— Он живуч — повторил свои недавние слова Истогвий и чуть подумав, добавил новые — Умен. Решителен. Смел. Очень силен. Мстителен. Хитер. Я пытался убить его, но судьба оказалась не на моей стороне. И вот расплата… — скрипнув зубами, Истогвий продолжил — Для меня не может быть худшего наказания. Моя вина. Я искуплю. Догоню, заберу, убью.
— Ты не смог убить обычного человека…
— О нет! Он не обычен, владыка! Я не смог увидеть, но смог ощутить — над ним кто-то постарался. Кто-то из умеющих обращаться с Искусством.
— Сферы в теле?
— Нет. Ни одной. Чрезмерная сила содержится прямо в его теле. Столь же естественно как вода в сосуде. Я не встречал ему подобных ранее.
— Интересно… можешь взять его живым?
— Нет! — отрезал Истогвия — Я не встречал столь живучих и загадочных, но много раз сталкивался со столь упрямыми. Таких надо убивать сразу. Давить безжалостно.
— Хорошо. Тогда раздави безжалостно и верни вещь принадлежащую мне.
— Будет исполнено. Я отберу людей и лошадей. Отведу их к указанному месту.
Повернувшийся Истогвий широко зашагал прочь.
Кривящий губы в той же усмешке Раатхи смотрел ему вслед и вспоминал их самую первую встречу. Давно это было. В те времена, когда в ныне уже не существующих Западных Провинциях вот-вот должна была разгореться страшная война, чье пламя он старательно раздувал.
В те дни они не знал покоя, колеся по давно исчезнувшим дорогам от одного дворянского родового гнезда к другому. И шептал, шептал, шептал слова в уши всегда чего-нибудь да жаждущих людишек — большей славы, большего богатства, большей власти, большей независимости от могущественного восточного соседа. К его словам прислушивались. По его воле снимали со стен оружие и доспехи, шли войной на бывшего друга или даже родича. Все во имя особой и тщательно скрываемой великой цели, путь к коей он строил на протяжении долгих столетий. Почти никакого Искусства. К чему? Достаточно и простых слов — главное произнести их нужному человеку в нужный миг. Власть простого слова огромна. Слова крушат целые цивилизации…
Тогда-то, на одной из дорог, к концу душного жаркого дня, он и встретил Истогвия.
Забавного карлика росточком в два локтя, только-только разменявшего пятый десяток, посмевшего полюбить первую красавицу деревни и получившего насмешливый отказ.
А как иначе? Другого исхода и быть не могло.
Кособокий карлик с седыми висками, узловатыми руками, бочкообразным торсом, кривыми ногами, мрачным нелюдимым нравом. И юная дева, высокая, с тонким станом и пышной грудью, волоокая и пышноволосая. Подобный союз невозможен. Разве что вмешается сама любовь, столь воспеваемая хриплыми менестрелями в чадных трактирах. Но любви не было и в помине. Согласия не было дано.
Осмеянный и униженный Истогвий в тот день ушел из деревни к проходящему поодаль торговому тракту. То был перст судьбы, не иначе. Так они и встретились, в миг, когда карлик сидел в тени старого дуба у дороги и медленно отрезал уши связанной и визжащей собаке. Он так увлекся, что не заметил приблизившихся путников.
В тот вечер Раатхи остался на ночлег в доме карлика. Они провели за беседой всю ночь. О многом говорили, многое обсуждали. Истогвий и в те времена прекрасно умел вести хозяйство, обладал недюжинным умом и кровожадной жестокостью, тщательно скрываемой в глубине души. Местный изгой добившийся денежного благополучия собственным умом. Построивший слишком большой для него крепкий дом. Сделавший предложение любимой девушке и ушедший от нее осмеянным.
Они беседовали и беседовали. А ближе к утру карлик Истогвий ушел ненадолго, но вскоре вернулся с небольшой тележкой, где лежал связанный отец той самой девушки. Он тоже смеялся над уродливым коротышкой посмевшим сделать предложение его красавице дочери. И он же выставил карлика за порог ударом ноги в поясницу. Отец девушки был крепким мужчиной полным жизненных сил. Он отлично подошел для целей Раатхи…
В следующий раз Истогвий ступил за порог иным человеком. Высоким, крепким, с прямой осанкой. Он вырос втрое, изменился почти полностью — прежними остались лишь его спокойные и будто бы сонные глаза потомственного крестьянина. И мало кто мог бы заметить пылающие глубоко в его глазах огоньки звериной жестокости…
Утром Раатхи покинул гостеприимный дом, увозя с собой согласие нового верного слуги прибыть к расположенному на юго-западе древнему сосновому бору. К исходу того же дня любовно выстроенный дом бывшего карлика Истогвия разом полыхнул со всех четырех углов и вскоре сгорел дотла. Разгребшие еще тлеющие угли селяне среди пепла обнаружили останки двух человек. Скелет мужской и женский. А сам карлик бесследно пропал…
Но довольно витать в облаках — Истогвий уже возвращается, ведя за собой ниргалов, лошадей и людей. Именно в таком порядке. Он всегда умел правильно оценивать важность того или же иного…
Кем бы ни был тот загадочный чужак осмелившийся причинить им столько бед, он будет пойман. И вернет украденное. А затем умрет мучительнейшей смертью…
Глава шестнадцатаяМрачные твари за моей спиной. Мрачное прошлое в моей руке. Мрачное прошлое передо мной
Меня гнали как дикого зверя.
Им я и был — загнанным волком с подранной о сучки и камни шкурой, тяжело дышащий, с подкашивающимися от усталости лапами. Впрочем, это выражаясь образно. На самом деле не все обстояло столь плохо.
Преследующие меня загонщики действовали неутомимо и умело. Но я сумел сохранить двух лошадей, и мой разум оставался при мне. Действовать я старался изощрено, в уныние не впадал, страху не поддавался и глядел в будущее если не с надеждой, то не обреченно. Я еще побарахтаюсь в сих смертоносных водах, я еще помотаю преследователей по местным буеракам.
Все началось на второй день после моего поспешного бегства с вершины Горы, начавшегося со стремительного спуска по ее склону, захвата лошадей и безумной скачки на северо-запад. Меня лошадей, я двигался по песчаной дороге до тех пор, пока через десяток лиг она попросту исчезла — причем пропала она внезапно и до омерзительности аккуратно. Снова рука Истогвия ощущается — ибо, где это видано, чтобы дорога заканчивалась так, будто ее ровнехонько отрезали острым ножом, а затем песчаную «культю» обложили небольшими камнями, словно накладывая повязку.
Едва бегущий подо мной скакун перешагнул через линию камней, я приготовился к худшему, но вскоре убедился, что исчезновение дороги не больше чем иллюзия. Под недавно насыпанным и ухоженным путем лежала дорога старая, даже древняя, созданная в очень давние времена, если судить по едва различимым следам на замшелых камнях по обочинам. В незапамятные времена трудолюбивый народ проложил тракт через каменистые земли. Пусть с севера на юг. Целый тракт, широкий и ровный. Ныне все почти исчезло, заросло деревьями и кустами. Повозка бы не прошла. Но верховым лошадям деревья не помеха и промедления не случилось.
Я двигался до наступления густых сумерек, миновав по пути две разрушенные временем или войной деревни. Все давным-давно исчезло и заросло — остались только покосившиеся или вовсе упавшие печные трубы, выглядящие скорбными надгробиями на месте некогда оживленных людских селений. Выбрав местечко сплошь заросшее высокой и сочной травой, я остановился и дал краткий отдых лошадям, разнуздав их, тщательно обтерев, проверив крупы и копыта, а затем, отправив пастись. Сам я в передышке не нуждался, но очень уж боялся за лошадей. Впрочем, про себя я так же не забыл, первым делом содрав с ног чужие и чересчур тесные сапоги. С наслаждением ступая по влажной земле босым, я отошел подальше от лежащего на земле тряпичного свертка скрывающего в себе меч. Говорящий меч. Что уже начал меня не на шутку раздражать своими разговорами и требованиями плоти и плоти. Поэтому я дал передышку своим ногам и своей душе.
Через несколько часов я снова пустился в путь. Лошади толком не отдохнули, животы у них были тугими, но я был беспощаден и заставил их двигаться дальше. Я не могу позволить себе такую роскошь как ночной отдых. Не сейчас. Особенно помня о том, что в рядах врага немало неутомимой нежити и ниргалов, способных двигаться день и ночь напролет, следуя за целью. Да и Темный и Истогвием — уверен, что из не слишком вымотают несколько бессонных ночей.
Лишь когда лошади окончательно обессилили и повесили головы до земли, я сжалился и дал им отдых. Нас приютила небольшая лесная полянка. Неподалеку крохотное озерцо питаемое звонким ручьем, со сплошь заросшими берегами. Там я и разместил стреноженных лошадей, после чего отошел подальше, нашел старый, но еще крепкий пень и с помощью вырезанного клина сделал в нем щель. В оную я и вставил каменный страшный меч, после чего выбил клин и древняя вещь оказалась надежно защемлена в древесном капкане.
Я спятил, раз боюсь предмета не обладающего ногами и руками, не способного подкрасться и убить?
Быть может и спятил. Но рисковать не собирался. До конца отдыха меч останется заклиненным в пне. Затем я его высвобожу и отправлюсь дальше — до следующей стоянки.
Себя я буквально заставил улечься, закрыть глаза и забыться тревожным коротким сном. Отдохнуть получилось плохо, сердце то и дело подпрыгивало при каждом шорохе или далеком волчьем вое. Местность вокруг лесистая, но то они и Дикие Земли, где каждый свободны клочок земли давно был снова завоеван природой. И зверья много — некому охотиться на волков, кабанов и оленей. Земли Истогвия давно позади, я ушел от Горы на целый дневной переход и даже чуть больше, причем двигался налегке и быстро, не особо щадя лошадей. Так что люди здесь вряд ли есть. А вот шурды запросто…
Вскоре очнувшись от краткого забытья, я отправился к озерцу, где плотно позавтракал сухарями, вяленым мясом и холодной вкусной водой. Разводить костер и готовить горячую пищу я не собирался. Еще не настолько сошел с ума, чтобы пламенем костра привлекать к себе незнамо чье внимание. По несколько сухарей скормил и фыркающим лошадкам, смотрящим на меня с явной укоризной. Потрепав их по лошадям, я лишь вздохнул. Поделать нечего.