По злой иронии судьбы ровно через месяц, 17 августа того же года, в Петербурге скончалась крестная мать Лизы, ее любимая бабушка Елизавета Александровна Яфимович. Впоследствии Е. Ю. Кузьмина-Караваева скупо писала:
Умер мой отец.
Потом умерла бабушка.
Не помню сейчас, когда умер Победоносцев. Во время его смерти я была опять в Петербурге, но на похороны не пошла… [1]
Так, утратой «рая», кончилось ее детство.
Смерть Юрия Дмитриевича обнаружила, что средств для существования у семьи Пиленко немного: доходы от имения были весьма скудными. Потому-то после скоропостижной смерти мужа Софья Борисовна Пиленко спешно продала часть земель и вместе с детьми Лизой и Димой перебралась в столицу, поближе к родственникам. Они и сняли вдове с сиротами небольшую квартиру на первом этаже дома 26 в Басковом переулке, неподалеку от того места, где жила одна из сестер Юрия Дмитриевича – Екатерина Дмитриевна Чистович. Квартира эта, по определению подруг Лизы, была несколько темновата и «скромно обставлена». Но на учение своих детей Софья Борисовна средств явно не жалела: Лизу отдали в 5-й класс самой дорогой частной гимназии Л. С. Таганцевой, годы пребывания в которой помогли девочке по-настоящему повзрослеть, окончательно определили ее характер и увлечения.
Это учебное заведение славилось на весь Петербург первоклассными педагогами и фигурой попечителя – сенатора, члена Государственного Совета, известного адвоката Н. С. Таганцева.
Культуролог Лариса Агеева, автор работ, посвященных Е. Ю. Кузьминой-Караваевой, уточняет:По сфабрикованному делу («Заговор Таганцева») его сын, профессор, географ В. Н. Таганцев, и его невестка будут расстреляны 26 августа 1921 года, а вместе с ними еще 100 человек. Среди них окажется и поэт Н. С. Гумилев, а всего к уголовной ответственности привлекут более 800 петербуржцев. Но это все впереди. В 1906 году ничто не предвещало такого трагического конца. По воспоминаниям подруги Лизы, «в гимназии царила серьезная атмосфера дисциплины и научный дух критики».
Здесь преподавали первоклассные педагоги, которых тщательно отбирала Л. С. Таганцева, незаурядная женщина. Из шестидесятниц. Свободолюбивая и независимая. Сама пробивала себе дорогу. В долгие годы учительства мечтала о собственной школе. Помог случай. Она выиграла в лотерею изрядную сумму денег и пустила ее на организацию гимназии с современными программами, с индивидуальным подходом к развитию девочек.
Петербург с его промозглым климатом и длинными зимними днями поначалу раздражал Лизу. Казалось, в этом туманном городе вообще не бывает солнца! Многое в Северной столице было ей чуждо. Ей, выросшей на крымских просторах, так не хватало теплого моря и ярких солнечных лучей! И, конечно же, отца – великодушного и строгого, с мудрым сердцем, который мог открыть ей, в чем смысл жизни.
Справиться с депрессией Лизе помогали подруги, которых она нашла в новой школе. Они будут верны этой дружбе и после того, как Е. Ю. Кузьмина-Караваева покинет Россию. Подруги оставят воспоминания о гимназии, своей юности и о Лизе Пиленко, «талантливой на все руки, бурливой, как вино». По отзывам многих людей, знавших ее, печать исключительности лежала на этой девочке уже тогда. Одна из гимназических подруг вспоминала:
Она была необычайно, можно сказать, гениально одарена, и необычайно интенсивной была ее интеллектуальная жизнь… У Лизы совершенно по-особому складывались отношения с людьми. Я не помню, чтобы она с кем-нибудь в классе ссорилась или о ком-то отзывалась плохо: она просто не замечала тех, кто был незначительным, мелким, пошлым.
Наряду с общеобразовательными предметами в гимназии Л. С. Таганцевой преподавалось и рисование, уроки которого вела художница-акварелистка В. П. Шнайдер.
Одноклассница Лизы Ю. Я. Эйгер вспоминала позже:
Девушки-гимназистки были в курсе литературных, театральных и музыкальных событий в Петербурге, посещали выставки «Мира искусства». Нашими любимыми художниками были Бенуа, Лансере, Сомов, Кустодиев, Альтман…
…Лиза была настоящая художница. Рисовала она не просто хорошо, на каждом рисунке лежала печать ее неповторимого своеобразия и таланта. Рисовали мы в гимназии на уроках банальные гипсовые орнаменты, и некоторые из нас научились их рисовать правильно и точно, может быть, даже изящно. А вот в рисунке Лизы, резком и подчеркнутом, всегда была выделена какая-то идея, остальное было сделано небрежно, как бы едва намечено. Я до сих пор помню ее рисунки, поразившие меня, и несомненно она, а не наш учитель рисования, научила меня понимать живопись как искусство, проникать в самую сущность людей и вещей, созданных гением человека. И как ни странно, в то время Лиза рисованию не придавала особого значения!
Писать стихи Лиза начала еще тогда, в гимназические годы. Ей всегда было проще выражать свои мысли не прозой, а стихами. С детства ее любимыми поэтами и в определенной степени «учителями» были Константин Бальмонт и Михаил Юрьевич Лермонтов. Позже – Александр Блок…
Во второй половине января 1908 года на одном из вечеров современной поэзии пятнадцатилетняя Елизавета Пиленко впервые увидела его и услышала его гениальные строки об очарованном береге и очарованной дали. Такого человека ей никогда раньше видеть не приходилось. Да и человека ли?…
Мир перевернулся…
Глава 3 Хождение по мукам
Я плыла к закату; трудный путь был долог;
Думала, что нет ему конца;
Но незримый поднял мне закатный полог
И послал навстречу светлого гонца.
Я к нему в обитель тихо постучала;
Он открыл мой звездный, мой последний путь.
И настал конец, и близилось начало;
И сдавила радость мне тисками грудь.
Е. Кузьмина-Караваева
Летом 1925 года в Ленинграде появился роман Алексея Толстого «Хождение по мукам»; точнее, первая его часть – «Сестры». Замечательная эпопея о духовных исканиях русской интеллигенции сразу же захватила внимание читающей публики.
В «Сестрах» выписан довольно несимпатичный образ поэта-декадента Алексея Алексеевича Бессонова, в котором читатели без труда разглядели шаржированные черты Александра Блока. Автор путано объяснял впоследствии, что он имел в виду не самого Александра Александровича, а его многочисленных подражателей. Впрочем, подобным объяснениям мало кто верил. Было прежде всего непонятно, почему же эпигоны Блока высмеивались в физическом облике поэта и носили его автобиографические черты. Ведь даже инициалы поэта полностью совпадали с инициалами Бессонова: А. А. Б.
Легко узнавали Блока в этом образе и его современники, прекрасно знавшие поэта и хорошо осведомленные о его личной жизни. По свидетельству одного из мемуаристов, «Хождение по мукам» Анна Ахматова отрицала не читая. Причина, судя по всему, содержалась в следующем. «Однажды она собралась с силами и прочла, и теперь у нее есть доказательства ничтожества этой книги, – пересказывал беседу с Анной Андреевной мемуарист. – Образ Бессонова – недопустимое оскорбление Блока».
В начале трилогии одна из любимых героинь Толстого, Даша, влюблена в известного поэта Алексея Бессонова – высокомерного красавца с холодным и бледным лицом. Она решает признаться ему в своем чувстве: «И жизни мне нет, покуда не пойду к нему, не услышу его голоса, не почувствую его всего. А остальное – ложь. Просто – нужно быть честной».
Через несколько дней девушка буквально врывается в квартиру скучающего поэта и признается ему в любви:
– Вы вошли в меня, как болезнь. Я постоянно ловлю себя на том, что думаю о вас. Это, наконец, выше моих сил. Лучше было прийти и прямо сказать. Сегодня – решилась… Но я ничего не хочу и не прошу от вас. Мне нужно было только сказать, что я вас люблю мучительно и очень сильно… Я разрушилась вся от этого чувства… У меня даже гордости не осталось…
Отношения этих героев так и не сложились. Отчасти из-за того, что в разговоре с Бессоновым Даша поняла: именно он был любовником ее обожаемой Кати, с которым сестра изменяла мужу. По сюжету в спутники самой Даше предназначался совсем другой человек – мужественный, честный и мягкий Иван Ильич Телегин.
Близкие знакомые Елизаветы Кузьминой-Караваевой в этом эпизоде узнали ее в образе Даши. Всю жизнь Елизавета Юрьевна не скрывала перед друзьями ни любви к Блоку, ни истории их первой встречи. А то, что открыто друзьям в откровенной беседе, порой становится известным всему свету. Именно так получилось у нее с Алексеем Толстым, с которым Елизавета Юрьевна поддерживала дружеские отношения и в юности, и в более поздние годы.
Но в толстовском романе фигурирует еще одна, не менее интересная для нас героиня. Зовут ее необычно и несколько странно: Елизавета Киевна Расторгуева. Склонная к полноте молодая женщина, она грезит о большом чувстве и тоже влюбляется в Алексея Бессонова. Это она «купила книгу Бессонова, разрезала ее щипцами для волос, прочла несколько раз подряд, залила кофеем, смяла в постели и, наконец, за обедом объявила, что он гений…».
Елизавета Киевна пишет Бессонову «восторженное, нелепое письмо с требованием свидания». И это свидание состоялось поначалу в ресторане «Вена» – как раз между решением Даши отправиться к поэту-декаденту и ее визитом к нему.
Диалог этих двух персонажей очень напоминает первую встречу Лизы Пиленко с Блоком, с которой мы начали нашу книгу. Неужели и Елизавета Киевна каким-то образом «списана» с Елизаветы Юрьевны? Может быть, странное отчество «Киевна» – намек на украинское звучание фамилии Пиленко?…
Подтверждение нашей догадки находим опять же у современников. За образ Елизаветы Киевны в «Хождении по мукам», подчеркивают они, у Кузьминой-Караваевой были все основания дать Толстому пощечину (а заодно и за Блока, которого она боготворила), но та простила.