– Сейчас я зачитаю вам список прихожан, кому в ближайшие дни потребуется наша помощь и охрана. Василий и Глафира Звонаревы. Они были вчера вечером и выступали в защиту отца Георгия, – напомнил Серафим. – Теперь они готовы идти за ним в огонь и воду, для них упасть на колени в молитве так же легко, как снять шляпу. Мы вовлекли их в дело. Андрей и Юнона Дальноглядовы, – продолжал читать Серафим. – Заблудшие овцы, так сказать. Завтра мы приведем их сюда. Их сын Рома ищет Господа. Пока еще колеблется, но своего добьется.
Серафим передал список Симу и сказал.
– Возьми трех-четырех вновь прибывших воинов и собери с ними вместе всех истинно верующих, я хочу, чтобы они начали молиться.
Сим взял у него список и начал обсуждать его с несколькими воинами.
– А как обстоит дело с родными и друзьями истинно верующих в других местах? – спросил Серафим у одного из новоприбывших в Прахов ангелов.
– Многие из них спасены и готовы начать молиться. Может, отправить посыльных передать им задание?
– Нет, я не могу позволить даже одному воину отлучиться надолго. Лучше, если посланник передаст распоряжение ангелам-хранителям этих людей в городах и поселках. И пусть позаботятся, чтобы их подопечные молились за своих близких.
– Будет исполнено!
Ангел тут же отправил посланника выполнять поручение.
Сим тоже послал своих воинов и был в восторге оттого, что дело наконец завязалось.
– Прекрасно, капитан, – сказал он Серафиму.
– Это только начало!
– А Рафавал? Думаешь, он не догадывается, что ты здесь?
– Думаю, что он уже давно все понял. Ведь мы знаем друг друга достаточно хорошо!
– Значит, Рафавал готовится к сражению.
– Поэтому мы его и не начинаем. Слишком рано. Пока мы видим только крошечную частицу плана противника. А как дела у Каганова?
– Я слышал, жалкого Ревузара отослали в преисподнюю. Рафавал был в ярости от его неудачи с журналистом.
Серафим улыбнулся своим мыслям.
– Каганов пробудился к жизни, как проросшее зерно, – проговорил он и позвал: – Трикс, Тумар! – Воины немедленно явились. – Теперь у вас достаточно сил. Берите сколько понадобится помощников и охраняйте Михаила Каганова. Когда меч бездействует, врага может отпугнуть наша численность.
В десять минут восьмого в редакции «Вечерки» наступил полный покой, и она погрузилась во тьму. Однако так казалось лишь со стороны. В комнате, расположенной в глубине редакции, находились Михаил и Вера. Они извлекали из архива старые номера газеты. Толик Хромов был отменный педант: подшивки аккуратно лежали в пронумерованных папках.
– Когда Хромова вышибли из города? – спросил Каганов, просматривая страницы.
– Около года назад, – ответила Вера, выкладывая на стол еще несколько папок. – Газета велась очень скромно, до тех пор, пока ты ее не купил. Леночка, Фома, я и пара журналистов-студентов. Некоторые номера были удачны, а большинство похожи на школьную стенгазету.
Михаил перелистывал газеты.
– Мне нужны все номера до того дня, как ушел Хромов.
– Хорошо. Анатолий закончил работу в конце июля. Здесь июнь… май… апрель. Что ты, собственно, ищешь?
– Причину, по которой от него избавились.
– Ты же знаком с его историей.
– Буркин рассказывал, что он изнасиловал какую-то девочку.
– Да, наш полковник любит почесать языком.
– Так это было или нет?
– Девочка утверждала, что да. Ей тогда было лет шестнадцать. Дочь одного из членов ректората, Адама Ярового. Я думаю, он по-прежнему занимает свое место.
– Есть он в списке Жакова?
– Нет. Но, может быть, его следует внести. Толик знал Ярового довольно близко. Они обычно вместе рыбачили. Он и дочь его знал, часто видел ее, и это ухудшает дело.
– Но почему тогда его не привлекли к суду?
– Решили не раздувать дела, Хромова вызывали к мировому судье…
– Булкину?
– Да. Он есть в нашем списке. Дело попало к нему, и они заключили какой-то договор. Буквально через несколько дней Хромов испарился.
Каганов продолжал листать подшивку. Караваева просматривала номера за предыдущий месяц.
– Так, а это что такое?
Глаза обоих были прикованы к номеру, вышедшему в первую пятницу июля.
Михаил пробегал глазами по строчкам, бормоча себе под нос: «Должен выразить свое негодование по поводу незаслуженных оскорблений, высказанных ректорату местной печатью… Статьи, публикуемые в последнее время в “Вечернем Прахове”, есть не что иное, как оскорбительная газетная шумиха, и мы надеемся, что главный редактор газеты проявит достаточно профессионального такта и перестанет печатать необоснованные вымыслы…»
– Ну конечно же! – вспомнила Вера. – Это письмо Арсения Купцова. – Она похлопала себя по щекам обеими руками и воскликнула: – О! Эти статьи. – Вера быстро искала что-то в июньской подшивке. – Да, вот они!
Заголовок одной из публикаций гласил: «ПАНОВ ТРЕБУЕТ РЕВИЗИИ». Михаил прочел первые фразы: «Несмотря на усиливающееся противодействие со стороны ректората, Эдуард Панов потребовал провести ревизию во всех службах и канцеляриях университета. Он выражает опасение, что в последнее время университетские доходы расхищаются».
Караваева подняла глаза к небу:
– Ну и ну! Да это хуже, чем осиное гнездо!
Михаил читал дальше: «Панов утверждает, что у него есть необходимые доказательства для срочного проведения ревизии, хотя она потребует немалых затрат и, как продолжает утверждать правление, является несвоевременной».
– Понимаешь, – пояснила Вера, – в то время я не придавала этому большого значения. Хромов был человеком задиристым и увлекающимся, он и раньше, бывало, ошибался, и все дело выглядело банальной политической игрой. Я была всего лишь обычным репортером и занималась безобидными общественными темами… С какой стати мне было этим интересоваться?
– Стало быть, ректор университета пошел против собственного правления. Похоже на серьезную вражду.
– Хромов был другом Эдуарда. Он встал на его сторону, и ректорату это не понравилось. Вот еще одна статья, неделей позже.
Каганов читал: «ЧЛЕН РЕКТОРАТА ОБВИНЯЕТ ПАНОВА. Член ректората университета, казначей Арсений Купцов, обвинил сегодня ректора Эдуарда Панова в неблаговидных поступках, назвав их “мерзкой политической грязью”. Он утверждает, что Панов использует недопустимые, неэтичные методы, чтобы насадить собственных людей в администрации университета».
– Да… не слишком-то безобидный скандальчик между двумя коллегами.
– Теперь-то я понимаю, что это была настоящая война. Хромов, вероятно, сунул свой нос куда не следовало. И попал под перекрестный огонь.
– Отсюда и злобное письмо Купцова.
– И политическое давление тоже. Ведь Панов и Хромов часто встречались, и Хромов знал кое-что. Может, даже слишком много.
– У нас есть эти статьи, телефон Хромова и список.
– Да, список, – размышлял вслух Каганов, – в него попала большая часть членов ректората.
– Плюс полковник милиции и судья Булкин, который вел дело Хромова.
– А что стало с Пановым?
– Его выкинули.
Караваева перелистала еще несколько старых номеров «Вечерки». Незакрепленный газетный лист выскользнул из папки и упал на пол. Михаил поднял его. Один из заголовков привлек внимание Каганова, и он углубился в текст, пока Вера искала то, что ей было нужно, – статью, напечатанную в конце июня.
– Вот она, – с облегчением проговорила Караваева, – «УВОЛЬНЕНИЕ ПАНОВА. В связи с возникшим конфликтом, в интересах общего дела, а также из-за профессиональной некомпетентности деканат университета потребовал сегодня отставки Эдуарда Панова».
– Ну и ну, не слишком длинная статейка, – заметил Михаил.
Каганов продолжал просматривать страницу.
– Ого, а это что такое?
«ДОЛГИ УНИВЕРСИТЕТА ИСЧИСЛЯЮТСЯ МИЛЛИОНАМИ, УТВЕРЖДАЕТ ПАНОВ». Михаил внимательно читал дальше. «Еще немного, – говорит ректор, – и университет окажется в крайне тяжелом положении», – но при этом умалчивает, откуда ему это известно.
– Так, кажется, картина проясняется. Хотя понятно, что Хромов и Панов не успели публично высказать всего перед тем, как их убрали.
– Члены ректората, судья, Буркин, Молодцов, ревизор и не знаю, кто там еще. Все связаны с Лиховой, и все это скрывают.
– И не забудь Хромова. У нас есть гипотеза, и то, что я угодила в «обезьянник», вполне вписывается в общую картину.
– На первых порах, – вслух размышлял Михаил, – мы должны разобраться, в чем суть дела. Коррупция, незаконное лишение свободы, экономические махинации и кто знает, что еще. Мы должны быть уверены на сто процентов.
– Что там за лист выпал? Зачем ты согнул его?
Михаил пожал плечами, ласково взглянул на нее и протянул газету.
– Это статья о твоей сестре.
Взглянув через его плечо, Вера увидела заголовок: «СМЕРТЬ КАРАВАЕВОЙ БЫЛА САМОУБИЙСТВОМ». Она тут же отвела взгляд.
– Я знаю эту статью, у меня дома есть копия, – резко отозвалась Вера.
Караваева старалась быть бесстрастной. Молча указала на другую статью, напечатанную в начале января: «ТРАГИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ В УНИВЕРСИТЕТСКОМ ГОРОДКЕ».
Михаил читал молча. Он не был готов к таким ужасным подробностям.
– В статье описано все точно, – осторожно заметила Вера. – Они нашли Полину не в ее комнате, она находилась в другой, свободной, в конце коридора. Никто не знал, где была Полина, пока кто-то не заметил, что из-под двери течет кровь… – Голос Веры сорвался.
«Тело Полины Караваевой, девятнадцати лет, было найдено в комнате общежития, раздетым, с перерезанным горлом, оно уже успело окоченеть. Никаких следов борьбы или насилия обнаружено не было. Свидетелей убийства не нашлось».
Вера показала другую страницу: «НИКАКИХ ПУТЕВОДНЫХ НИТЕЙ К РАЗГАДКЕ СМЕРТИ КАРАВАЕВОЙ НЕ ОБНАРУЖЕНО». Михаил быстро пробежал глазами текст. У него все больше складывалось впечатление, что он вторгся на чужую территорию, где ему нечего было делать. В статье говорилось, что свидетелей смерти так и не удалось найти. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал и никаких догадок по поводу возможного убийцы ни у кого не было.