«А на следующий день Каганович собирает секретарей московских райкомов партии и говорит, что скоропостижно скончалась Надежда Сергеевна. Я тогда подумал: “Как же так? Я же с ней вчера разговаривал. Цветущая, красивая такая женщина была”.
Искренне пожалел: “Ну что же, всякое бывает, умирают люди…” Через день или два Каганович опять собирает тот же состав и говорит: “Я передаю поручение Сталина. Сталин велел сказать, что Аллилуева не умерла, а застрелилась”… Причин, конечно, нам не излагали. Застрелилась, и всё тут»[69].
Недоговоренность породила подозрения, что её смерть была насильственной, на бытовой почве. Такое часто случалось в судебной практике. Кто-то кого-то с кем-то застал. А дальше варианты: застрелился (повесился, утопился) – «наказание» изменника собственной смертью, чтобы того совесть замучила. Или расправился с обидчиком топором (дробовиком, пистолетом). Хрущёв вспоминал:
«Тогда ещё ходили глухие сплетни, что Сталин сам убил её. Были такие слухи, и я лично их слышал. Потом люди говорили, что Сталин пришёл в спальню, где он и обнаружил мёртвую Надежду Сергеевну; не один пришёл, а с Ворошиловым. Так ли это было, трудно сказать».
Хрущёв сам подверг сомнению версию хождения с Ворошиловым, задав справедливый вопрос: «Почему это вдруг в спальню нужно ходить с Ворошиловым? А если человек хочет взять свидетеля, то, значит, он знал, что её уже нет?»
Сталин быстро понял, что сплоховал с объяснением, и запустил в партийных кругах новый слух. «Не могу сказать, где тут правда, – писал Хрущёв, – потому что знаю две версии: одна – что Сталин её застрелил; другая, более вероятная версия, что она застрелилась в результате оскорбления, нанесенного её женской чести». О предсмертном письме ни слова. Версию о поруганной женской чести, «гуляющую» и поныне, умело подбросил Хрущёву генерал Власик (сделал он это не по собственной инициативе – наверняка получил указание направить слухи по ложному следу).
«После парада, как всегда, все пошли обедать к Ворошилову… Там они пообедали, выпили как полагается… Надежды Сергеевны там не было. (Курсив мой. – Р.Г.) Все разъехались, уехал и Сталин. Уехал, но домой не приехал. Было уже поздно. Надежда Сергеевна стала проявлять беспокойство – где же Сталин? Начала его искать по телефону. Прежде всего она позвонила на дачу…
<…> На звонок ответил дежурный. Надежда Сергеевна спросила: “Где товарищ Сталин?” – “Товарищ Сталин здесь”. – “Кто с ним?”
Тот назвал: “С ним жена Гусева”. Утром, когда Сталин приехал, жена уже была мертва. Гусев – это военный, и он тоже присутствовал на обеде у Ворошилова. Когда Сталин уезжал, он взял жену Гусева с собой. Я Гусеву никогда не видел, но Микоян говорил, что она очень красивая женщина. Когда Власик рассказывал эту историю, он так прокомментировал: “Чёрт его знает. Дурак неопытный этот дежурный: она спросила, а он так прямо и сказал ей”»[70].
Это уже по-нашему, по-мужски, и понятно широкой публике, любящей порезвиться. Товарищ Сталин, как настоящий грузин, немного загулял, а Надежда Сергеевна приревновала. Причина самоубийства – ревность, отнюдь не политические разногласия.
Но Сталин боялся, что циркулирующие по Москве слухи об убийстве (или причинах самоубийства) когда-нибудь дойдут до детей, и, чтобы новая версия утвердилась, распорядился сменить прислугу (сменить на его языке означало: свидетелей сгноить в лагерях). Так же он поступил со старыми большевиками, когда совместно с Кировым и Ждановым переписал историю. «Краткий курс истории ВКП(б)» стал катехизисом. Свидетелей подлинной истории и лично знавших тех, кто за «10 дней потряс мир»[71], он отправил к Каменеву и Зиновьеву.
Разобравшись с прислугой, он принялся за родственников и близких друзей, знавших о предсмертном письме, оставленном Аллилуевой. В 1937-м за решёткой оказались родственники первой жены Сталина: родные брат и сестра Екатерины Сванидзе, Алёша и Марико, и Алёшина жена Мария. Все они погибли в тюрьмах.
В декабре 1937-го арестовали кремлёвских врачей, профессоров Левина и Плетнёва, осматривавших тело Надежды Аллилуевой и отказавшихся подписать медицинское заключение, что она умерла от аппендицита. Главврач Кремлёвской больницы Анна Каннель, присутствовавшая при осмотре тела и присоединившаяся к коллегам, избежала ареста – умерла от менингита в 1936 году. Врачей обвинили во вредительском лечении, приведшем к смерти председателя ОГПУ Менжинского, заместителя Председателя Совнаркома Куйбышева, Максима Горького и его сына Пешкова. Имя Аллилуевой упомянуто не было. Но на процессе 1938 года по отношению к врачам впервые прозвучало: «врачи-убийцы». Левина приговорили к расстрелу, Плетнёва – к 25 годам заключения, расстреляли в 1941-м. «Дело врачей» продолжили в 1952-м.
Этим круг опасных свидетелей не замкнулся – подошла очередь родственников и друзей Надежды Аллилуевой. Был арестован Николай Бухарин, сидевший за столом рядом с Надей; Авель Енукидзе, её крестный отец; Станислав Реденс, муж Анны Сергеевны Аллилуевой. Павел Аллилуев, родной брат Нади, вернувшись из отпуска, вышел на работу и неожиданно умер. Якобы от разрыва сердца. Но год смерти был всепожирающий – 1938-й. Врачи, которые позвонили домой, когда он был ещё жив, задали его жене странный вопрос, к симптомам сердечной болезни не относящийся: «Чем вы его сегодня кормили?»
Анну Сергеевну и Евгению Александровну Аллилуевых, жён репрессированного Реденса и «своей смертью умершего» Павла, Сталин пока не тронул. К Анне Сергеевне он стал подбираться исподволь, вначале сократив до минимума общение с племянниками. После ареста Реденса ей запретили появляться в Зубалове, а затем и в кремлёвской квартире Сталина. Но к Евгении Александровне, или к Жене, это не относилось: она нравилась Сталину, и, по слухам, он «имел на неё виды».
В 1935 году Мария Сванидзе записала в своём дневнике: «Иосиф шутил с Женей, что она опять пополнела. Теперь, когда я всё знаю, я их наблюдала». Что она имела в виду, написав «всё знаю»? Что-то, значит, имело место?
Её дочь, Кира Павловна Политковская, в разговоре с Ларисой Васильевой вспоминала, что «после папиной смерти Берия предложил маме стать экономкой Иосифа Виссарионовича». Она отказалась и заторопилась замуж за Николая Молочникова, которого знала с 1929 года, когда он вместе с Павлом работал в Берлине в торговом представительстве СССР.
Не означало ли это, что при посредничестве Берии Сталин сделал ей предложение о сожительстве? Риторический вопрос в ответе не нуждается, Кира ответила на него фразой: «Она и замуж вышла, чтобы защититься». Иосиф Виссарионович достал Женю настойчивыми ухаживаниями, от которых всё труднее становилось увёртываться, и она вышла замуж, не подозревая, что этим не спасёт ни себя, ни нового мужа, – обоих в 1947 году арестовали по ложному обвинению. Вскоре после второго замужества Женя попала в больницу. Сталин неоднократно звонил ей домой, просил её к телефону, затем он остыл. Звонки прекратились…
…В 1937 году Светлане пошёл 12-й год. Она не могла правильно осмыслить происходящие события, понять, почему обезлюдел их дом и любимые дядя Алёша, тетя Маруся и дядя Стах оказались, по словам отца, нехорошими людьми.
Когда через десять лет над тётушками нависла угроза ареста, Светлана уже была студенткой истфака. Она не верила в байку, что тётя Женя отравила мужа, чтобы выйти замуж за Николая Молочникова.
Первого декабря 1945 года, едва Сталин отошёл от инсульта, Светлана написала отцу: «Папочка, что касается Жени, то мне кажется, что подобные сомнения у тебя зародились только оттого, что она слишком быстро вышла снова замуж. Ну а почему это так получилось – об этом она мне кое-что говорила сама… Я тебе обязательно расскажу, когда приедешь… Вспомни, что на меня тебе тоже порядком наговорили!»
Вмешательство Светланы на два года отсрочило намечавшийся арест: он понял, что версия об отравлении мужа звучит неубедительно. Её надо подкрепить весомыми обвинениями. Когда в декабре 1947-го – январе 1948-го арестовали Евгению Александровну и Анну Сергеевну Аллилуевых, а затем и Киру Павловну Аллилуеву, племянницу Сталина, и Светлана вновь за них заступилась, Сталин резко ответил дочери: «Болтали много. Знали слишком много – и болтали слишком много».
О том, чего опасался Сталин и почему за то, что они «слишком много знали», Анна и Евгения Аллилуевы получили по 10 лет, они рассказали Светлане через шесть лет…
В 1954 году Евгения и Анна Аллилуевы вернулись из тюрьмы и заговорили. После пережитого измученным женщинам не было резона хранить молчание, и они безбоязненно раскрыли тайну, которую Сталин так жестоко оберегал. Светлана им верила: они принадлежали к первому кругу свидетелей, которые не понаслышке знали историю их семьи.
От тётушек Светлана впервые услышала, что перед самоубийством Надя оставила мужу письмо, полное политических обвинений. Его прочли самые близкие родственники. Затем письмо было уничтожено. Аллилуевы объяснили, что причина, по которой Сталин засадил их в тюрьму, заключалась в том, что они, как и Полина Жемчужина, знали о содержании письма. Сталин опасался огласки. Светлана могла подвергнуть сомнению любых рассказчиков, но не родных тёток, которых она знала и любила с детства.
Они говорили, что Надино самоубийство настолько всех потрясло, что они растерялись и заботились лишь о том, чтобы скрыть правду. В первую очередь от детей. Поэтому к телу не были допущены врачи и не было принятого в подобных случаях медицинского заключения о причинах смерти, а в некрологе, опубликованном в «Правде», сообщалось лишь о «неожиданной кончине в ночь на 9 ноября». Недоговорённость и скрытность стали поводом для слухов и предположений.
Анна и Евгения читали предсмертное письмо Нади. Они полагали, что именно это стало причиной их ареста. Светлане даже после выхода из тюрьмы они не раскрыли его содержание. Через 55 лет в 2008 году в двухсерийном телефильме «Кремлёвская принцесса. Жизнь и судьба Светланы Аллилуевой» двоюродный брат Светланы, Александр Павлович Аллилуев, рассказал о его содержании.