од в художественно-документальном фильме «Светлана» (режиссер Ирина Гедрович). Подтекст обоих фильмов был недоброжелательным, автор сценария и режиссёр не скрывали своей неприязни.
Мне сложно судить, какой дочь генералиссимуса была в двадцати-тридцати-сорокалетнем возрасте (с годами характер меняется), но в 80-летнем, как можно судить, слушая эмоциональную речь, записанную Светланой Паршиной, местами взрывную, неуважительную к интервьюеру, сопровождающуюся гримасами и ужимками, характер Сталиной-Аллилуевой-Питерс стал труднопереносимым. Впрочем, как и у многих пожилых людей, измученных одиночеством и болезнями. Возможно, этому способствовала неустроенность личной жизни — одинокие женщины зачастую бывают взвинченными и издёрганными. Не помогли и религиозные конфессии, которые Светлана перепробовала в поисках успокоения. Дочери Сталина была уготована судьба Агасфера.
Где бы Светлана ни находилась, она была заложницей имени своего отца и изломанной личной жизнью расплачивалась за его преступления. Глядя на неё восьмидесятилетнюю и вспоминая имена её близких друзей — не каждый может похвастаться дружбой с Каплером, Раневской, Самойловым, Герасимовым — приходит на ум стихотворение Николая Заболоцкого о старой актрисе, давнем кумире театральной Москвы.
…Ныне домик её превратился в музей,
Где жива её прежняя слава,
Где старуха подчас удивляет друзей
Своевольем капризного нрава.
Орденов ей и званий немало дано,
И она пребывает в надежде,
Что красе её вечно сиять суждено
В этом доме, как некогда прежде.
Заканчивается стихотворение гениальной строкой, применимой ко многим угасшим звёздам. Племянница старой актрисы рассматривает портреты красавицы (ныне сгорбленной старухи), бывшей когда-то кумиром театральной Москвы и владычицей самых лучших умов, и недоумевает. Заболоцкий нашёл нужные слова: «неразумная сила искусства». В какой-то мере оно применимо к Светлане. Не её вина, что личная жизнь сложилось не так, как она хотела. Оказывается, не только сын, но и дочь отвечает за своего отца. А у Заболоцкого:
…Разве девочка может понять до конца,
Почему, поражая нам чувства,
Поднимает над миром такие сердца
Неразумная сила искусства!
Нам тоже дано понять не всё, но это и необязательно. Чистые глаза без брёвен и соринок только на иконах, на ликах святых. Тема «гений и злодейство» неисчерпаема. Не нам быть судьями Сетанки-Светланы-Фотины-Ланы Сталиной-Аллилуевой-Питерс.
В 2010 году, не желая общаться с журналистами, Лана Питерс переехала в Ричланд Центр (Richland Center), маленький и глухой городок штата Висконсин, в котором проживает чуть более 5 тысяч жителей. И вновь в дом для престарелых… В 2011-м ей исполнилось 85 лет.
Её дочь Ольга Питерс (ныне она Chrese Evans) живёт в Портленде, в Орегоне. Ей передалось одно из увлечений матери, и какое-то время она исповедовала тибетский буддизм. Высокий рост, осанку и завидную внешность Ольга унаследовала от отца. Ни на мать, ни на щупленькую Катю, старшую сестру, она ни капельки не похожа.
О старшей дочери, Екатерине Юрьевне Ждановой, старшем научном сотруднике института вулканологии, мало что известно. Внучка двух бывших членов Политбюро выбрала затворнический образ жизни на окраине Евразии. Камчатка она и есть Камчатка. Там же, в посёлке Ключи, живёт её дочь Аня и внучка Вика. Светлана их никогда не видела…
Сын, Иосиф Григорьевич Аллилуев, доктор медицинских наук и заслуженный деятель науки РСФСР, скончался на 64-м году жизни в Москве от инсульта 2 ноября 2008 года.
Первый, второй и третий мужья также умерли. Григорий Морозов — в Москве, 10 декабря 2001 года, Юрий Жданов — в Ростове-на-Дону, 19 декабря 2006 года, а Иван (Джоник) Сванидзе — где-то между 1987 и 1990 годами.
Светлана Аллилуева и Сергей Хрущёв
Пора в повествовании ставить точку. Но когда наступает время финального аккорда, почти всегда возникает маленькое «но» — что-то оказывается недосказанным.
За 45 лет, прошедших с тех пор как Светлана Аллилуева стала невозвращенцем, о ней говорено и переговорено, перемыты все косточки, — за то, что бросила детей, Родину, отреклась от отца и уехала в стан недругов советского государства! Кем только её ни называли в советской и постсоветской прессе: психопаткой, неврастеничкой, сексуально-распущенной женщиной необузданных страстей…
Не берусь никому быть судьёй. Ей — тем более.
Но в это же время тихо и незаметно развивался похожий сценарий, и на заокеанском побережье в том же статусе — гражданина США — обосновался Сергей Хрущёв, сын преемника Сталина на посту лидера партии. Младший сын того самого Хрущёва, который в 1959 году заявил вице-президенту США Ричарду Никсону во время осмотра им американской выставки в Сокольниках: «Мы вам покажем кузькину мать», а американским журналистам, не найдя нужных слов, пригрозил: «Мы вас закопаем», подразумевая тезис Маркса, что «социализм является могильщиком капитализма». С этой, стало быть, целью: гробокопателя, — с лопатой в руках — Сергей Хрущёв принял американское гражданство.
Он родился в 1935 году, был на девять лет моложе Светланы. В детские и студенческие годы они не встречались. И друзьями не могли быть — не только потому, что из разных поколений. Светлана дружила со сверстниками: Светой Молотовой, Марфой Пешковой, Серго Берией и Степаном Микояном. Она жила в мире литературы и искусства, дружила с Фаиной Раневской, Татьяной Тэсс, Сергеем Герасимовым, влюблялась в Алексея Каплера, Андрея Синявского, Давида Самойлова…
А Сергей Хрущёв был технарём. Но его жизнь, начиная с 1966 года, развивалась по схожему сюжету— как будто они были сводными братом и сестрой. Сергей Хрущёв тяжело переживал опалу отца. Узнав из передач «Голоса Америки» и Би-Би-Си об издании «Двадцати писем», он также загорелся желанием опубликоваться на Западе.
Пожертвовала бы Светлана детьми (дочери на момент принятия решения было шестнадцать лет) и рванула бы в неизвестность, в эмиграцию, если бы не было рукописи «Двадцати писем к другу», которые жгли ей душу? Вряд ли. Рукопись стала путеводителем. Она хотела увидеть её напечатанной со своим именем на обложке. Ею руководило авторское тщеславие — ведь первые рассказы она сочинила, будучи школьницей, и завидовала литераторам, с которыми работала и дружила. Опубликовав в США вторую книгу воспоминаний, она гордо говорила о себе: «Я — писательница, не домохозяйка», — и пыталась заинтересовать издателей сборником рассказов…
Но когда в Индии Светлана держала в руках рукопись «Писем» и разрывалась в сомнениях: стать невозвращенцем и опубликовать «Письма» или вернуться в СССР, к детям, и похоронить мечту о литературной славе, Сергей Хрущёв только начинал работу над отцовскими мемуарами.
Он добился осуществления своей мечты. В 1970 году воспоминания Никиты Хрущёва были изданы в США и переведены на 16 языков. В России они были опубликованы лишь в 1999 году.
На исходе двадцатого века переехав в США на постоянное место жительства, Сергей Хрущёв вспоминал о событиях тридцатилетней давности: «К тому времени я втянулся в прежде незнакомый мне труд, увлёкся им, считал работу над мемуарами своим делом. Я постоянно думал о них, приставал к отцу с предложениями и советами. Мне мерещились красиво изданные тома. (Курсив мой. — Р. Г.) Так что ко всякому вмешательству в мою новую «епархию» я бы отнёсся ревниво, как к вторжению непрошеного гостя. Потому-то индифферентность сестры <Рады Аджубей> меня устраивала».[108]
Его епархией стали воспоминания отца, опального пенсионера союзного значения, ученика, соратника и хулителя Сталина, которого он убедил разговориться перед магнитофоном. Когда Би-Би-Си зачитывало главы из книги Светланы Аллилуевой, Сергей слушал их вместе с отцом и грезил томами его мемуаров.
Он никогда не был гуманитарием, окончил школу с золотой медалью, затем, в 1958 году, — Московский Энергетический Институт, факультет электровакуумной техники и специального приборостроения, работал в космической отрасли, участвовал в разработке проектов крылатых и баллистических ракет, защитил докторскую диссертацию. Его жизнь изменилась после октябрьского 1964 года пленума ЦК КПСС освободившего «по состоянию здоровья» Никиту Сергеевича от партийных и государственных должностей.
В августе 1966 года Сергей Хрущёв начал делать первые магнитофонные записи. Их надо было ещё расшифровывать, распечатывать, редактировать… Дело продвигалось медленно. Осенью 1967-го Би-Би-Си зачитывало выдержки из «Двадцати писем». Это его подстегнуло. Сергей привлёк к работе помощницу, сотрудницу конструкторского бюро, приспособил к магнитофону наушники, печатную машинку, и дело ускорилось.
…Никита Сергеевич благоволил к Светлане, справедливо считая, что благодаря её матери ему выпал счастливый билет и его заметил «отец народов». Хрущёв был потрясён, услышав, что Светлана стала невозвращенцем. «Несколько дней не верил этому, пока не получил неопровержимых подтверждений, — наговорил он на магнитофон. — Её книги я целиком не читал. Западное радио передавало выдержки из неё, которые были ему выгодны. Может быть, такие места и не характерны для всей книги, но то, что было передано, мне показалось, по меньшей мере, странным. Как советский человек, выросший в наших условиях, да ещё дочь Сталина, мог написать такое?».
Затем он произнёс фразу, которую с оговоркой можно отнести к его сыну: «Осуждая Светлану за то, что она приняла неразумное решение, я осуждаю и тех, кто не подал ей руку, чтобы помочь ей найти правильное решение, и своими глупыми шагами толкнул её на неверный поступок».
В 1991 году Сергей Хрущёв был приглашён в США, в Институт международных исследований университета Брауна, для чтения лекций по истории «холодной войны». Он воспользовался приглашением и стал невозвращенцем. Как Светлана Аллилуева. Но времена изменились. Российского гражданства его никто не лишал, и никто не заставлял его принимать американское гражданство. Он мог спокойно жить и работать в США, оставаясь гражданином России. Или жить в России и наезжать в США, когда ему вздумается. Он добровольно сделал свой выбор в 1999 году.