О многогранной деятельности Виктора Луи рассказал позднее Сергей Хрущёв, подружившийся с ним для передачи на Запад воспоминаний отца. После смерти Луи (он умер в Лондоне в 1992 году в возрасте 64 лет) Сергей Хрущёв раскрыл его подноготную:
«Луи, кроме своей журналистской деятельности, занимался разными делами. Во время войны путешествовал «туристом» по Южному Вьетнаму, заезжал запросто на Тайвань, после Шестидневной войны посетил Израиль, во времени «чёрных полковников» объезжал греческие православные монастыри, в чилийском концлагере встречался с Луисом Корваланом. Всего не перечислишь… Но эта часть его жизни не предмет моего рассказа. А вот что меня по-настоящему заинтересовало — это его причастность к полулегальной публикации запрещённых в нашей стране рукописей на Западе. Первой он переправил туда книгу Тарсиса, которого КГБ, тоже по рекомендации Луи, вместо Сибири решило отправить за границу».[99]
А вот как описывает Сергей Хрущёв работу Луи по дискредитации Светланы Аллилуевой, уважительно называя его по имени-отчеству, нисколько не стесняясь своей дружбы с провокатором:
«В момент начала нашего знакомства Виталий Евгеньевич «занимался» книгой Светланы Аллилуевой. Она заканчивала подготовку к изданию своей книги «20 писем к другу», где обещала описать некоторые закулисные стороны из жизни её отца. Светлана только недавно бежала в Америку, и каждый её шаг звучно резонировал в московских эшелонах власти. Выход в свет книги намечался на октябрь, в канун празднования пятидесятилетия Советской власти.
Осторожный дипломатический и недипломатический зондаж, прямые обращения к Светлане, издателям и правительствам западных стран о переносе даты выхода книги на несколько месяцев не принесли результата. Тогда Виталий Евгеньевич предложил на свой страх и риск, как частное лицо, сделать в книге купюры, изъять моменты, вызывающие наибольшее беспокойство Кремля, и издать эту книгу на несколько месяцев раньше официального срока.
Условия он поставил следующие: нужна рукопись, купюры не должны искажать смысл книги и остаться незаметными для читателя, доходы от издания, наравне с неизбежными неприятностями, отдаются на откуп исключительно Луи. Условия приняли. Виталию Евгеньевичу предоставили копию рукописи, хранившуюся у Светланиных детей.
Операция началась: издательство, согласное на пиратскую акцию, нашлось без труда. Книга вышла летом 1967 года и до какой-то степени сбила нараставший ажиотаж.
Виталий Евгеньевич получил немалый гонорар и повестку в канадский суд. Авторитет Луи в глазах властей сильно вырос. Тут-то и пришла мне впервые мысль, что Луи — это тот человек, который сможет помочь нам схоронить мемуары отца за границей».[100]
…КГБ понимал, что для дискредитации Аллилуевой одного Луи недостаточно. Виктор Луи напирал на психологические проблемы, появившиеся на почве сексуальной неудовлетворённости. Романтическое увлечение Каплером, проходившее под контролем «дядьки», он раздул до «страстного романа с оргиями», а фразу из «Писем» о поцелуях, которыми в детстве её награждал отец («пахнущие табаком поцелуи»), превратил в кричащий заголовок: «Мой отец был хороший человек».
Требовалось найти иностранного журналиста, «независимого и беспристрастного», готового дискредитировать перебежчицу и способного в ином ключе изложить мотивы, которыми руководствовалась дочь Сталина. В «Письмах к другу», написанных в 1963 году, ни слова не сказано о желании покинуть СССР, но после их чтения возникала мысль, что решение вызревало, мотивы невозвращения — политические.
Одним читателям бегство на Запад можно объяснить примитивно, как это сделал Виктор Луи: она, мол, была истеричкой, со сломленной психикой и с необузданными страстями, помешанная на сексе. А-ля Екатерина Вторая. Для думающей публики требовалось более тонкое объяснение.
Эту работу предложили итальянскому журналисту Энцо Биаджи, близкому к коммунистам. Он вновь проинтервьюировал Катю и Осю и, выйдя за рамки приличий, упорно допытывался у Оси, сколько у мамы было мужей. Ему подобрали «друзей» Светланы, готовых сказать то, что от них пожелают услышать, и они заученно повторяли: «она тяжело перенесла смерть отца, после XX съезда была несчастна и одинока, отвергнута старыми знакомыми, былая слава померкла. Единственный выход из депрессии она нашла в бегстве за рубеж, публикацией мемуаров она надеялась подзаработать и вернуть утраченный интерес к своей личности…»
Отрабатывая заказ, Биаджи пришёл к Каплеру домой, бесцеремонно задавал вопросы ему и его жене, а затем всё переврал, расставил акценты так, как требовал от него заказчик. Племянница Светланы Галя, Яшина дочь, поддалась давлению КГБ и рассказала Биаджи небылицы о Сингхе, которого она даже не видела… Всё также сводилось к неустойчивой психике: ей, мол, лечиться надо, а не книжки писать…
А ведь правы были Шарль Морис де Талейран и его советский последователь Виктор Луи: «Клевещите, клевещите неустанно! Что-нибудь от клеветы да останется!».
Во всех трёх документальных фильмах, снятых о Светлане Аллилуевой (в 2008 году на телеэкранах прошла целая Свет-ланиана), и в книгах, рассказывающих о семье Сталина, она представлена так, как «выставлял» её в 1967 году Виктор Луи: «сумасшедшая с повышенной сексуальностью».
«Литературная газета» писала в 1967-м, что Светлана с детства была «истеричкой и параноиком» — это, ссылаясь на «первоисточники», охотно повторяют нынешние «патриоты», ссылаясь на несложившуюся личную жизнь и конфликт с детьми.
Но на этом «подвиги» Луи не закончились.
В следующем, 1968 году, он попытался проделать похожую операцию с Солженицыным и без разрешения автора переправил на Запад рукопись романа «Раковый корпус». Но зарубежные издательства, не желая новой судебной тяжбы, потребовали доказательств согласия автора на публикацию. Провокация не удалась.
Репутацию Луи надо было спасать. Чтобы укрепить доверие к нему как к надёжному источнику информации, на него «вывели» Сергея Хрущёва, увлечённого работой над мемуарами отца. Луи подружился с ним, приезжал к Никите Сергеевичу на дачу. Передавая Луи мемуары отца, вначале на сохранение, а затем для публикации, Сергей знал, что он связан с госбезопасностью, но это его не остановило. В 1970 году мемуары Хрущёва Khrushechev Remembers вышли на английском языке в США в издательстве Little, Brown and Company. Другому за это оторвали бы голову (не так давно прошёл суд над Синявским и Даниэлем), но только не Виктору Луи. Ценного агента надо спасать. Он своё дело сделал: страницы, которые могли бы вызвать гнев высшего руководства страны, из книги были изъяты.
Принципов у Луи не было, на первом месте всегда стоял коммерческий интерес. Советский Союз отказывался подписать Конвенцию по охране авторских прав, и издатели без зазрения совести подписали с Луи договор, по которому ему причитался гонорар за книгу. Сергей Хрущёв на мемуарах отца не заработал ни цента.
В 80-х годах Луи вновь отличился и продал западным телекомпаниям несколько видеозаписей о пребывании академика Сахарова в горьковской ссылке.
Горький был закрытым городом, и иностранные журналисты не могли навещать ссыльного академика, квартира и контакты Сахарова контролировались КГБ. Когда, протестуя против запрета на выезд своей жены на лечение за границу, Сахаров объявил голодовку, началось принудительное кормление. У западной телекомпании, раскошелившейся на фальшивки, не вызвало подозрения: откуда у Луи оказились видеозаписи, противоречащие информации о голодовке. На 18-минутной плёнке, которую Луи за 25 тысяч долларов продал американской телекомпании АВС (она демонстрировалась по центральному телевидению, как снятая западными журналистами), видно, как во время голодовки Сахаров ест и читает американские журналы. Наивным американцам и в голову не пришло, что плёнка смонтирована из разных кусков, а Виктор Луи, её предоставивший, один из самых ценных агентов госбезопасности.
Американская мечта(май 1967—апрель 1970)
Мы остановились на том, что 22 апреля 1967 года Светлана Аллилуева, уехавшая в Индию, чтобы отвезти прах своего гражданского мужа, передумала возвращаться на Родину и с шестимесячной американской визой в паспорте оказалась в Нью-Йорке.
После общения с прессой, встречавшей её в аэропорту (хочешь ты публичности или не хочешь, но для рекламы будущей книги надо соблюдать законы бизнеса и быть на виду и на слуху), Светлана вместе с сопровождающим её адвокатом отправилась в Лонг-Айленд, пригород Нью-Йорка, в дом отца Присциллы Джонсон, переводчицы её книги. Первое время, было решено, она воспользуется его гостеприимством…
…Осенью 1967-го, перед выходом «Писем к другу», когда стало ясно, что остановить издание не удастся, советское правительство изменило тактику. В телевизионном интервью журналу Stern сын Светланы заявил в камеру: «Если сейчас мама решит вернуться обратно, то никакого наказания не последует». Он звал её домой. Светлана вспомнила, как её инструктировал Молотов перед интервью с Херстом в 1955 году. Конечно, догадалась она, двадцатидвухлетний студент не может от своего имени делать громкие заявления, расписываясь за правительство. Она немедленно послала заметку в немецкую газету Christ und Welt и рассказала, как в Советском Союзе организуются подобные интервью.
«Я знала, что назад не вернусь никогда», — так писала Светлана в 1969 году. Она была искренна. Единственное, чего не чувствовалось во второй её книге, это грусти о детях, которых, произнеся слово «никогда», она никогда больше не увидит. Катю она действительно так никогда больше и не увидела, а о том, что через семнадцать лет произойдёт встреча с сыном, тогда не подозревала.
…Американская жизнь Светланы Аллилуевой описана в двух автобиографических книгах: «Только один год» (осень 1969-го) и «Далёкая музыка». Вторая книга была написана в Англии в 1983 году на английском языке и издана небольшим тиражом в Индии в августе 1984-го. Английского издателя, для которого первоначально эта книга предназначалась, она не заинтересовала. Русский перевод «Музыки» был подготовлен Светланой в 1987 году. Читательского успеха книга не имела — политических сенсаций в ней не было, а эмигрантские будни, обиды и разочарования — малоинтересны, у каждог