А ведь к побегу Фондаминского все было готово! По плану, задуманному «прав од ельцами», его должны были переправить ночью из Дранси и устроить в относительно безопасном месте – парижском военном госпитале Валь де Грае. Вместо этого он был отправлен на верную гибель, практически добровольной жертвой в Аушвиц (Освенцим). Для больного сердца Ильи Исидоровича это заключение оказалось роковым: он скончался от сердечного приступа.
Русские, арестованные по «Православному делу», также попали, как и сотни других, в лагерь Компьень, где в числе заключенных находился Игорь Александрович Кривошеин. Эта личность настолько примечательная в истории французского Сопротивления, что о ней стоит сказать особо. Он был третьим из пяти сыновей Александра Васильевича Кривошеина, известного государственного деятеля, министра-реформатора и соратника П. А. Столыпина до революции, а после нее – премьер-министра правительства Врангеля. Как и братья, Игорь Александрович получил хорошее образование, был выпускником Пажеского корпуса, знал европейские языки. Он успел повоевать против немцев в Первую мировую, а потом и против большевиков – в Гражданскую, на которой сражался в деникинской армии и у Врангеля. Войну закончил в чине штабс-капитана лейб-гвардии конной артиллерии, из Крыма эвакуировался вместе с отцом. Завершив образование уже в Париже, получил диплом инженера-электротехника, нашел неплохую работу, женился на своей соотечественнице из хорошей семьи, Нине Мещерской. Казалось бы, вполне благополучная судьба на фоне неисчислимых бед, принесенных многим вынужденной эмиграцией. Но этот неравнодушный человек так же, как и лучшие представители его Отечества, все свои силы и таланты отдавал борьбе с общим врагом.
Нина и Игорь Кривошеины с сыном
И. А. Кривошеин сотрудничал с разведывательной сетью ФАНА, созданной французскими коммунистами. Под именем Фернан этот русский патриот участвовал во многих разведывательных операциях, направленных против штаба вермахта во Франции, добываемая им богатая информация передавалась в Лондон. В ряды организации он привлек еще нескольких эмигрантов. Самым большим успехом Фернана явилась вербовка Вильгельма Бланке – немецкого антифашиста, служившего в экономическом отделе штаба германского военного командования во Франции. Через него удалось получить немало важнейших секретных сведений политического и военного характера. В июне 1944 года Фернан будет выслежен и арестован, а затем отправлен в лагерь смерти Бухенвальд. И выживет! (Игорь Александрович неоднократно рассказывал впоследствии, что был обязан своим чудесным спасением молитве, услышанной Небом.)
После войны И. А. Кривошеин будет избран председателем Содружества русских добровольцев, партизан и участников Сопротивления во Франции. В 1948 году вернется в СССР… Но все это пока что в будущем.
Когда Игоря Александровича освободили из Компьеньского лагеря в начале сентября 1941 года, товарищи по заключению попросили его организовать помощь их семьям. С этого времени началось знакомство и сотрудничество Игоря Кривошеина с матерью Марией, продлившееся полтора года. Вот как он сам рассказывал об этом:В воскресенье 22 июня 1941 года, в день нападения Германии на Советский Союз, оккупационные власти арестовали около тысячи русских, проживавших во Франции, и заключили их в лагерь близ г. Компьень, в ста километрах от Парижа. В числе арестованных в то утро был и я. Когда через пять недель я был выпущен из лагеря, мои товарищи, еще остававшиеся в заключении, поручили мне организовать отправку продовольственных посылок наиболее нуждающимся из них, а также помочь семьям, лишившимся кормильцев. С просьбой помочь мне в этом начинании я обратился к матери Марии. Меня ласково приняла высокая, статная монахиня с очень русским лицом. Веселые насмешливые глаза и очки в простой железной оправе. Она сразу согласилась, хотя отлично понимала весь связанный с этим риск. Под руководством матери Марии работа по оказанию помощи жертвам фашизма закипела и вскоре далеко вышла за первоначально намеченные пределы.
Соратницу своего мужа с искренней теплотой вспоминала и жена И. А. Кривошеина:
…лицо немолодой женщины, несколько полное, но прекрасный овал, и сияющие сквозь дешевенькие металлические очки незабываемые глаза…
И. А. Кривошеин подчеркивал:
Полтора года тесного сотрудничества с матерью Марией останутся навсегда одним из самых ярких впечатлений этого трагического и насыщенного событиями периода. Ее друзья верно говорили о ней впоследствии, что в ее жизни и судьбе как бы определялась судьба целой эпохи и что в ее личности были черты, которые так пленяют в русских святых женщинах: обращенность к миру, жажда облегчить страдания людей, жертвенность, бесстрашие.
Однажды кто-то из русских эмигрантов обмолвился:
– Нельзя унести с собой родину.
К сожалению, это правда. И все-таки многие из них долгие годы хранили ее в сердце, мечтая о встрече с Россией.
Тем, кому случалось видеть мать Марию летом 1941 года и слышать ее взволнованную речь, становилось ясным: душа ее уже не в Париже.
– Словно опять по-молодому, с буйной силой проснулось годами подавляемое иностранной действительностью пламенное патриотическое чувство, – рассказывали они. – По-видимому, оно жило в ней всегда, только она не давала ему воли.
– Европа?… – однажды при встрече переспросила матушка Татьяну Манухину. – По правде говоря, она просто для меня не существует. Я живу только Россией. Только она мне нужна и интересна. И еще православие… остальное все чужое и чуждое, необходимость, вынужденное приспособление к условиям жизни.
И Манухиной тогда подумалось: если бы матушка оказалась не здесь, а там, в России, в те страшные дни, когда решалась судьба русского народа, она бы, сняв монашеское одеяние, ушла в партизаны…
Но она была на чужбине, во Франции, где многим ее соотечественникам так необходимы ее помощь и сердечное участие!
На рю Лурмель был образован негласный комитет, в который, помимо матери Марии, С. Ф. Штерна и И. А. Кривошеина, вошли отец Димитрий Клепинин, С. В. Медведева и Р. С. Клячкина.
Лурмельский комитет стал центром антифашистской деятельности в Париже. Отсюда на протяжении 1941–1942 годов отправлялись сотни посылок семьям заключенных и нуждающимся (французский Красный Крест даже предоставил для их перевозки специальный грузовик), здесь планировались и устраивались побеги. Душой Лурмельского комитета была, конечно же, матушка Мария.
Продукты для заключенных безвозмездно поставляли русские магазины и еврейские рестораны; некоторые люди помогали просто деньгами. С разрешения отца Димитрия продовольственные посылки отправлялись от имени Лурмельской церкви. Раз в неделю на рю Лурмель эти передачи собирали и упаковывали, причем в работе принимали участие жены и родственники заключенных. На следующий день одна из женщин, Ольга Алексеевна Игнатьева, отвозила посылки в Компьень на грузовике, выделенном для этой цели, как уже говорилось, организацией французского Красного Креста.
Интересно следующее. Список добрых дел, совершаемых русскими во Франции, пополнялся и в самом лагере. Об этом сообщает в своих воспоминаниях жена Игоря Кривошеина:
Так как передачи в еврейское отделение лагеря были очень долгое время запрещены и люди там ужасно голодали и мерзли, русский лагерь наладил трос из одного отделения в другое, и по ночам часть посылок передавалась туда.
Комитет занимался также сбором пожертвований для семей заключенных и раздачей пособий. Сергей Федорович Штерн, который посвятил годы жизни сбору пожертвований и оказанию помощи нуждающимся эмигрантам, взялся продолжить такую деятельность в пользу всех преследуемых оккупантами. Со своей задачей он справился прекрасно.
Кроме посылок, материальной помощи и документов для лиц, преследующихся немецкой администрацией в Париже, на улице Лурмель давали кров и пищу всем нуждающимся. Люди жили во флигеле и в сарае, за неимением места некоторые спали просто на полу в зале.
Игорь Кривошеин вспоминал:
Здесь вопрос уже шел не только о насущной помощи и крыше над головой, дело дошло вплоть до того, что на лурмельской кухне работал некоторое время, до переправки к партизанам, бежавший из лагеря один из первых советских военнопленных, и он был не последним. Долгое время скрывались два американских летчика, которым удалось раздобыть поддельные документы и переправить в безопасную зону. Нужно было доставать поддельные документы и для участников Сопротивления, и для евреев, которые скрывались на Лурмель и в Нуази. Из этих центров была налажена сложная цепь по всей Франции для спасения и бегства людей…
В результате русская монахиня и ее организация оказались в самом центре настоящей антифашистской борьбы с хорошо налаженными связями, и этим звеньям удалось сохраниться вплоть до февраля 1943 года!
Сама матушка была очень довольна проделанной работой. Жена Игоря Кривошеина вспоминала, как летом 1942 года это отметили:
…мать Мария устроила на рю Лурмель скромный праздник в честь годовщины образования Комитета Помощи; стоял небольшой стол с незамысловатой закуской военного времени, были все дамы, работавшие в Комитете, о. Клепинин и, кажется, Пьянов. Настроение у всех было хорошее, все ждали, что скажет мать Мария; лицо у нее светилось весельем, на нем даже играла лукавая улыбка и, взяв рюмочку водки, она произнесла маленькую речь про Комитет и его работу, и в конце сделала шутливый комплимент Игорю Александровичу за то, что он сумел устроить это дело, которое уже целый год благополучно здравствует.
В комнате матери Марии находился мощный приемник – его оставили на хранение друзья, покинувшие Париж. К