть? Хочется думать, что только последние соображения привели меня к этому оказавшемуся слишком уж простым выбору.
Пока я размышлял, успел собрать сухие и колючие ветви, не жалея заточки ножа нарубил их на куски, подсыпал хвои, высек искры и раздул пламя. Вбил в землю пару толстых колышков из сырого дерева, повесил котелок, наполнив его водой из фляги. Вода уже кончается, надо пополнить запасы. И хорошенько искупаться. Хотя я вчера и оттер себя хвоей и землей, но запах никуда не делся, разве что кожа стала чище.
На замершую поодаль нежить я не обращал ни малейшего внимания, хотя чутко «прислушивался» к ней, ибо доверия не испытывал. Мертвые твари это мертвые твари. Их невозможно понять. Как понять труп? Раньше я думал, что ими ведет только голод, он управляет их поступками. Но чем глубже я погружался в неведомый мне темный омут, тем больше сомневался в этом.
Взять хотя бы киртрасс. Тарис не просто заставил ожить человеческие кости! Он привязал к ним душу! Киртрассы обладали душами! — правда, те были привязаны, удерживались насильно, но при этом что-то чувствовали, что-то помнили. Уродливые создания прожили долгие века, набравшись за это время новых умений и коварства. Они умудрились выжить в дремучих чащобах и глубоких оврагах Диких Земель и при этом не покорились ничьей другой воле, оставшись верными лишь Тарису.
Интересно, а удастся ли мне покорить себе гигантского костяного паука? Мне бы пригодились создаваемые ими видения…
Едва вода пахнула дымком и в ней появились пузырьки, я высыпал в котелок щедрую горсть травяного сбора. Раз уж такое настроение, раз уж я так сладко выспался и раз вокруг так мирно и тихо, можно нам и позволить себе небольшую роскошь.
Подошедший Шрам примостил рядом с огнем еще один котелок, на треть заполненный дробленным овсом смешанным с какими-то травами и мелкими кусочками подкопченного сала. Сверху была долита вода. Ну ясно — у них свои рецепты и своя кулинария. Значительно расширившаяся с тех пор, как ниргалы начали снимать шлемы. Мешать им не стану. А может и украду пару ложек их кушанья.
Вскоре я разлил отвар в три «укрепленные» глиняные кружки, две отдал Шраму и Однорукому, вернулся к облюбованной сосне и принялся смаковать утреннее питье. Птички защебетали громче, легкий ветерок изменил направление и воздух сразу посвежел — запах падали начало относить от нас.
Так я и сидел довольно долго, прихлебывая крохотными глоточками отвар и бездумно глядя вверх, где колышущаяся хвоя то приоткрывал небесную синеву, то закрывала.
Ниргалы за это время успели позавтракать и снова поставить котелок с кашей — видать не хватило. На этот раз я точно украду у них пару другую ложек — запах то вкусный! У меня и в животе тихонько забурчало. Каша с салом…
Когда Шрам подошел к котелку и убрал его от огня, я начал вставать, намереваясь заявить свое право на четверть каши.
Тут все и случилось…
Я не почувствовал ничего. Я не услышал ничего. Ни мое внутренне чутье, ни мои уши не предупредили меня о том, что последует дальше.
Глаза запоздали, но все же им удалось дать сигнал — тень! Стремительная тень мелькнула чуть в стороне, я дернул головой и успел увидеть мужчину в обычной легкой одежде. Незнакомец одним прыжком поднялся на два человеческих роста в воздух, легко оттолкнулся от ствола сосны ногой и… пролетев несколько шагов будто птица, нанес мне страшный удар выставленным коленом в грудь, отчего меня отбросило назад и я закувыркался по земле. Остановиться удалось не сразу, в груди влажно хрустело — кажется, мне перебили грудину. Я захрипел, перевалился с бока на живот и начал вставать, по-прежнему сжимая в руке опустевшую глиняную кружку. Вывернув голову, я увидел скользящую над землей тень — незнакомец оказался быстрее ниргалов, куда быстрее! Он был молнией! И знал что делать — выставив руки, он опустил раскрытые ладони на лбы ниргалов, что так и не успели одеть шлемы, но схватились за оружие. Он просто прикоснулся… ладонями… но ниргалы замерли как статуи — полностью неподвижны, неестественные позы, застывшие глаза.