Светлана вспоминала, как в её присутствии Василий проинформировал отца, что развёлся с первой женой, поскольку ему «не о чём с ней говорить». Тот расхохотался: «Ишь ты, идейную захотел! Ха! Знали мы таких идейных… селёдок – кожа да кости!» Затем они, не стесняясь, один – сестры, второй – дочери, «пустились в непристойную дискуссию»[74]. Светлана не выдержала похабщины и вышла из комнаты. «Мужские разговоры», при которых брат и отец воспринимали её как мебель, глубоко её ранили.
С детства они были разные. Света была круглой отличницей – отец ею гордился и хвалил в присутствии своего окружения, а Вася хватал двойки, перебивался с тройки на тройку, и отец при всех называл его «оболтусом» и ругал за невежество. Но после войны отношение к детям переменилось, и Сталин не раз упрекал дочь, приводя ей в пример брата: «Скажи Ваське – Васька, прыгай в огонь! – он прыгнет не думая. А ты – не-ет! Будешь раздумывать. У-у, дипломатка! Всё думает что-то, никогда сразу не ответит!»
Он хотел от неё беспрекословного подчинения. Вася послушно выполнял отцовские пожелания (кроме требования прекратить пьянствовать и начать серьёзно учиться). Она же, как казалось ему, во всём своевольничала, в школе общалась с детьми репрессированных родителей и влюблялась не в тех, кого следовало. Для девочки-грузинки непослушание отцу непозволительно. А она наперекор ему вышла замуж за Гришу Морозова. А когда через пять лет выполнила пожелание отца и связала свою жизнь с Юрием Ждановым, то, к папенькиному неудовольствию, продержалась в браке недолго.
Василию всё сходило с рук. Он избивал жён, заключил брак с Катей Тимошенко, не удосужившись развестись с Галей Бурдонской, мог ударить адъютанта, шофёра, подчинённого, даже постового милиционера. Насильно забрал у первой жены детей и совершенно о них не заботился. Васе отец прощал всё. За пьянство сажал на гауптвахту, понижал в звании, а после воспитательного наказания возвращал «звёздочки» и повышал в должности. В 1947 году 26-летний Василий Сталин, ничем не проявивший себя на фронте, командовал авиацией Московского военного округа; а в 1950 году, в 29 лет, он уже генерал-лейтенант и депутат Верховного Совета СССР. До маршала (не пей только, Васенька!) осталось рукой подать, а там не за горами – пост командующего ВВС, министра обороны и… кресло Генсека.
Эх, слишком рано умер Иосиф Виссарионович, и не дожили мы до мемуаров маршала Василия Сталина, лауреата Сталинской премии по литературе за 1979 год. Заняв в 1966 году должность Генсека (после ухода отца на пенсию), он рассказал бы доверчивым потомкам, как в качестве представителя Ставки координировал действия фронтовой авиации в Сталинградской битве, в сражении на Курской дуге и в Берлинской операции. Рассказал бы Василий Сталин, как Жуков, прежде чем штурмовать Берлин, приезжал к нему за советом на Малую землю. Так, если кто-то до сих пор не знает, назывался секретный военный аэродром, захваченный лётчиками-десантниками Василия Сталина в Северной Африке, что и предопределило поражение генерал-фельдмаршала Роммеля. Но до выхода своих мемуаров он, по примеру отца, перестрелял бы всех командующих фронтами и боевых офицеров вплоть до комбатов, свидетелей подлинной истории ВОВ, а заодно и друзей-лётчиков, с которыми по молодости пьянствовал и дебоширил, и вычеркнул бы из школьных учебников фамилии Покрышкина и Кожедуба.
…Но всё же благодаря брату скучная жизнь Светланы разнообразилась. Она участвовала в вечеринках, организованных Васей в Зубалове, познакомилась там с Каплером и приобщилась к раскованным молодёжным компаниям. Благодаря Васе повидала Германию. Летом 1947-го, после развода с Морозовым, к чему братец приложил руку, на «личном» самолёте комдива полетела в Германию, чтобы повидаться с его второй женой, Катей Тимошенко, и их новорождённой дочерью, в честь неё названной Светой. Она пробыла в Восточной Германии десять дней, набралась впечатлений и вернулась в Москву этим же самолётом, заполненным «боевыми трофеями». Их отвезли на бывшую дачу маршала Новикова. Устранив оппозиционно настроенного к нему маршала, Василий прибрал к рукам его дачу, где поселил свою вторую семью. Мародёрство ему также сошло с рук. В кого Василий пошёл, увлекшись накопительством в угоду новой жене? Уж точно не в мать и не в отца!
«Отец народов» в быту был скромен, непритязателен и не поощрял огромных затрат на своё обслуживание. Узнав, что понравившуюся ему за обедом селёдку доставили спецсамолётом из Астрахани, – рейс был организован Управлением охраны – он возмутился и назначил расследование, результатом которого стало снятие с должности генерала Власика в мае 1952-го и отправка его на Урал заместителем начальника исправительно-трудового лагеря.
Василий, пользуясь своей фамилией, обладал неограниченной властью. Его побаивались генералы и маршалы; с ним церемонились члены Политбюро, не желая навлечь на себя гнев Иосифа Виссарионовича…
…Привыкший к вседозволенности, он не осознал реалий, изменившихся после смерти Сталина, и в пьяном виде обвинял новое руководство страны в убийстве отца. Невзирая на предупреждения, что это может плохо для него закончиться, он вёл запойную ресторанную жизнь и, не контролируя язык, поносил Хрущёва, Маленкова и Берию. Его не планировали арестовывать, думали образумить, послав командовать авиацией любого выбранного им военного округа. Всё, что от него требовалось, – временно покинуть Москву и отныне соблюдать субординацию.
Он – неслыханное дело для военнослужащего – отказался выполнить распоряжение министра обороны, и тогда Булганину ничего не осталось, как подписать приказ об увольнении в запас генерала Василия Сталина без права ношения военной формы с формулировкой: «за поступки, дискредитирующие высокое звание военнослужащего». Это произошло 26 марта, через три недели после смерти Сталина.
Но и это его не образумило. После попойки с иностранцами 28 апреля его арестовали и, чтобы пресечь распространение нежелательных слухов, по установившимся правилам замели всех, кто хоть как-то с ним соприкасался: заместителей и помощников, включая шофёра.
Светлана понимала, что брат немало набедокурил; помимо пьянок, рукоприкладства, несдержанности языка и сожительства с подчинёнными по службе женщинами за ним числились более серьёзные преступления: мародёрство, использование служебного положения, злоупотребление властью и разбазаривание государственных средств. Такие же грехи были почти у всего генералитета. Но все они соблюдали субординацию; когда требовалось, прогибали спину и демонстрировали чинопочитание, и никто из них не обвинял правящий триумвират в убийстве товарища Сталина и не угрожал «встретиться с иностранными корреспондентами и порассказать им всё!»
Василий сам вызвал огонь на себя. Началось следствие, и оказалось, что неуправляемый генерал психологически хрупок и слаб. Оказавшись за решёткой, Василий Сталин сломался. Морально раздавленный, пережив психологический шок, он сознавался во всех грехах и писал руководству страны слёзные покаянные письма, обещал исправиться и просил снисхождения. Ворошилов, Микоян, Хрущёв знали его с детства. Через полтора года, посчитав, что в заключении он образумился, они над ним сжалились.
В декабре 1954-го Хрущёв вызвал к себе для беседы Светлану Сталину и рассказал ей, как он планирует вернуть Васю к нормальной жизни. Он рассчитывал на её помощь, надеялся, что она по-семейному растолкует ему, по каким правилам ему предстоит жить. Вася носил фамилию Сталин, и в стране, в которой продолжал существовать культ личности его отца, с этим надо было считаться. Вася должен понять, втолковывал Хрущёв Светлане, что он обязан жить как обычный советский человек, не привлекая к себе внимания, с сестры брать пример, – не зная, как далеки друг от друга брат и сестра и что она не в силах на него повлиять.
Василий, пока обсуждалось его освобождение, заболел. Из Лефортова его перевели в госпиталь МВД, расположенный возле нынешней станции метро «Октябрьское поле», в специально оборудованную палату, разрешив свободно его навещать. Оттуда, по словам Хрущёва, писала Светлана, его должны были отправить в больницу, затем – для оздоровления в правительственный санаторий «Барвиха», а когда он подлечится – домой, на загородную дачу, и живи Вася в своё удовольствие по оговорённым правилам.
В госпитале МВД Василия проведывал старший сын Александр. Неизвестно, навещала ли его Светлана, она об этом не пишет…
Но он вновь сорвался, не прошёл испытание свободой общения. В его палате появились бывшие друзья: спортсмены, футболисты, тренеры, надеявшиеся на его скорое освобождение и возобновление прежних милостей, которыми он их одаривал. Со всеми он по старой памяти выпивал, вновь шумел, угрожал, скандалил и требовал невозможного. В таком состоянии он был социально опасен и вместо планируемого освобождения через месяц вновь оказался в Лефортовском следственном изоляторе. Там он пробыл до 2 сентября 1955 года. Наконец, военная коллегия вынесла ему приговор: восемь лет исправительно-трудовых лагерей.
Но ни о каком лагере, где он мог свободно общаться с заключёнными, речь на самом деле не шла. Под именем Васильева Василия Павловича его спрятали во Владимирской тюрьме, решив, что политически неверно и опасно держать за решёткой арестанта по фамилии Сталин, в то время как миллионы людей, арестованных при его правлении, всё ещё находятся в лагерях.
Единственная из жён, не отказавшаяся от Василия и искренне пытавшаяся ему помочь, была третья жена, Капитолина Васильева. Первая и вторая от него отреклись. Да и сестра виделась с ним лишь однажды – в январе 1956-го приезжала к нему вместе с Капитолиной Васильевой. Вряд ли по своей инициативе. Вот как Светлана описывает их свидание, единственное за 7 лет тюремного заключения.
«Этого мучительного свидания я не забуду никогда. Мы встретились в кабинете у начальника тюрьмы. На стене висел – ещё с прежних времен – огромный портрет отца. Под портретом сидел за своим письменным столом начальник, а мы – перед ним, на диване. Мы разговаривали, а начальник временами бросал на нас украдкой взгляд; в голове его туго что-то ворочалось, и, должно быть, он пытался осмыслить: что же это такое происходит?