– Нет, я не больна. По крайней мере физически… – Софи вздохнула и с силой улыбнулась. – Спасибо, что зашла, Констанс. Мы что-то редко с тобой видимся… Мне тебя не хватает.
– Так вот, я уже здесь.
– Ох, Констанс, – Софи закусила губу. – Фредерик сказал, что скоро уедет. В Германию. Как я это переживу? – Ее незрячие глаза заблестели от слез.
– Переживешь, потому что должна пережить, – Конни сжала ее ладонь. – Так же, как я живу без Лоуренса, хотя это очень трудно.
– Да. Я знаю, ты скажешь, что я наивная и не понимаю, что такое любовь. Что я забуду Фредерика, потому что у нас нет будущего. Но я взрослая женщина и знаю, что в моем сердце.
– Я просто пытаюсь тебя уберечь, Софи. Я понимаю, как тебе трудно.
– Констанс, я знаю, что мы с Фредериком будем вместе. Я знаю это здесь, – она приложила руку к сердцу. – Фредерик говорит, он найдет способ, и я ему верю.
Конни вздохнула. На фоне всех трагедий четырех военных лет, когда миллионы людей погибли либо потеряли своих близких, любовные страдания Софи могли бы выглядеть пустяком. Но для самой Софи они были самым главным на свете просто потому, что это была ее жизнь.
– Что ж, раз Фредерик говорит, что найдет способ, значит, найдет, – мягко сказала Конни, сочтя, что главное – это утешить. Ведь если Фредерик скоро уедет, возможно, ситуация разрешится сама собой.
Несколько следующих недель прошли беспокойно. Начались ночные налеты – сирены противовоздушной обороны врывались в сон, и парижане в поисках безопасности снова перебрались в подвалы. Рассказывали о воздушных атаках на заводы «Пежо» и «Мишлен», расположенные в промышленных пригородах столицы. Дома, в Англии, прочтя подобные новости в «Таймс», Конни отозвалась бы на них с радостью, но здесь газетные статьи были полны цифр, говоривших о том, сколько погибло невинных французов, работников этих заводов.
По-прежнему совершая ежедневную прогулку до садов Тюильри, она чувствовала, как слабеет пульс города, как понемногу люди теряют веру в то, что война когда-нибудь завершится. Давно обещанная высадка союзников так и не осуществилась, и Конни начала сомневаться, осуществится ли.
Усевшись на скамью, на которой она обычно сидела, Конни заметила, что к ней приближается Винишия. Они обменялись словами, подобающими при встрече, и Винишия присела рядом. Наряженная в свой костюм состоятельной дамы, на сей раз она не потрудилась накраситься, и с лицом, обтянутым бледной до прозрачности кожей, выглядела истощенной.
– Спасибо, что выручила тогда с подвалом. – Она достала из сумочки непременную пачку «Галуаз». – Будешь?
– Нет, спасибо.
– А я на них прямо живу. Помогают заглушать голод.
– Дать тебе денег на еду? – предложила Конни с радостью, что хоть чем-то может помочь.
– Нет, не нужно. Проблема в том, что я вечно мечусь, как заяц, чтобы боши не перехватили сигнал. Вечно в пути на моем несчастном велосипеде, так что нет случая спокойно сесть и поесть.
– Как в целом дела?
– Да ты знаешь, Кон, – Винишия глубоко затянулась, – шаг вперед и два назад. Но по меньшей мере наши люди теперь лучше организованы, чем летом. И лишняя пара рук всегда пригодится. Я тут подумала и решила, что, наверное, это не важно, что ты теперь не официальный агент. Нет никаких причин, чтобы ты не могла помочь нам как обыкновенная француженка. А кроме того, если ты познакомишься с людьми, с которыми я работаю, возможно, они помогут тебе уехать из Франции.
– Правда? – Конни мигом воспряла духом. – Ох, Винишия, я знаю, что моя жизнь – сущий пикник по сравнению с твоей, но я бы все, все сделала, только бы выбраться из этого дома.
– Я уже сказала товарищам, что ты мне помогла, и уверена, они сделают все, чтобы отплатить за услугу. Предлагаю тебе прийти к нам на встречу. Гарантировать ничего не могу, да и ты должна понимать: всегда есть риск, что найдется предатель, который стукнет немцам, где у нас сбор. И – ты ведь моя подруга. И мне жаль тебя, ты застряла в этом доме, развлекаешь свиней.
Винишия улыбнулась, и под завесой серой усталости вспыхнула искрой ее прежняя красота.
– Между прочим, тот малый, у которого ты живешь, похоже, занимает в Сопротивлении очень высокий пост. Я слышала, в Париже есть очень влиятельный человек, номер два после Жана Мулена. Если это твой малый, милочка, то понятно, почему Лондон предпочел пожертвовать твоей блистательной карьерой, когда ты перед всем гестапо явилась к нему на порог. Ладно, мне пора! – Винишия встала. – В среду в подробностях расскажу, где и когда встречаемся. Пока, дорогуша, увидимся!
Глава 22
Согласно договоренности, в следующую среду Конни пришла в Тюильри, но Винишия не объявилась. Конни дождалась ее только на четвертый день своего сидения все на той же скамейке. Руля на велосипеде, та не подала виду, что они знакомы, и просто проехала мимо, глядя прямо перед собой и пробормотав:
– Кафе «Де ла Пэ», Девятый район, сегодня в девять вечера, – и была такова.
Конни принялась ломать голову, как ей уйти из дома так, чтобы никто не заметил. Эдуард ни за что на свете не позволит, чтобы она вышла вечером одна, без сопровождения. Пожалуй, лучше всего будет объявить, что у нее болит голова, и после ужина подняться к себе. В это время Эдуард обычно запирается у себя в кабинете. Убедившись, что он так и сделал, она спустится в кухню и уйдет через подвал, который по-прежнему был не заперт, потому что ключа так и не нашли.
Однако вечером, сразу после ужина, когда Эдуард уже вышел из-за стола, а Конни собралась последовать его примеру, в дверь позвонили, и Сара вышла открыть. Вернулась она со словами:
– Это полковник фон Вендорф, мадам Констанс, он ждет вас в гостиной.
Чуть не расплакавшись, Конни поплелась в вестибюль, там нацепила на лицо сияющую улыбку и вошла в гостиную.
– Здравствуйте, герр Фальк. Как поживаете?
– Да неплохо, но я несколько дней не видел вас, фройляйн, и мне не хватает вашей красоты. Я пришел просить вас доставить мне удовольствие и пойти сегодня куда-нибудь потанцевать.
Конни начала было бормотать извинения, но Фальк, покачав головой, приложил палец к ее губам:
– Нет, фройляйн, вы мне слишком часто отказываете. Сегодня я отказа не принимаю. Заеду за вами в десять вечера. – Он пошел к выходу из гостиной и вдруг, словно передумав, остановился. – Думаю, настроение у меня будет прекрасное. У моих подчиненных сегодня очень важная встреча в кафе «Де ла Пэ». – Он улыбнулся. – Итак, увидимся, фройляйн.
Охваченная ужасом, Конни смотрела, как за ним закрывается дверь. Сердце ее стучало как молот. Нужно предупредить Винишию, что гестапо обо всем знает. Взбежав наверх, приколола к волосам шляпку, кинулась вниз, через вестибюль, открыла парадную дверь и уже ступила на порог, когда ее вдруг схватили за руку.
– И куда это ты, Констанс, в такой час и в такой спешке?
Она повернулась к Эдуарду, догадываясь, что написано у нее на лице.
– Мне нужно! Эдуард! Это вопрос жизни и смерти!
– Пойдем в библиотеку, и ты расскажешь мне, что тебя так всполошило. – Твердой рукой он вернул ее в дом и закрыл дверь.
– Пожалуйста! – взмолилась Конни. – Я ведь тут не в тюрьме! Ты не можешь держать меня здесь против моей воли! Мне нужно сейчас уйти, не то будет поздно!
– Констанс, ты тут не в тюрьме, но я не могу допустить, чтобы ты ушла ночью неизвестно куда. Либо ты мне все расскажешь, либо мне и впрямь придется посадить тебя под замок. Не думай, что твоя активность, включая встречи с «подругой» в «Ритце», прошла незамеченной, – мрачно сказал он. – Я не раз тебе повторял, мы не можем так рисковать. Нельзя, чтобы деятельность Сопротивления так или иначе указывала на этот дом.
– Да, – призналась Конни, потрясенная его осведомленностью. – Женщина, с которой я встречалась в «Ритце», – агент, нас вместе готовили в Англии. Она попросила меня помочь. Она – моя подруга, отказать ей я не могла.
– А теперь скажи, куда ты направлялась сегодня?
– Эта подруга сказала сегодня, что ее подпольная группа в девять вечера встречается в кафе «Де ла Пэ». А Фальк только что сообщил, что он тоже об этом знает. Гестапо будет их ждать. Я должна пойти их предупредить, Эдуард. Прошу тебя, – снова взмолилась она, – отпусти меня!
– Нет, Констанс. Ты прекрасно знаешь, сделать этого я не могу. Если тебя схватят, только вообрази себе, что станет со всеми, кто живет в этом доме.
– Но не могу же я просто сидеть здесь, когда ей готовят ловушку! Прости, Эдуард, говори что хочешь, а я пойду! – И она рванулась к двери.
– Нет!
Эдуард крепко схватил ее за плечи. Конни принялась вырываться – и отчаянно разрыдалась, поняв, что схватки не выиграет.
– Успокойся, Констанс, не вынуждай меня дать тебе пощечину. Ты сегодня в это кафе не пойдешь. – Он посмотрел на нее и со вздохом закончил: – Я пойду.
– Ты?!
– Да. У меня в таких делах опыта столько, что тебе и не снилось. – Он взглянул на часы. – Когда у них встреча?
– В девять. Остался час.
– Значит, я успею встретиться с кем-то, кто распространит сигнал тревоги. – Эдуард вымученно улыбнулся. – Если же нет, то пойду туда сам. Предоставь это мне. Сделаю, что смогу, обещаю.
– Ах, Эдуард! – Силы покинули ее, Конни уронила голову на руки. – Прости, что я тебя подвела!
– Об этом поговорим позже. А сейчас, если я хочу успеть вовремя, надо идти. И если меня вдруг кто-то спросит – он вскинул бровь, – я в постели с мигренью.
– Эдуард! – вдруг вспомнила Конни. – Фальк заедет за мной в десять, мы едем потанцевать…
– Значит, к десяти я должен вернуться.
Он вышел из библиотеки, а Конни рухнула в кресло и несколько минут спустя услышала, как щелкнула язычком замка входная дверь.
– Господи, – стиснув руки, взмолилась она, – пусть он успеет вовремя!
Как часовой, сидела она у окна гостиной, дожидаясь возвращения Эдуарда. Ночь была теплая, но она дрожала от страха. Часы на каминной доске тикали, отмеряя секунды, и когда звякнул дверной звонок, Конни подскочила, вспомнив про Фалька. Вышла в вестибюль и увидела, как горничная, открыв дверь, впускает его.