Светлана свидетельствует о восприятии его как славянского.
Одним из примеров вхождения имени Светлана в народную культуру может послужить лубочная «Сказка о Иване-богатыре, о прекрасной супруге его Светлане и о злом волшебнике Карачуне». Этот текст представляет собой переделку архаического сюжета о чудесной жене, известного в русской народной традиции по сказке «Царевна-лягушка». «Сказка о Иване-богатыре и о прекрасной супруге его Светлане» впервые была напечатана в 1856 году в виде лубочной книжки. Здесь, при сохранении основной сюжетной сказочной схемы, мифологический образ жены-лягушки заменен женой-старухой, в которую превратил красавицу Светлану злой волшебник Карачун. Стрела Ивана-богатыря, младшего сына знатного боярина, попадает в болото, где обитает старуха, на которой он должен жениться. Следует ряд тщетных попыток избавиться от нежеланной невесты. Но затем, увидев свою суженую в облике прекрасной девушки, Иван-богатырь берет ее в жены. Днем Светлана предстает перед всеми в образе старухи, а по ночам, повернув на пальце волшебное кольцо, превращается в молодую красавицу. Не дождавшись освобождения Светланы от чар Карачуна, Иван-богатырь похищает у жены кольцо и выбрасывает его в море, вследствие чего Светлана исчезает. Иван отправляется на ее поиски и в конце концов, победив волшебника Карачуна и развеяв его чары, выручает Светлану из заточения и возвращается с ней домой.
Приведенная мной переделка сказки «Царевна-лягушка» принадлежит писателю-лубочнику Ф. М. Исаеву. Автор книги «Русская лубочная сказка» К. Е. Корепова, прослеживая процесс превращения народной сказки в лубочную, выявляет характер проделанной Исаевым литературной обработки фольклорного текста. Анализируя дальнейшее редактирование текста писателями-лубочниками, продолжавшееся на протяжении нескольких десятилетий, исследовательница показывает, как создавались новые редакции сказки, как менялось ее содержание, сюжетно-композиционное строение, стиль [см.: 152, 111–130][34]. В результате было создано шесть редакций, причем во всех этих редакциях за героиней сохранено имя Светлана. Последняя — Сытинская — появилась в 1895 году [см.: 135].
Отметив ощутимое влияние В. А. Лёвшина на процесс литературной обработки «Сказки о Иване-богатыре и о прекрасной супруге его Светлане», К. Е. Корепова обращает внимание и на систему имен ее персонажей. Если герой носит традиционное сказочное имя Иван (снабженное прозвищем-приложением «богатырь»), то отец его, «знатный боярин», назван Добромыслом, а героиня — Светланой. В качестве второстепенного персонажа действует девка Чернавка, наделенная именем, антонимичным имени главной героини и известным читателю по пушкинской «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях». Именно Чернавка подглядывает за чудесными перевоплощениями Светланы и передает все увиденное другим невесткам Добромысла. «Девка Чернава/Чернавка» — один из частых образов-штампов литературы конца XVIII — начала XX века: Чернава встречается уже в «Древних Российских стихотворениях» Кирши Данилова (середина XVIII века), Чернавкой зовется наперсница Подщипы в «шутотрагедии» И. А. Крылова «Трумф» (1799–1800) и др. К. Е. Корепова высказывает предположение, что писатели-лубочники в «использовании славянских имен» следуют В. А. Лёвшину. Имена Добромысл и Светлана, по ее мнению, «будут поддержаны лубочной литературой и войдут в устную традицию» [152, 118].
Полагаю, однако, что имя Светлана появляется в лубочной сказке не столько как подражание именам героинь повестей Лёвшина, сколько как заимствование из полюбившейся читателю и к середине XIX века вошедшей в народный обиход баллады Жуковского. В так называемой демократической прозе второй половины XVIII века (в произведениях В. А. Лёвшина, М. Д. Чулкова, М. И. Попова и др.) действительно широко используются славянские и еще в большей мере — псевдославянские, выдуманные, имена, в том числе и производные от слова свет: Световид, Светан, Милосвета и др. Среди них встречается имя, очень близкое как по смыслу, так и по звучанию имени героини баллады Жуковского, — Светана. Так зовется дочь «косожского князя» в повести Лёвшина «Приключения собственные Булата» [см.: 174, 279–316].
Попробуем ответить на вопрос, является ли имя Светлана из лубочной сказки видоизменением лёвшинской Светаны или же писатели-лубочники подхватили уже широко известное к тому времени имя героини баллады Жуковского. В основе всех вышеперечисленных имен персонажей повестей XVIII века лежит корень свет, в то время как имя героини баллады произведено от основы светл-. Таким образом, в имени Светлана присутствует суффикс — л- из прилагательного светлый, а значит, и форма имени отсылает нас не столько к существительному, сколько к прилагательному. Образующий прилагательное суффикс — л- способствует появлению имени-эпитета, имени-характеристики, в носительнице которого как бы аккумулируется качество «светлоты»: Светлана светлая («О светлая моя Светлана…»)[35]. Имя это включило в себя ту «светоточивость», которую отмечали современники в Сашеньке Протасовой. Возможно также, что победа Светланы над Светаной была обусловлена обычной для имяобразования опорой имени на прилагательное (эпитет), что характерно для большинства канонических имен (Зинаида — божественная, Евгения — благородная, Екатерина — вечночистая и т. п.). Так или иначе, но, скорее всего, суффикс — л- и стал тем значимым морфологическим и фонетическим компонентом, благодаря которому имя Светлана оказалось предпочтительнее Светаны.
Кроме того, к середине XIX века баллада Жуковского уже регулярно включалась в рукописные песенники, что несомненно расширяло диапазон известности имени ее героини, тогда как лёвшинские повести к этому времени выходят из употребления, и его «Приключения собственные Булата» с их эпизодической Светаной оказываются на периферии народной культуры.
В начале ХХ века название «Светлана» начинает присваиваться печатным сборникам песен. В Москве Торговым домом Е. Коновалова и Ко в 1908 году был выпущен «новейший сборник песен» «Светлана». По меньшей мере трижды (в 1911, 1914 и 1915 годах) переиздавался «сборник новейших песен» «Светлана» в издательстве И. Д. Сытина [см.: 288]. Все эти книжки открываются первыми двумя строфами баллады Жуковского («Раз в крещенский вечерок…» и далее), ставшими народной песней, как отмечалось выше, уже в середине XIX века. После строф из «Светланы», которые воспринимаются как вполне самостоятельное произведение, следуют городские романсы, стихотворения русских поэтов, вошедшие в песенный репертуар, песни патриотического содержания и т. д. Характерно, что песни святочного календарного цикла и прочие народные песни в этих книгах полностью отсутствуют. Тема девичьих гаданий появляется лишь в открывающем сборники отрывке из «Светланы», а также на обложках. Например, на обложке сытинского сборника изображена сцена, которая может быть рассмотрена как иллюстрация к строфам баллады Жуковского: девушка в русском национальном костюме готовится к гаданию на блюде, а ее мамка или нянюшка, по всей видимости руководящая гаданием, дает ей последние указания.
Выбор названия для сборников песен, конечно, не случаен, но весьма показателен для начала ХХ века с его интересом к русской старине и фольклору. Показательно и что отрывок из «Светланы» дается без подписи имени автора (свидетельство восприятия стихов Жуковского как народной песни), хотя в ряде других случаев авторы текстов указаны: «Русалка» Лермонтова, «Дайте крылья мне» Кольцова, «Доля» А. Урбановского, «Ее он безмолвно, но страстно любил…» М. Михайлова и др. [см.: 287]. На мой взгляд, это объясняется полной освоенностью текста «Светланы» массовой культурой, что и предопределило вхождение в жизнь имени героини.
Появившаяся на рубеже XIX и XX столетий мода на различного рода ономастическую славянскую и псевдодревнерусскую экзотику привела к тому, что литераторы и актеры той поры стали охотно пользоваться производным от имени Светлана псевдонимом Светланов. Этим псевдонимом иногда подписывался А. Х. Мозер, автор комедий «Лучше маленькая рыбка, чем большой таракан», «Охота за пациентами» и др. [см.: 190, III, 99]. Псевдоним М. Светланов использовал писатель и журналист М. И. Орешников, сотрудничавший как во «взрослых» («Беседа», «Свет», «Верность»), так и в детских («Светлый мир», «Зеркало», «Светлячок») изданиях [см.: 190, IV, 364][36]. Фамилию Светланов наследовал от родителей-артистов известный дирижер Евгений Светланов (1928 г. рожд.). Оба они работали в Большом театре (отец был солистом оперы, мать — артисткой миманса) [см.: 162]. В актерский состав Московского театра оперетты одно время входила артистка З. Л. Светланова, впоследствии перешедшая в труппу Государственной музыкальной комедии в Ленинграде [см.: 94, 214].
Таким образом, фамилия Светланов, произошедшая от псевдонима, который, в свою очередь, возник из поэтического имени, получила достаточно широкое распространение[37]. На искусственность этой фамилии указывает суффикс — ов. Как известно, русские фамилии с этим суффиксом обычно образуются от названия лиц мужского рода, заканчивающихся на согласный звук: от Ивана, Петра и Сидора — Иванов, Петров, Сидоров. Фамилии, производные от женского имени (или же от мужского имени, оканчивающегося на — а, — я), образуются с помощью суффикса — ин (Ильин, Фомин, Кузьмин — от Ильи, Фомы и Кузьмы) или — гораздо реже — Татьянин (от Татьяны). Поэтому, казалось бы, правильнее всем Светлановым называться Светланиными[38]