ликуют в буржуазных газетах с подписью: «Советские дети в поисках пищи роются в руинах». Одесские чекисты хорошо поработали, московские — не очень (им бы развесить презервативы на всех кустах!), и фестивальные дети тому доказательство. Наследники Сталина в ГУЛАГ за это никого не отправили, но неконтролируемое общение с иноземцами не поощряли, и Светлана Аллилуева, дочь генералиссимуса, убедилась в этом на собственном примере. Ей, дочери Сталина, продолжавшей по-дружески общаться с членами Политбюро, Микояном и Ворошиловым, которой покровительствовал Хрущёв, Первый секретарь ЦК КПСС, тоже не доверяли.
…Сочинский санаторий был на особом счету. Это был партийный санаторий, и случайных отдыхающих в нём не было — иностранцы были членами «братских» партий или «борцами за мир». Но на всякий случай Светлана, Сингх и составивший им компанию индус-коммунист, член парламента Бангладеш, находились под неусыпным надзором. Если для игры в карты они втроём уединялись в комнате Сингха, то под разными предлогами туда постоянно бесцеремонно входила прислуга, а Светлане, несмотря на её возражения (раньше такого не было), в комнату подселили соседку — со всех сторон влюблённых окружили соглядатаями.
К ней подсылали отдыхающих, которым было поручено «отвлечь» её от иностранцев. Несколько человек назидательно ей сказали: «Некрасиво получается, вам надо бы больше со своими быть». Другие посыльные действовали более тонко, отводили её в сторону и вполголоса говорили: «Ваш отец был великий человек! Подождите, придёт время, его ещё вспомнят! — и добавляли, выполняя партийное поручение: — Бросьте вы этих индусов!».
Ей было стыдно, неловко, и она не знала, как отделаться от верноподданнических чувств ортодоксальных партийцев, не принявших XXII съезд партии, состоявшийся в октябре 1961 года и публично развенчавший культ личности Сталина. Прошлое преследовало её даже на отдыхе.
В декабре у Сингха истекала виза. Продлить её было невозможно, он обязан был покинуть СССР. Но даже в оруэлловском государстве любовь запретам не подчиняется. Сингх твёрдо решил вернуться в Москву («не позже, чем через полгода», — обещал он Светлане, не представляя советских реалий). Он планировал устроиться переводчиком в каком-нибудь издательстве и связать свою жизнь со Светой. «Света» было единственное слово на русском языке, которое он усвоил, ему его легко было выговорить, такое же слово есть на санскрите, — оно означает «белая». Света, светлая, белая, чистая душой…
Перед отъездом в последний день, вспоминала Светлана, он зашёл попрощаться и, предчувствуя неладное, закрыл вдруг глаза рукой, чтобы скрыть слёзы, неожиданно накатившиеся.
— Света, вдруг я никогда больше не увижу вас? — спросил он в отчаянии. Затем он выдавил улыбку и проговорил, подбадривая себя и её: — Нет, нет, всё будет хорошо! Через несколько месяцев я буду снова здесь.
В Москву Сингх вернулся через полтора года — столько времени потребовалось, чтобы, несмотря на рекомендации генерального секретаря компартии Индии и индийского посла, преодолеть противодействие иностранного отдела ЦК КПСС, от которого зависело получение приглашения от издательства.
Они терпеливо ждали официального приглашения на работу в Москве, переписываясь через посольство Индии. Советской почте, проходящей через Лубянку, не доверяли — курьером, передававшим письма, был индийский аспирант, биолог, для которого Светлана перевела на русский язык кандидатскую диссертацию по генетике.
Не смог ускорить получение приглашения племянник Сингха, заместитель министра иностранных дел Индии Динеш Сингх, приехавший в Москву в августе 1964-го для подготовки официального визита президента Индии. В Кремле его хорошо приняли, организовали выступление на центральном телевидении, много пообещали, и, вдохновлённый ничего не стоящей болтовнёй, он позвонил Светлане с заверениями, что Враджеш скоро приедет, а он надеется увидеть её когда-нибудь у себя в гостях в Дели.
Светлана была частым гостем в доме Микояна. Более десяти лет она дружила с Элеонорой, его невесткой, женой старшего сына Степана. Анастас Иванович всегда по-доброму к ней относился, и, ободрённая Динешем, она рассказала Микояну о Сингхе и матримониальных планах. Микоян благожелательно её выслушал, но, как опытный аппаратчик, избегающий принимать самостоятельные решения, решил посоветоваться с Хрущёвым. Вот как Хрущёв описывает это в своих мемуарах.
«Примерно за год до окончания моей политической деятельности Микоян как-то сказал мне, что к нему приходила Светлана и просила его совета: она хотела бы выйти замуж за журналиста-индуса. Микоян сказал, что она его любит; индус старше её, но она давно с ним знакома и он порядочный человек, к тому же коммунист. «Она, — говорит, — просила, чтобы я и у тебя узнал, каково твоё отношение к этому?». Я ответил: «Если она считает, что он достойный человек, пусть выходит замуж. Выбор за ней, а мы здесь ни при чём, мы не будем вмешиваться. То, что он не гражданин Советского Союза, не может служить препятствием. Пусть решает сама».[92]
Никита Сергеевич, наездившись по заграницам, криминала в этом не видел. Микоян передал Светлане его слова: «Вот и прекрасно! Пусть поедет, посмотрит Индию, — полезно видеть другие страны!». Хрущёв совмещал посты Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров, и его слово было решающим. Светлана приободрилась и пожаловалась Микояну, что процесс официального приглашения на работу ещё не начался, и тот, получив высочайшее одобрение, раздражённо сказал:
— Ах, эти аппаратчики, — вечно они всего боятся! А когда приедет твой Сингх — приходите вместе в гости и я вас «благословлю».
Но влияние формального главы государства (15 июли 1964 года Микоян был назначен на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР — выборов главы государства не существовало) на иностранный отдел ЦК КПСС было невелико. К тому же в октябре 1964-го Хрущёва «отправили» на пенсию. Лишь в марте 1965 года Сингх получил официальное приглашение, и 7 апреля 1965 года, через год и четы ре месяца, прилетел в Москву.
Светлана с сыном встречала его в аэропорту Шереметьево. Сингх был тяжело болен, при ходьбе с трудом переводил дыхание.
— Послушайте, Света, — сказал он, через сипы и хрипы в груди, — вы видите, я чувствую себя неважно. Мне нужны антибиотики, может быть, недели на две-три больница. Я надеюсь, будет лучше, я очень устал в Индии, это неопределённое время было ужасным! Но прошу вас, подумайте, пока не поздно: я ещё не подписал контракта, я могу ехать к друзьям в Югославию и работать там. Вам будет трудно, я не хочу быть обузой. Я не проживу долго.
В его распоряжении была квартира, снятая для него по контракту издательством «Прогресс», но Светлана, не задумываясь, ответила:
— Глупости. Едемте к нам. Всё равно вы не можете жить один в этой пустой квартире. Едемте домой!
…Так Светлана описала после его смерти историю их любви. Домой — это квартира и дети Светланы, принявшие Сингха в члены своей семьи.
Год и восемь месяцев отведено было им жить вместе. Первая преграда, с которой они столкнулись по возвращении Сингха в Москву: запрет на регистрацию брака.
В октябре 1964 года в результате «дворцового переворота» Хрущёва, благосклонно относившегося к Светлане, сменило коллективное руководство». Он знал её с детства, уважительно относился к Надежде Аллилуевой, открывшей ему ворота в Кремль, и, оказавшись на пенсии, писал в мемуарах: Я постепенно привык к Светлане, привязался к ней, относился к ней как-то по-родительски. Мне было по-человечески жаль её как сиротку. Сталин был груб, невнимателен, у него родительской нежности не чувствовалось».
Но теперь она не могла рассчитывать на его покровительство. Непотопляемый Микоян остался на председательском посту, портфели Хрущёва, главы правительства и первого секретаря ЦК КПСС, поделили Косыгин и Брежнев.
Едва Сингх подлечился и вместе со Светланой обратился в единственный в Москве ЗАГС, имевший право регистрировать браки с иностранцами, как об этом стало известно в Кремле. Там встревожились, почувствовав угрозу национальной безопасности. На следующий день дочь Сталина пригласили к Косыгину. Знакомы они не были, хотя свою политическую карьеру Косыгин начал при Сталине, в феврале 1948 года он был избран членом Политбюро и вплоть до смерти вождя занимал разные министерские должности, последнюю— с декабря 1948-го, министр лёгкой промышленности.
Четвёртого мая 1965 года Светлана вошла в здание, на первом этаже которого она прожила почти 20 лет. На втором этаже размещался рабочий кабинет отца, Председателя Совета Министров. Сейчас его владельцем был Алексей Николаевич Косыгин.
Разговор с главой советского Правительства — по памяти она воспроизвела его в книге «Только один год», — заслуживает того, чтобы привести его полностью. Из него исключены её реплики и изменены вводные слова (благодаря этой уловке, автор избежал необходимости заключать текст в кавычки), но прямая речь сохранена.
— Ну, как вы живёте? — сухо пожав руку Светлане, на чал Косыгин воспитательную беседу, — как у вас — материально?
— Спасибо, у меня всё есть. Всё хорошо.
— Вы работаете?
— Нет, сейчас я дома: дети, семья. Иногда делаю переводы, но редко.
— Почему вы ушли с работы, где были раньше?
— Я ушла по состоянию здоровья, и некому было помочь дома с детьми. Я считала, что для меня дом и дети важнее, у нас ведь есть пенсия…
— Я понимаю: вам было в то время трудно в коллективе. Это понятно. Но мы не собираемся продолжать гнилую линию Хрущёва в этом вопросе! Мы собираемся принять кое-какие решения. И вам нужно снова войти в коллектив, занять должное место в коллективе. Мы вам поможем, если что…
— Да нет, я не потому ушла. Ко мне всегда очень хорошо относились, — начала объяснять Светлана, подумав, что Косыгин считает, что её морально третировали после XX съезда. — Нет, ко мне все очень хорошо относились. А сейчас я не работаю просто оттого, что много дел дома и мой муж очень больной человек.