Первым делом она посетила клинику, где раньше работал Захар. Вероника, и правда, была очень красивая. Но совершенно на нее не похожа. Ему показалось. Брюнетка отказалась разговаривать, и очень напряглась, когда Инга стала задавать вопросы о старом деле. Ее напряжение застыло в плечах, в собранной линии рта, а в глазах притаился страх. Инга так хорошо умела различать его оттенки. Сколько оттенков у страха она не знала, но страх Вероники был каким-то вызывающим. Словно она хотела сказать, что-то в стиле: “Подумаешь?! И что здесь такого? Каждый живет, как считает правильным.” Но при этом она так фильтровала и обдумывала каждое слово, словно боялась что-то лишнее произнести.
– А вы давали показания на суде?
Девушка вздрогнула:
– В этом не было необходимости. Его и так оправдали.
– Возможно, это было важно для него? Знать, что вы верите в его невиновность.
Вероника опустила глаза и сказала, что ей пора. И попросила больше никогда не приходить. Инга чувствовала, что Вероника что-то скрывает. Она заметила, что сразу после разговора девушка поспешила в кабинет главврача, словно тот мог дать ей защиту от чего-то. Только вот от чего?
После клиники она решила заехать к своей новой знакомой, Авроре. Тем более, был хороший повод отвезти той подарок к прошедшему дню рождения. Аврора обрадовалась, увидев девушку, долго не хотела принимать подарок, а когда узнала, что та знакома с Захаром, приняла ее, как родную. Они потом долго сидели в соседнем кафе и Аврора рассказывала все, что помнила про работу в клинике, отношения между Захаром, главврачом и Вероникой. О том, как устроено все в работе клиники и кто имел доступ в материальную, в операционную.
– А про отношения Захара и Вероники в клинике давно было известно?
– Да про них всегда знали. Они были видной парой, красивой. Но чего-то в них как будто не хватало, чтобы стать настоящей парой. Захар всегда был в работу погружен, все изучал, что еще можно усовершенствовать в работе, как и что улучшить. Все читал про новые открытия, методики, что-то вечно обсуждал с другими врачами. Мне кажется, он и жил на работе. Горел этим делом, но когда его приходили благодарить или говорили, что он операцию такую сложную провел, он всегда закрывался, отмахивался и переводил на то, что он просто деньги этим зарабатывает. Кто, мол, чем умеет, тот тем и зарабатывает. Только мне всегда казалось, что в нем это как-то все не по- настоящему.
– Как это?
– Ну словно он себе признаться не позволяет, что искренне любит то дело, которым занимается. Словно он его просто делает, а и не любит вовсе. Я наверное, не могу объяснить правильно…
– Да нет, я поняла, о чем вы. Когда человек не показывает, что это важно для него, что это – главное дело его жизни и что он не просто выполняет работу ради работы, а любит ее, наслаждается ею и признает, что любит. И поэтому старается стать в ней лучшим.
– Что- то в этом роде.
– А эта Вероника почему она не выступала в суде? Она же могла подтвердить, что была всю ночь рядом с Захаром, что в истории болезни не было упоминания про аллергию…
– Она отказалась выступать в суде, сказала, что его и без нее оправдают.
– Откуда она могла знать?
– Не знаю. Может главврач что сказал. Она как раз тогда и начала с ним встречаться. Бессовестная, конечно, девица. И не посмотрела, что женатый человек.
– Но они же с Захаром встречались, вы сказали, что все об этом знали.
– Встречались. Они вместе были. Не то, чтобы там какая-то прям любовь была, но они были вместе. И в ночь ту дежурили вместе. Вероника всегда просила поставить ее дежурства в одну смену с Захаром. С самого начала. Но это ж и не удивительно. Молодой красивый доктор, а она медсестра… , вот ей и хотелось почаще с ним в одну смену работать. А потом, когда они встречаться стали, она уже и не просила, а всегда настаивала, чтобы их дежурства совпадали.
– А девочку эту вы помните?
– Как же такое забудешь?
– Снится вам?
– Нет, конечно. Всякое бывает в нашей работе. Это – жизнь и не всегда удается всех спасти. Жалко девочку, конечно. И маму ее страшно жалко. И Захара. Сломался он после этого.
– А мама? Вы ее помните?
– Мама эффектная такая была, яркая. Но очень взволнованная. Все ходила перед операцией, нервничала, говорила, что очень волнуется за дочь. Что никогда не простит себе, если с ней что-то случится. Что одна она у нее осталась. У меня, знаете, вообще ощущение, словно в тот день все не по-настоящему было. Наверное, я просто отказываюсь принимать, что такое могло у нас случиться.
– А история болезни? Ею же вы занимались?
– А что я занималась? Взяла историю, принесла в кабинет, положила на стол. И все. Мое дело – маленькое, как раз-таки.
– Да я не обвиняю вас ни в чем, Аврора. Вы, конечно, здесь ни при чем. Просто мне нужна ваша помощь, чтобы разобраться. Это важно для Захара. Вы же хорошо к нему относились. Он с такой теплотой о вас вспоминал, что я ненароком даже подумала…
– Что подумали?
– Неважно, – отмахнулась Инга. Сейчас другое важно, вспомните, вдруг вы какую ксерокопию в тот день до операции с карты снимали? Или еще что? Можете вспомнить?
– Да нет, зачем мне ксерокопии? Карта же была на столе.
– Ну мало ли. Вы же знаете, что Захар уверял, что в карте не было ни слова про аллергию на препарат, который ей ввели перед операцией? Но потом эта запись оказалась вклееной.
– Знаю, но Вероника… Она, конечно, ничего не говорила, но ее намеки, взгляды… все указывало на то, что запись была, а Захар не обратил внимания. И это имело такие вот последствия. Может поэтому Вероника и не пошла на суд? Знала, что ничего в его защиту сказать не сможет? А обвинять его тоже не хотела? Вы не думали над таким вариантом?
– Но его же оправдали?
– Говорят, у него была непростая адвокат. Вы знаете сколько стоят услуги этой Дины Григорович?
– Да, я слышала, что у нее сумасшедшие гонорары. К тому же, она звезда. Какой канал не включи, везде ее эксклюзивные истории и расследования. Я только про эту историю нигде не смогла найти ни программ, ни статей. Может как-то не так ищу?
– Так не было ни одной статьи или программы.
– Как это? Дина Григорович ведь только ради этого и работает. Она же эти истории продает телеканалам за баснословные гонорары с семизначными цифрами.
– Ходили такие разговоры. Только не было ничего такого, хотя она это дело долго и тщательно вела. Полгода к нам в клинику ходила. Мы тоже думали, что сейчас начнет сенсации свои выдавать по всем каналам. Захар этого боялся, честно говоря. Ему и так хватило переживаний с этой историей. От него как-то сразу все отвернулись в клинике. Вероника с главврачом стала встречаться, остальные смотрели с подозрением. Как только он это все выдержал?!
– Значит, он сильнее, чем вы думали. И чем он сам думал. Он смог это выдержать. Простить только себя не смог. А выдержать смог.
Инга поблагодарила Аврору за откровенность и просила звонить, если вдруг что-нибудь вспомнит. А после этой встречи решила, что готова встретиться с человеком, которому пока не знает что сказать, и поехала, по адресу, который ей нашел брат. В документах дела адрес значился как прописка потерпевшей Салтыковой Ольги Александровны, 38 лет. Дом находился в элитной старой застройке, что было и не удивительно. Захар говорил, что девочка была из очень обеспеченной семьи и отец ее занимался бизнесом до того как погиб.
Инга долго собиралась с мыслями, а потом нажала на дверной звонок. За дверью послышался шум, но никто к двери не спешил. Она еще раз нажала, и потом снова. Наконец, дверь открылась и Инга рассмотрела женщину лет 30 в банном халате и с мокрой головой, а в открытой двери гостинной виднелось двое ребятишек, играющих с собачкой.
– Что вам? – быстро спросила женщина.
– Мне нужна Ольга Салтыкова.
– Здесь нет таких.
– Не может быть. Она прописана здесь.
– Здесь прописана я, мой муж и двое наших детей. А никаких других личностей здесь нет и быть не может.
– Вы давно здесь живете?
– Год почти.
– А до этого? Не знаете куда хозяйка прошлая уехала?
– Здесь был хозяин. Не знаю, мы через риэлтора покупали, у меня осталась визитка, я дам вам.
Инга поблагодарила за контакт и вышла на улицу. Обычный двор. Детская площадка, небольшая плотно заставленная дорогими машинами парковка, магазин через дорогу. К подъезду подходила пожилая женщина с нагруженным пакетом продуктов. Инга открыла перед ней дверь и предложила помочь.
– Давайте помогу донести. Тяжело с такой сумкой и сегодня почему-то лифт не работает.
– Спасибо. А вы к кому приходили в наш подъезд?
– Да я подругу старую ищу. Потеряла телефон, только адрес помню. Приехала, а в ее квартире уже какая-то семья живет. Олю Салтыкову я ищу, может у вас адрес ее новый есть?
– Салтыкова? Так она уехала пару лет назад. Потом в ее квартире холостяк жил. Ничего, спокойный такой. А год назад вот новая семья заехала. Орут, шумят, дети носятся, собака лает. Цирк какой-то, а не семья. При Салтыковых такого не было. Хорошая семья была. Эх жаль, что столько несчастий на вашу подругу свалилось. Несправедливая штука, жизнь, что ни говори.
– А что случилось? Я и не знала… Лет пять не виделись. Я за границей работала. В Барселоне. И потеряла телефон ее. Вот только этот адрес и остался.
– Спасибо, что донесли сумку. Заходите ко мне. Чаем вас угощу. Адреса у меня нет ее, а так расскажу, конечно, что знаю про Олю вашу. Она женщина хорошая была, здоровалась всегда. Девочка у нее такая воспитанная, тихая. Слова лишнего не скажет. Отца очень любила девочка. Муж у Салтыковой хороший, видно, был, работящий. Домой только ночевать приезжал. Тоже вежливый такой. Не красавец, конечно, и старшее ее намного, но солидный мужчина и при деньгах. Ну, да вы и сами знаете, сколько здесь квартиры стоят. Это нам с покойным мужем когда-то за заслуги выделяли, а сейчас здесь кто угодно купить может, были бы деньги. Вот и заселяются всякие.