До глубокой ночи Юлия Лихова не могла выйти из транса. Профессор находилась где-то на непостижимой грани между мучительной жизнью на земле и жгучим адским пламенем. Она ложилась в постель, падала на пол, свернувшись в клубок, забивалась в угол, дико кружила по комнате и вновь падала на пол. Хозяева были в ярости!
«Проиграла, проиграла, проиграла, – стучало в мозгу и раскаленным железом жгло глаза. – Буркин проиграл, ты проиграла, он умрет, ты умрешь…»
Был ли у нее в руках нож – или это тоже было видение, подстроенное Высшим Планом? У нее появилось непреодолимое желание, чудовищной силы импульс освободиться от страданий, вырваться из телесной оболочки, этой тюрьмы, которая сковывала ее.
«Иди к нам, иди к нам, иди к нам», – звучали голоса. Она почувствовала холодное прикосновение лезвия ножа. Кровь потекла по ее пальцу.
Неожиданно зазвонил телефон. Время остановилось. Вновь яркой вспышкой на сетчатке ее глаз запечатлелась комната. Телефон надрывался. Юлия была в спальне. На полу растеклась кровь. Звонки все не умолкали. Нож выпал из ее руки. Она слышала голоса, грозные жуткие голоса.
Телефон все звонил и звонил.
Антон Буркин тревожно вслушивался в бесконечные гудки на другом конце провода. Наверное, Лиховой нет дома. Результат голосования ей бы не понравился: еще одна задержка в исполнении Плана. Антон знал, что объяснений ему не избежать, она все узнает, и ему предстоит пережить неприятную встречу с ней и претерпеть жестокое наказание от других.
Полностью раздавленный, он бросился ничком на постель, желая только одного: раствориться, исчезнуть…
Пятое
Было субботнее утро. Каганов сидел на кухне за столом, заваленным копиями объявлений, старыми и новыми счетами. «Вечерка» по-прежнему жила без секретаря.
Входная дверь открылась, и вошла Виолетта:
– Мне нужна помощь!
Никуда не денешься, придется тащить пакеты с продуктами.
– Света, – крикнул Михаил в боковую дверь, – иди помогай!
– Миша, – сказала Виолетта, протягивая ему пакет с овощами, чтобы он убрал его в холодильник, – ты все еще работаешь над этим номером? Сегодня же суббота.
– Он почти готов. Терпеть не могу, когда на мне что-то висит. А как поживают Гена и компания?
Виолетта застыла с пучком петрушки в руках.
– Можешь себе представить? Гена больше не работает. Он продал магазин и уехал, а я и слыхом не слыхивала об этом! А новый владелец, по правде говоря, мне не понравился.
– Куда девать средство для чистки?
– Поставь под мойку. – Банка исчезла в шкафчике. – Я спросила его о Гене и Ангелине, почему они продали магазин, зачем и куда уехали, но он не захотел об этом говорить, сказал только, что ничего не знает. Нельзя ли переложить все это куда-нибудь со стола?
Каганов начал убирать свои бумаги, пока их не завалили банками и овощами.
– Я привыкла к этому магазину, но сегодня мне показалось, что я не туда попала. Там что-то сильно изменилось. Может быть, у них теперь новый персонал?
Внезапно в кухне появилась Света.
– В нашем городе происходит нечто мистическое.
– Вот как? – встрепенулся Михаил.
Света не стала дальше развивать свою мысль. Каганов постарался вытянуть из нее объяснение.
– И в чем же это проявляется?
– Да так, ничего особенного. Просто у меня сложилось такое впечатление. Люди ведут себя очень странно. Мне кажется, в город вторгаются какие-то чужаки.
Слова Светы о таинственных чужаках, вторгающихся в город, всколыхнули в нем воспоминания, и его журналистское чутье подсказывало ему, что слова дочери не пустой звук. Положим, Лихову нельзя было назвать чужаком, но, без сомнения, она была мистической фигурой. Каганов расположился на диване в гостиной и достал из бумажника листок с телефоном Хромова. На другом конце провода раздалось несколько гудков, прежде чем мужской голос ответил:
– Алло?
– Алло, Анатолий Хромов?
– Да, кто говорит?
– Меня зовут Михаил Каганов, я новый редактор «Вечернего Прахова».
Несколько минут они говорили о «Вечерке», о редакции и о прочих пустяках. Особенно Хромова беспокоил уход Леночки.
– Ее брак распался, – пояснил Каганов, – но это было для меня совершенной неожиданностью. Я пришел слишком поздно и не знаю, что случилось.
– Хм… да… – Хромов выжидал на другом конце. «Поддерживай разговор, Каганов!» – подбодрил себя Михаил и переменил тему:
– Знаете, моя дочь начала учебу в университете. Да, она ходит на первый курс, сдает массу зачетов, и ей это нравится.
– Ну, если нравится, то и заниматься легче.
У Хромова было завидное терпение.
– Понимаете, Светлана занимается у профессора психологии. По-моему, весьма забавная особа.
– Лихова.
«Прямо в цель», – подумал Михаил и сказал:
– Именно. Масса странных идей.
– Совершенно верно.
– Вы знаете что-нибудь о ней? Откуда она взялась, в конце концов? Света приносит домой такие чудные мистические идеи…
Хромов ответил не сразу.
– Это… это восточная мистика, древние религиозные штучки. Она занимается, знаете… медитации, Высшее Сознание… единство со Вселенной. Я не в курсе, какое понятие вы обо всем этом имеете.
– Не слишком большое. Но ей удалось заинтересовать других, не так ли?
– Что вы хотите сказать?
– Понимаете, она встречается регулярно со всякими людьми, с Антоном Буркиным и… кто там еще? Кварцевой…
– Ларисой Кварцевой?
– Да, из университетского правления. Давид Баранов, Купцов…
Хромов внезапно резко оборвал Михаила:
– Что вы, собственно говоря, хотите выяснить?
– Насколько я понимаю, вы в курсе дел…
– Что вы еще знаете? – спросил он.
– Немного. Мне думается, что за этим кроется какая-то история. Вам это, должно быть, лучше известно.
Анатолий боролся с собой, судорожно соображая и подыскивая слова:
– Да, я знаю. Но вы ошибаетесь на сей раз. Вы глубоко ошибаетесь! – Еще одна пауза, снова борьба.
«Дернуло же тебя позвонить!» – с тоской подумал Хромов.
– Ладно, это я понимаю. Все в порядке.
– Нет, ничего вы не понимаете. Займитесь чем-нибудь другим. Охраняйте лесопосадки, поддерживайте гласность, боритесь с коррупцией делайте все, что хотите, но не высовывайте носа, а то заработаете простуду.
– О чем это вы?
– Хватит выжимать из меня информацию. Конечно, я понимаю, вы журналист – и, конечно, вы поступите наоборот, но позвольте мне вас предупредить совершенно серьезно: бросьте это.
Каганов ничего не отвечал.
– У вас есть жена и дочь? Подумайте о них. Подумайте о себе самом. Иначе будете стоять на ушах, как все остальные.
– Анатолий? У вас неприятности?
– Простите, но это не ваша забота!
Разговор оборвался. Михаил бросил трубку, но продолжал неподвижно сидеть. Мысли роились в его голове. «Не твоя забота, – сказал ему Хромов. – Брось это».
Ни за что на свете.
Зинаида Павловна Тяпина, мудрая старая служительница на ниве Божьей, в прошлом член администрации Грузинской ССР, овдовевшая лет тридцать тому назад, жила в Дачном микрорайоне, где селились в основном старики, неподалеку от церкви. Ей было за восемьдесят, существовала она на пенсию и маленькое наследство от мужа, покойного полковника КГБ.
Георгий и Мария сидели в ее крошечной кухне у большого окна, выходящего во двор. Бабуся Тяпина разливала чай из необычайно красивого старинного чайника в такие же красивые чашки.
– Нет, – проговорила бабушка, садясь наконец за столик, покрытый нарядной скатертью и уставленный печеньем и булочками, – я знаю, что Божьим намерениям невозможно долго препятствовать. У Него всегда найдется способ вывести Свой народ из тупика.
Георгий слегка кивнул головой в ответ:
– Я с вами совершенно согласен.
Мария коснулась его руки.
Тяпина убежденно продолжала:
– Я знаю это, Георгий. То, что ты здесь, не может быть ошибкой. Я не сомневаюсь в этом. Если бы в этом не было смысла, твое служение не принесло бы таких прекрасных плодов.
– Он чувствует себя подавленным после голосования, – заметила Мария.
Зинаида улыбнулась, с любовью взглянув на Георгия.
– Я думаю, Господь готовит пробуждение церкви. В одном я уверена: ничто не могло удержать меня дома вчера вечером. Я себя чувствовала ужасно. Но Господь повел меня. Как раз в то время, когда собрание началось, я почувствовала, как Его рука подняла меня, я оделась и пошла, и успела как раз вовремя. Жаль только, что у меня был всего один голос.
– А чей, по-вашему, был второй голос? – спросил Георгий.
– Вероятно, Стальнова, – сострила Мария.
– Не остри так, – улыбнулась Зинаида. – Человек не знает всего, что может Господь.
– Этой церкви ни за что не выжить, если половина прихожан перестанет ее поддерживать. Вряд ли они будут помогать отцу настоятелю, которым недовольны.
– Я так не думаю. В последнее время ко мне часто являются ангелы, и каждый раз тогда, когда в Царстве Божьем должно случиться что-нибудь важное. Я чувствую в духе, что у нас произойдет какой-то решительный переворот. А как ваше мнение?
Георгий и Мария посмотрели друг на друга, решая, кто из них заговорит первым. Потом священник подробно рассказал о ночной битве и о том бремени ответственности за город, которое легло на его плечи в последнее время. Мария вставляла в его рассказ приходившие ей на память подробности. Тяпина слушала с огромным интересом и время от времени произносила: «Ой-ой-ой!», «Слава Господу!» и «О, нет!»
– Да, – проговорила она наконец, – я это хорошо понимаю. Видите ли, однажды вечером я испытала нечто подобное прямо здесь. – Она указала на окно, выходящее во двор. – Я приводила все в порядок перед сном и, проходя мимо окна, посмотрела на крыши и фонари. Вдруг у меня закружилась голова. Чтобы не упасть, мне пришлось сесть. Это мне-то! Ведь я никогда в жизни не теряла сознания. Правда, нет – один раз это все же случилось со мной, когда мы жили в Грузии. Мы с мужем посетили одну женщину, она была медиум, спиритист. Я знала, что она нас ненавидит и старается наложить на нас проклятие. Еще бы, мы были правящей элитой и ассоциировались с партией, хоть всегда глубоко веровали. И прямо перед ее дверью я почувствовала головокружение. Этого ощущения я никогда не забуду. И в тот вечер, у окна, произошло то же самое, что и тогда, в Кутаиси.