Анна, Евгения и Надежда Аллилуевы
Слухи о причинах смерти Надежды Аллилуевой ходили разные. Светлана их тоже знала. По одним, её якобы застрелил муж из-за новой влюблённости, к которой она его приревновала, по другим — по политическим мотивам, потому как она выступила против репрессий и власти НКВД. В партийных кругах был распространён слух, что она была психически больная, вспыльчивая и неуравновешенная. На это намекал Молотов, и об этом Светлане в 1948-50 годах говорили в семье Ждановых. В партии утвердилась версия, согласованная с Иосифом Виссарионовичем, что она была «нервнобольной».
Уже после смерти Сталина, когда развязались языки, Светлане приходилось выслушивать самые разнообразные версии убийства Надежды Аллилуевой. Все они сводились к тому, что его совершил муж, притворившийся затем спящим.
Слухи об убийстве Надежды Аллилуевой появились не в 1953 году, а значительно раньше. Спровоцировал их появление Сталин, распространив в первые дни после похорон противоречивую информацию, закрытую для упоминания. Сразу же после похорон Надежды Аллилуевой, рассказывает Хрущёв, партийному активу были объявлены две разные версии.
«А на следующий день Каганович собирает секретарей московских райкомов партии и говорит, что скоропостижно скончалась Надежда Сергеевна. Я тогда подумал: «Как же так? Я же с ней вчера разговаривал. Цветущая, красивая такая женщина была».
Искренне пожалел: «Ну, что же, всякое бывает, умирают люди…» Через день или два Каганович опять собирает тот же состав и говорит: «Я передаю поручение Сталина. Сталин велел сказать, что Аллилуева не умерла, а застрелилась»… Причин, конечно, нам не излагали. Застрелилась, и всё тут».[72]
Недоговоренность породила подозрения, что её смерть была насильственной, на бытовой почве. Такое часто случалось в судебной практике. Кто-то кого-то с кем-то застал. А дальше варианты: или застрелился (повесился, утопился), чтобы изменника совесть замучила («наказание» собственной смертью). Или расправился с обидчиками топором (дробовиком, пистолетом). Хрущёв вспоминал:
«Тогда ещё ходили глухие сплетни, что Сталин сам убил ее. Были такие слухи, и я лично их слышал. Потом люди говорили, что Сталин пришёл в спальню, где он и обнаружил мёртвую Надежду Сергеевну; не один пришёл, а с Ворошиловым. Так ли это было, трудно сказать».
Хрущёв сам подверг сомнению версию хождения с Ворошиловым, задав справедливый вопрос: «Почему это вдруг в спальню нужно ходить с Ворошиловым? А если человек хочет взять свидетеля, то, значит, он знал, что её уже нет?».
Сталин быстро понял, что сплоховал с объяснением, и запустил в партийных кругах новый слух. «Не могу сказать, где тут правда, — писал Хрущёв, — потому что знаю две версии: одна— что Сталин её застрелил; другая, более вероятная версия, что она застрелилась в результате оскорбления, нанесенного её женской чести». О предсмертном письме ни слова. Эту версию о поруганной женской чести, которая «гуляет» и поныне, умело подбросил Хрущёву генерал Власик, начальник личной охраны Сталина (сделал он это не по собственной инициативе: наверняка получил указание направить слухи по ложному следу).
«После парада, как всегда, все пошли обедать к Ворошилову… Там они пообедали, выпили, как полагается… Надежды Сергеевны там не было. (Курсив мой. — Р. Г.) Все разъехались, уехал и Сталин. Уехал, но домой не приехал. Было уже поздно. Надежда Сергеевна стала проявлять беспокойство — где же Сталин? Начала его искать по телефону. Прежде всего она позвонила на дачу…
…На звонок ответил дежурный. Надежда Сергеевна спросила: «Где товарищ Сталин?». — «Товарищ Сталин здесь». — «Кто с ним?».
Тот назвал: «С ним жена Гусева». Утром, когда Сталин приехал, жена уже была мертва. Гусев — это военный, и он тоже присутствовал на обеде у Ворошилова. Когда Сталин уезжал, он взял жену Гусева с собой. Я Гусеву никогда не видел, но Микоян говорил, что она очень красивая женщина. Когда Власик рассказывал эту историю, он так прокомментировал: «Чёрт его знает. Дурак неопытный этот дежурный: она спросила, а он так прямо и сказал ей»[73].
Это уже по-нашему, по-мужски, и понятно широкой публике, любящей порезвиться. Товарищ Сталин, как настоящий грузин, немного загулял, а Надежда Сергеевна приревновала. Причина самоубийства — ревность, отнюдь не политические разногласия.
Но Сталин боялся, что циркулирующие по Москве слухи об убийстве (или причинах самоубийства) когда-нибудь дойдут до детей, и чтобы новая версия утвердилась, он распорядился сменить прислугу (сменить на его языке означало: свидетелей сгноить в лагерях). Так же он поступил со старыми большевиками, когда совместно с Кировым и Ждановым переписал историю. «Краткий курс истории ВКП(б)» стал катехизисом — свидетелей подлинной истории и лично знавших тех, кто за «10 дней потряс мир».[74] он отправил к Каменеву и Зиновьеву.
Разобравшись с прислугой, он принялся за родственников и близких друзей, знавших о предсмертном письме, оставленном Аллилуевой. В 1937-м за решёткой оказались родственники первой жены Сталина: родные брат и сестра Екатерины Сванидзе, Алёша и Марико Сванидзе, и Алёшина жена Мария. Все они погибли в тюрьмах.
В декабре 1937-го арестовали кремлёвских врачей, профессоров Левина и Плетнёва, осматривавших тело Надежды Аллилуевой и отказавшихся подписать медицинское заключение, что она умерла от аппендицита. Главврач Кремлёв-(кой больницы Анна Каннель, присутствовавшая при осмотре тела и присоединившаяся к коллегам, избежала ареста — опа умерла от менингита в 1936 году. На следствии по их долу о смерти Аллилуевой упомянуто не было. Врачей обвинили во вредительском лечении, приведшем к смерти председателя ОГПУ Менжинского, заместителя Председателя Совнаркома Куйбышева, Максима Горького и его сына Пешкова. На процессе 1938 года по отношению к врачам впервые прозвучало: «врачи-убийцы». Профессора Левина приговорили к расстрелу, Плетнёва — к 25 годам заключения, расстреляли в 1941-м. «Дело врачей» продолжено было в 1952-м.
На этих арестах круг опасных свидетелей не замкнулся — подошла очередь родственников и друзей Надежды Аллилуевой. Был арестован Николай Бухарин, сидевший за столом рядом с Надей; Авель Енукидзе, её крестный отец; Станислав Редене, муж Анны Сергеевны Аллилуевой. Павел Аллилуев, родной брат Нади, вернувшись из отпуска, вышел па работу и неожиданно умер. Якобы от разрыва сердца. Ему было 44 года. Но год смерти был всепожирающий — 1938-й. Врачи, которые позвонили домой, когда он был ещё жив, задали его жене странный вопрос, к симптомам сердечной болезни не относящийся: «Чем вы его сегодня кормили?».
Жён репрессированного Реденса и «своей смертью умершего» Павла, Анну Сергеевну и Евгению Александровну Аллилуевых, Сталин пока не тронул. К Анне Сергеевне он стал подбираться исподволь, вначале сократив до минимума общение с племянниками. После ареста Реденса ей запрещено было появляться в Зубалове, а затем и в кремлёвской квартире Сталина. Но к Евгении Александровне, или к Жене, это не относилось: она нравилась Сталину, и, возможно, он давно «имел на неё виды».
В 1935 году Мария Сванидзе записала в своём дневнике: «Иосиф шутил с Женей, что она опять пополнела. Теперь, когда я всё знаю, я их наблюдала». Что она имела в виду, написав «всё знаю»? Что-то, значит, имело место?
Её дочь, Кира Павловна Политковская, в разговоре с Лари сой Васильевой вспоминала, что «после папиной смерти Берия предложил маме стать экономкой Иосифа Виссарионовича».
Она отказалась и заторопилась замуж за Николая Молочникова, которого знала с 1929 года, когда он вместе с Павлом работал в Берлине в торговом представительстве СССР.
Но не означало ли это, что при посредничестве Берии Сталин сделал ей неофициальное предложение о сожительстве? Риторический вопрос в ответе не нуждается, Кира ответила на него фразой: «Она и замуж вышла, чтобы защититься». Означает это одно лишь: «Достали с домогательствами, от которых вне брака тяжело отказаться».
Вскоре после второго замужества Женя попала в больницу. Сталин неоднократно звонил ей домой, просил её к телефону, затем он остыл. Звонки прекратились…
…Светлане пошёл 12-й год. В 1937 году она не могла правильно осмыслить происходящие события, понять, почему обезлюдел их дом и любимые дядя Алёша, тетя Маруся и дядя Стас вдруг, по словам отца, оказались нехорошими людьми.
Когда над любимыми тётушками нависла реальная угроза, Светлана уже была студенткой истфака. Её невозможно было заставить поверить в байку, что тётя Женя отравила мужа, Павла Аллилуева, чтобы выйти замуж за Николая Молочникова.
Первого декабря 1945 года, едва Сталин отошёл от инсульта, Светлана написала об этом отцу: «Папочка, что касается Жени, то мне кажется, что подобные сомнения у тебя зародились только оттого, что она слишком быстро вышла снова замуж. Ну а почему это так получилось — об этом она мне кое-что говорила сама… Я тебе обязательно расскажу, когда приедешь… Вспомни, что на меня тебе тоже порядком наговорили!».
Вмешательство Светланы на два года отсрочило намечавшийся арест — он понял, что версия об отравлении мужа звучит неубедительно. Её надо подкрепить весомыми обвинениями.
Когда в декабре 1947-го — январе 1948-го арестовали Евгению Александровну и Анну Сергеевну Аллилуевых, а затем и племянницу Сталина Киру Павловну Аллилуеву, а Светлана вновь за них заступилась, Сталин резко ответил дочери: «Болтали много. Знали слишком много— и болтали слишком много».
О том, чего опасался Сталин, и почему за то, что они «слишком много знали», Анна и Евгения Аллилуевы получили по 10 лет, они рассказали Светлане через шесть лет, после освобождения.
В 1954 году Евгения и Анна Аллилуевы вернулись из тюрьмы и заговорили. Светлане исполнилось 29 лет. О самоубийстве мамы она уже знала. Сталин умер. Тайну, которую он так жестоко оберегал, они уже могли раскрыть безбоязненно. После пережитого измученным женщинам не было резона хранить молчание. Светлана им верила — они принадлежали к первому кругу свидетелей, которые не понаслышке знали историю их семьи.