м своим подопечным о Гражданской войне в Испании, о челюскинцах и о Валерии Чкалове… Но не пара он дочери товарища Сталина. Не пара! К тому же еврей. Так и доложили вождю.
Владимир Николаев[35], сын секретаря Свердловского райкома ВКП(б) Москвы и одноклассник Светланы Сталиной, рассказал, что, когда Сталину донесли о первой влюблённости дочери, он устроил скандал и отхлестал её по щекам. А она вдруг упёрлась (когда подростковые гормоны играют, им не страшен родительский гнев), взыграла аллилуевская кровь, и наперекор отцу ответила ему в дневнике: «Выйду за него замуж – и всё!»
Возможно, это и подглядел бдительный Кривенко в Светланином дневнике.
Николаев дневник не читал, но о его содержании мог узнать от Светиных подружек, которым по наивности она его показала (девочки часто делятся между собой секретами), ну а дальше началась игра в воображение. В своих воспоминаниях об этой размолвке с отцом Светлана не написала (имеет право и промолчать).
Она призналась в «Письмах к другу», что отец впервые в жизни влепил ей две пощечины в 1943 году, когда она сообщила ему о своей любви к Каплеру. Но не думаю, что пощёчины, полученные за Гришу Морозова, если таковые были в действительности – скорее всего это чей-то домысел, озвученный Николаевым, – позабылись. Такое не забывается. В «Письмах», написанных в 1963 году, и в последующих мемуарных книгах, достаточно откровенных, она о физическом оскорблении за Гришу Морозова не упомянула. Значит, ещё одна сплетня, превратившаяся во враки.
Светлана скупо пишет о семейной жизни и не объясняет, почему после пылкой любви к Каплеру (она подробно описала романтические отношения, связывавшие их), через год, окончив школу, она внезапно стала женой Гриши Морозова. Внезапно для тех, кто не знал, что она была влюблена в Гришу, ещё будучи пионеркой. Но она не обязана раскрывать душу и выворачивать себя и свою жизнь наизнанку. Частная жизнь потому и называется частной, что открыта для всеобщего обозрения настолько, насколько этого желает частное лицо. Конечно, она любила Гришу (Каплер вихрем вклинился в их роман), но, возможно, на подсознательном уровне решение выйти за него замуж сразу же по окончании школы вызывалось желанием вырваться из-под плотной опеки отца. Быстрое замужество стало своеобразной формой протеста за Каплера, отправленного отцом в лагерь.
В 1963 году она не стала описывать историю школьной любви, прерванную увлечением Каплером. К её встрече с Григорием Морозовым через сорок лет после развода мы вернёмся, рассказывая о пятой жизни Светланы Аллилуевой, в которой она ненадолго вернулась в СССР. А пока она ещё школьница, живущая в прекрасной стране Зазеркалье.
Какие последствия имело для бестактного надзирателя грубое вторжение в личную жизнь девочки? Не исключаю, что сработал эффект бумеранга и ретивый Кривенко, углядевший в дневнике то, чего ему не положено было знать (о конфликте отца и дочери), исчез в лабиринтах ГУЛАГа, умевшего хоронить тайны.
Новый «дядька», Александр Сергеевич Волков, оказался не лучше прежнего, вспоминала Светлана. Он затерроризировал школу, заведя там свои порядки, заставляя Свету надевать пальто не в общей раздевалке, а в специальном закутке возле канцелярии, куда она отправлялась под насмешливыми взглядами одноклассников, краснея от стыда и злости. Общение с соучениками во время завтрака на большой перемене в общей столовой Волков отменил, и вместе с такой же несчастной девочкой, Светой Молотовой, Свету Сталину уводили в отдельное помещение и кормили домашними бутербродами. Она оказалась в положении арестанта, которому надели кандалы и наручники, но позволили учиться в привилегированной школе. Её постоянно держали на поводке.
Такой режим «безопасности» был установлен двум Светам в спецшколе для детей высшей советской элиты и зарубежных коммунистических лидеров, где, помимо детей Сталина и Молотова, учились дети Маленкова, Берии, Булганина, Микояна, внучки Горького (Марфа и Дарья), сын Бориса Пастернака и сын авиаконструктора А. Н. Туполева (Алексей Туполев). От кого же их защищали? В классных журналах стояли фамилии детей членов ЦК, наркомов и их заместителей, руководителей Коминтерна и зарубежных компартий. Многие из них впоследствии стали «врагами народа». Теперь ясно. От «врагов народа», ещё не разоблачённых.
Находясь под таким контролем, Светлане сложно было с кем-либо подружиться вне школы. Она понимала: правила общения с внешним миром, которым она обязана следовать, установлены отцом. Она не была с ним согласна. Но спорить? Она была послушной дочерью и не бунтовала, зная, что отец её не поддержит. У девочек с грузинской кровью с детства воспитывают терпение и смирение и соблюдение заповеди: отец всегда прав. Вот почему Сталину для воспитания дочери потребовалась грузинка.
Но и Волков продержался недолго. Причина его исчезновения из Светланиного окружения и, возможно, навечно (время беззаконий одинаково сурово ко всем) связана была, по-видимому, с очередным недосмотром. На этот раз касающимся однокашницы.
Владимир Николаев, одноклассник Светланы Сталиной, вспоминает бедствия, постигшие детей привилегированных родителей: «Почти у половины ребят нашего класса отцы, иногда и матери тоже, оказались арестованы как “враги народа”». Однажды, рассказал он, перед началом уроков в класс вошли классный руководитель и старший пионервожатый. Запинаясь и с трудом подбирая слова, учитель сообщил детям, что отец их одноклассницы Наташи арестован как «враг народа». «Но вы должны по-прежнему хорошо относиться к Наташе, она ни в чём не виновата, – убеждал он ребят. – Отец её – это одно дело, Наташа – другое. Она была и будет членом нашего коллектива».
Больше подобных публичных выступлений в классе не было: явление приобрело массовый характер, и родителей одноклассников арестовывали одного за другим. Дети научились говорить между собой шёпотом. Они были сообразительными и не вовлекали Светлану в опасные разговоры. Однако в отчаянии для спасения хватаются за соломинку.
Когда у одноклассницы Аллы Славуцкой, с которой Светлана дружила, арестовали отца, советского посла в Японии, Алла попросила Свету передать Сталину его письмо, написанное им накануне ареста. Он предчувствовал неприятности и решил подстраховаться.
Этот случай (Светлана упоминает о нём в книге «Только один год») у Николаева описывается как закончившийся «хеппи-эндом». Со ссылкой на рассказ Славуцкой он приводит разговор Светланы и Аллы, состоявшийся на следующий день.
«Света сказала подруге: “Я вошла в кабинет к папе. Там был Берия и ещё кое-кто. Я сказала, что отец моей хорошей подруги арестован. Папа раскрыл конверт и обратился к Берии: “Почему не доложили?” Берия что-то тихо ответил, непонятное мне. “Но он прочёл?” – нервно спросила Алла. “Да, прочёл”, – ответила Света.
Когда отца Аллы выпустили из тюрьмы и он вернулся к семье, то рассказал дочери, что перед освобождением его привели в кабинет Берии. Хозяин кабинета поздоровался с ним за руку и сказал: “Иосиф Виссарионович приказал освободить. Дело прекращено, – и добавил с сильным грузинским акцентом: – Тэперь всё у тэбя будэт, богатым будэшь”. Слух об этом быстро распространился»[36].
Но впрямь ли эта история имеет счастливый конец? Во втором томе «Очерков истории Министерства иностранных дел России, 1802–2002» о Славуцком краткая биографическая справка:
«Славуцкий Михаил Михайлович (1898 —?) – в 1931–1937 гг. – генеральный консул СССР в Харбине (Китай), в 1937–1939 гг. – посол СССР в Японии. Репрессирован. Реабилитирован посмертно»[37].
Специально для Светы, которую папа оберегал от реальной действительности, разыграли спектакль (после этого случая детей, чьих родителей арестовывали, переводили в другой класс, подальше от дочери Сталина). Славуцкого выпустили из тюрьмы, успокоили Свету, а затем вновь посадили и… навсегда. А легенда осталась. В НКВД были умелые режиссёры, и они знали, как ставить спектакли. Радзинский в книге «Сталин» описывает, как в 1937 году истребляли дипломатов и разведчиков.
Их вызывали в Москву якобы с целью назначения в другую страну, которое они получали по возвращении, о чём сообщали коллегам, оставшимся за рубежом. Им предоставляли отпуск, отправляли в санаторий, затем оформляли документы для новой работы. На вокзале их провожали друзья. Происходило трогательное прощание, иногда с выпивкой. Заподозрить никто ничего не мог. На первой же станции в купе входили оперативники с ордером на арест… Друзья и коллеги ещё долго думали, что молчание «уехавших» вызвано пребыванием в секретной заграничной командировке.
Несомненно, со временем Светлане стал известен печальный финал, и она поняла, какую «шутку» проделали с ней чекисты. Обвиняла ли она своего любимого папочку в соучастии в «розыгрыше»? Судя по «Письмам к другу», нет. Его, «наивного и доверчивого», считала она, обвёл вокруг пальца коварный и хитрый Берия.
Все члены Политбюро, все близкие и дальние родственники Сталина, его закадычные друзья времён бурной молодости, товарищи по застолью, – все жили под страхом ареста. Сын Вася, которому предназначалось быть преемником, не жил в мире иллюзий, аресты его друзей происходили иногда на его глазах, и Вася принимал это как должное, никогда не высказывая отцу недовольства. Но дочь от внешнего мира Сталин оберегал. Она долго ещё оставалась принцессой Зазеркалья, не бравшей в разумение, почему только её школьная парта ежедневно блистает как отполированная, не спрашивающей, почему исчезают её одноклассники, почему на даче в Зубалове происходят распри между близкими родственниками и почему враждующие группировки в поисках поддержки подсылают её к отцу: «Поди скажи папе», – она шла и получала от отца нагоняй. Дальше слово в слово по тексту:
«“Что ты повторяешь всё, что тебе скажут, как пустой барабан!” – сердился он и требовал, чтобы я не смела обращаться к нему с просьбами за других… Требовал он также, чтобы я не носила к нему ничьих писем, – мне иногда давали их в школе, – и не служила “почтовым ящиком”»