Только теперь Рома внимательно посмотрел на Георгия.
– Так вы настоятель церкви, куда ходят мои родители? Я думал, вы намного старше.
Георгий рассмеялся:
– Мы все только люди. У нас есть и хорошие, и плохие стороны, но у нас есть Иисус, и Он дает нам особую любовь друг к другу.
Они говорили и говорили: о школе и о городе, о родителях Романа, о наркотиках, о трудностях, которые нас окружают в жизни, о церкви Георгия, о верующих, об Иисусе. Юноша заметил, что какую бы тему они ни затрагивали, разговор сводился к Иисусу. И Рома не имел ничего против.
Седьмое
Танат и Тумар стремительно летели над прекрасной землей, неотступно следя за коричневой «волгой». Здесь, в сельской местности, было спокойнее, чем в находившемся на “военном” положении Прахове. Оба отважных воина испытывали тревогу за тех двоих, что сидели в мчавшейся по шоссе машине. Нельзя было сказать с уверенностью, но все же у них было предчувствие, что Рафавал и его банда задумали что-то недоброе. Михаил и его молоденькая сотрудница – слишком заманчивая комбинация, и вряд ли бесы упустят такой случай.
Прежний ректор университета Эдуард Панов жил в живописной местности. Он был владельцем скромного участка, расположившегося на пяти гектарах земли недалеко от Прахова. Земледелием он не занимался, а просто там жил, поэтому Михаил и Вера, проезжая по грунтовой дороге, видели, что его хозяйствование не простирается дальше сада, окружавшего белоснежный дом. Газоны были коротко подстрижены, фруктовые деревья ухожены и плодоносили, клумбы прополоты и взрыхлены. Несколько цыплят шныряли вокруг, попискивая и разгребая землю. Лохматая колли приветствовала появление журналистов громким лаем.
Хозяин появился на веранде, и колли, продолжая лаять, кинулась к нему.
– Добро пожаловать! – крикнул он Михаилу и Вере, когда те вышли из машины. – Утихни, Альма, – приказал он собаке, но Альма не слушалась.
Панов оказался моложавым седоволосым человеком. Этому способствовала здоровая, полная движения жизнь, что он, собственно, и демонстрировал: на нем была рабочая одежда, а в руке он держал садовые перчатки.
Михаил, а вслед за ним и Вера крепко пожали ему руку. После взаимных представлений Панов отстранил неугомонную Альму и ввел их в дом.
– Настасья! – позвал Эдуард. – У нас гости.
Вскоре Настасья, миловидная, кругленькая маленькая старушка, уже накрывала на стол. Она принесла чай, кофе, булочки и сладости. Начался общий разговор о саде, окрестностях, погоде и пасущихся без привязи коровах соседей.
В конце концов Эдуард решил перейти к делу.
– Ну что ж, – серьезно сказал он, – как я понимаю, в Прахове не все обстоит так благополучно.
Вера сразу же достала блокнот.
– Увы, это так, и нам не очень приятно тащить сюда за собой наши беды, – подтвердил Михаил.
– Прячься не прячься, а проблемы от этого не исчезнут, – с улыбкой заметил Панов. Он посмотрел через окно на верхушки деревьев, безграничное небо и продолжил: – До сих пор не знаю, вправе ли я был бросить университет. Но что же мне оставалось делать?
Михаил справился в своих записях.
– Давайте посмотрим. Вы сказали по телефону, что вы ушли…
– В конце июня, около года назад.
– И Корнеев занял ваше место.
– И, как я понимаю, занимает до сих пор.
– Да, верно. Принадлежал ли он к этому… Внутреннему Кругу, не знаю, как назвать его точнее.
Панов на минуту задумался:
– Меня бы это не удивило. Он должен был входить в эту группу, чтобы получить назначение.
– Значит, существует какая-то группа?
– Несомненно. Я это понял моментально. Все члены университетского правления были как горошины из одного стручка: вели себя одинаково, произносили одно и те же слова… Я сразу догадался, что не подхожу для клуба. Я был среди них чужаком, даже врагом, потому-то они меня и вышвырнули.
– Скандал разгорелся вокруг использования университетских доходов?
– Совершенно верно. – Панов восстанавливал события в памяти. – Вначале я ничего не подозревал, пока мы не заметили странные затяжки платежей по счетам. Это была вовсе не моя обязанность – следить за финансовой дисциплиной, но когда до меня стали доходить слухи, я спросил Купцова, в чем дело. Он ни разу не ответил прямо на мои вопросы. Тогда я попросил независимого ревизора, приятеля моего друга, разобраться в том, что делалось в нашем экономическом отделе. Не знаю, как ему это удалось, но он напал на след.
– Можете вы назвать его имя? – не удержалась Вера.
Панов пожал плечами:
– Иванов, Роман Иванов.
– А как его найти?
– Увы, его уже нет в живых.
Как жаль. Михаил начал терять надежду.
– А он хоть оставил после себя какие-нибудь записи, бумаги, что-нибудь?
Панов покачал головой:
– Если они и остались, то для нас они все равно потеряны. Почему, вы думаете, я тут отсиживаюсь? А ведь я довольно хорошо знаком с Ильей Матиловым, государственным прокурором. Я решился все рассказать. Но надо всегда учитывать то обстоятельство, что власть трудно заставить высунуть голову из своей раковины. Она не желает ни во что вмешиваться.
– Ладно… Ну и что этот Роман Иванов откопал?
– Когда он пришел ко мне, то был в панике. Деньги от объявлений и платежи за учебу исчезали и потом поступали неизвестно откуда. И было ясно, что они не приносили никаких процентов, никаких доходов. Они как будто падали в бочку и бесследно исчезали. Эти господа манипулировали цифрами, пытаясь скрыть, что оплачивали просроченные счета совершенно с другого счета… Словом, была полная каша.
– Стоимостью в несколько миллионов?
– Громадные суммы университетских доходов утекали год за годом совершенно бесследно. Где-то там, видимо, существует ненасытное чудовище, поглощавшее все наши прибыли.
– И тогда вы потребовали ревизии?
– Да. Арсений Купцов взвился под потолок. Наши отношения перешли с деловых на личные. Это меня окончательно убедило, что университет испытывает большие затруднения и что в них повинен Арсений Купцов. Но он ничего не мог сделать один. Поэтому, когда голосовали за мою отставку, мнение было единодушным.
– Но какова цель? – спросила Вера. – Для чего им ставить под удар экономическое положение университета?
Панов только покачал головой:
– Я не знаю, что они пытаются сделать, но если нет никакого другого, тщательно скрываемого объяснения тому, куда пропадают деньги и как можно покрыть недостачу, то университет, видимо, приближается к банкротству. Корнеев должен об этом знать. Для меня ясно, что он причастен и к финансовым махинациям, и к моему увольнению.
Михаил полистал свои заметки.
– Ну, а как вписывается в общую картину наша дорогая профессорша?
С минуту он обдумывал ответ.
– Лихова всегда была руководителем, имеющим несомненное влияние. Она целиком и полностью контролирует всю группу, но в то же время существует некто более сильный, и ему подчинена Лихова.
– И вы даже не догадываетесь, кто это может быть?
Панов покачал головой.
– Что вы еще знаете о ней самой?
– Училась в Питере, преподавала в других ВУЗах, прежде чем попала к нам в университет. На факультете она не меньше шести лет. Насколько я помню, всегда интересовалась восточной философией и оккультизмом. Ее учение и рекомендации по его применению нашли отклик среди студентов и среди преподавателей.
– Кто же из них на это прельстился?
– Среди коллег Лиховой могу назвать Маргариту Островкину… Вы ее, может быть, знаете?
– Я думаю, моя подруга Рита Филиппова знакома с ней, – заметила Вера.
– Островкина одной из первых вошла в группу Лиховой. Она всегда интересовалась парапсихологией, как, впрочем, и Егор Чемоданов.
– Вы можете назвать кого-нибудь еще?
Панов достал мелко исписанный листок бумаги и положил его перед Михаилом.
– Перед вами список почти всех работников кафедры психологии… – Он указал на несколько имен. – Тимур Коранцов приступил к работе только в этом году. Прежде чем попасть в университет, три года учился в Индии. Рената Амеркова заменила Кирилла Формова … Да и многие другие сменились за последний год.
Михаил заметил вторую группу имен на листке.
– А кто эти люди?
– Гуманитарный факультет, потом факультет философии, а эти, внизу, читают лекции по биологии и подготовительный курс медицины.
– Расскажите, пожалуйста, все по порядку. Кто из этих людей пришел в университет за последние шесть лет, после того, как появилась Лихова?
Теперь Панов начал более внимательно вглядываться в фамилии:
– Иванченко, Кодров… Белова, Яблоков… Преобладающее большинство преподавателей и ассистентов заменили тех, кто ушел сам, или тех, с кем не возобновили контракт.
– Я бы сказала, что это весьма примечательно, – отозвалась Вера.
Панов был явно потрясен.
– Это многое объясняет. Я знал, что между этими людьми существует какая-то связь. Какие-то очень специфические отношения, особый язык, тайны. Я думал, это причуда, носившая скорее социологический характер… – Значит, это было более серьезно. Наш университет оккупирован, а кафедры заселены… сумасшедшими!
Миша продолжал листать свои записи. В конце концов он наткнулся на старый листок, полученный Верой от Виктора Жакова.
– Ладно. Теперь посмотрим, что за курсы были у Лиховой: «Введение в Сознание и Возможности Богов и Богинь… Священное Медицинское колесо… Магические формы и рисунки… Пути к Внутреннему Свету… Встреча с твоими собственными духовными проводниками».
Панов кивал.
– Да, все это началось как факультатив к учебной программе, занятия по желанию. Я думал, они изучают фольклор, предания и традиции…
– Насколько я понимаю, они относятся к этой чепухе совершенно серьезно.
– Видимо, да. И теперь выходит – большая часть преподавателей и учащихся… попали в некую секту?!
Панов снова задумался.
– Я думаю, что подобное же умопомрачение напало на членов университетского правления. Там всего двенадцать мест, и пять из них внезапно заняли новые люди за каких-то полтора года. Иначе как объяснить результат голосования? До этого в правлении у меня были верные друзья.