Глава двадцать вторая
Дом Гриффитов оказался совсем не таким, каким Вивиан его знала, что напомнило ей то, как быстро изменился мир и как, если уж на то пошло, незначительна она сама. Ей казалось несправедливым, что ее жизнь и бесполезна, и тяжела. Было бы достаточно чего-то одного.
Порыв холодного ветра вперемежку с дождем раздувал полы ее пальто. Ей и горничной пришлось приложить все силы, чтобы приоткрыть дверь, и только тогда Вивиан проскользнула внутрь.
– Ох, прямо настоящая буря, да? – спросила горничная, забирая у Вивиан пальто.
Кивнув, Вивиан смотрела, как ее насквозь промокшее красное пальто аккуратно вешают в стенной шкаф рядом с несколькими норковыми палантинами и муфтой из меха шиншиллы. Горничная любезно предложила Вивиан коробку с салфетками. Та воспользовалась ими, чтобы вытереть лицо и волосы. Если до этого на голове не было гнезда, то теперь наверняка.
Когда она закончила вытираться, горничная услужливо кивнула:
– Проходите, пожалуйста, сюда.
Вивиан шла за горничной по дому. Исчезли тесные комнаты, прогнившие половицы, развалившийся камин. Теперь это была сама изысканность: утопленная в пол гостиная, бар, огромный телевизор. Исчезли детали, которые делали дом домом: плошки с ароматической смесью, кружевные занавески, которые Беатрис Гриффит каждую весну стирала вручную в золе колючего дрока. Не было даже семейных фотографий. Дом выглядел словно картинка из каталога.
Горничная оставила Вивиан ждать в кухне, полной блестящих электрических приборов, в том числе таких, которые Вивиан никогда в жизни не видела. Поверхность кухонной стойки была несуразного зеленого цвета. Большая дверь-окно выходила во двор. Посмотрев туда, Вивиан заметила бассейн прямо на том месте, которое когда-то вело к разгадке тайны Тутанхамона. Капли дождя яростно отскакивали от поверхности воды.
На одной стороне кухни стоял овальный хромированный стол. Во главе стола на виниловом стуле цвета морской волны сидел Генри, с неистовством заканчивающий карту района. Рядом были разложены еще восемь карт. Труве, дремавший у его ног, при виде Вивиан поднял свою большую голову и застучал мокрым хвостом по полу, разбрызгивая грязь по стене.
Она услышала за спиной его шаги.
– Здóрово у него эти карты получаются, а? – сказал он.
Вивиан обернулась. Хотя галстук был развязан, костюм выглядел безупречно: чистый и с отутюженными складками, ни одной оторванной пуговицы или торчащей ниточки. Кто этот незнакомец?
– А ты знаешь, что одного из самых выдающихся американских картографов начала девятнадцатого века тоже звали Генри? Генри Шенк Таннер.
– Это ты где-то прочитал? – тихо спросила она.
– Наверное. – Он самодовольно улыбнулся, вдруг показавшись ей заносчивым.
Затем он снял пиджак и невозмутимо повесил его на спинку стула. Вивиан было любопытно, сам ли он каждый вечер чистит ботинки и полирует дорогие запонки или кто-то делает это за него.
– Я подобрал его на Финни-ридж. Даже представить не могу, куда он направлялся, да еще в такую погоду. – Он пожал плечами. – Решил забрать его и позвонить тебе.
Для Джека Гриффита пятнадцать лет не прошли бесследно – на висках серебрилась седина, – но ее поразило не это. Не безликий дом и нелепые красные в белую полоску подтяжки у него под пиджаком. Ее поразило то, что он, похоже, не может смотреть ей в глаза.
– Рад тебя видеть, Вивиан, – произнес он, и Вивиан услышала в этих словах попытку прозвучать небрежно.
Она много раз представляла себе эту минуту. Она молилась и страстно желала вновь его увидеть, и вот теперь, когда у нее появилась эта возможность, она не знала, что говорить. Ей было странно. Он был странный. Другой.
Мама кивнула и прочистила горло.
– Да. Спасибо, что забрал его, – пробормотала она и начала собирать раскиданные по столу карты. – Мы уйдем буквально через минуту.
Она увидела боковым зрением, как помрачнело лицо Джека.
– Зачем же сразу уходить? – быстро проговорил он. – Я могу попросить Риту что-нибудь вам приготовить. Не вопрос. – Он подошел к ней сзади и встал так близко, что мыски его ботинок чуть касались ее каблуков. – Как же я рад тебя видеть. – Его голос дрогнул.
Вивиан обернулась. Он расплылся в улыбке, обнажая щелку между зубами, которая преследовала Вивиан во сне.
– Послушай, я… – Он замолчал. Потом указал на Генри. – Он мой, да?
Вивиан застыла, потом кивнула. Да. Он – его. И она, если уж на то пошло. Собственно, целых пятнадцать лет она была его.
– Господи, Вивиан! – воскликнул Джек. – У меня сын. Ты даже не представляешь, как это замечательно! – Он протянул руку, чтобы потрепать Генри по волосам. Генри скривил гримасу и отстранился. – Похож на меня как две капли воды, правда ведь?
– Он не любит, когда до него дотрагиваются, – мягко объяснила Вивиан.
Кажется, Джек ее не слышал. Внезапно повернувшись, он взял в ладони ее лицо.
– Я все время о тебе думаю. Поверь мне. Я думаю о тебе каждый день. – От его прикосновения лицо Вивиан покрылось дивным розовым румянцем. Она прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, с восторгом обнаружив, что он по-прежнему пах мылом и «Тертл Вакс».
– Меня никто никогда не любил так, как ты, Виви. И думать, что тебе пришлось растить нашего сына одной…
Виви? Вивиан резко подняла голову. Только один человек называл ее Виви – Гейб. Данное Гейбом ей, только ей, прозвище в устах Джека выбивало из колеи. Подкрадывались мучительные сомнения. Она старалась не обращать на них внимания.
– Я была не совсем одна, – тихо ответила Вивиан, раздраженная тем, что вдруг думает о Гейбе, когда в эту самую минуту перед ней стоит Джек. О Гейбе с его добрыми глазами, сильными руками, с его непоколебимой…
– Но меня-то не было. – Джек приник лбом к ее лбу.
«Почему я раньше этого не замечала? – думала она. – Гейб меня любит».
– Я могу тебе помогать, – хвастался Джек. – Оглянись. Я могу дать тебе все, что нужно!
Она посмотрела на Генри. Как смешно. Генри так похож на Джека, но, когда она смотрела на сына, в голову приходил другой человек, Гейб: Гейб помогает Генри забраться в машину перед одной из их совместных поездок; Гейб и Генри гонятся за дурацкой летучей мышью; Гейб смущенно смотрит на нее, впервые взяв Генри на руки пятнадцать лет назад.
– Ты сможешь меня простить?
Вивиан вздохнула, закрыла глаза. Конечно, она могла бы его простить и наверняка жить счастливо до конца дней…
– В определенном смысле мы даже можем быть семьей, – добавил он.
Вивиан открыла глаза.
– Как это «в определенном смысле»?
Джек обвел рукой окружающее пространство.
– Посмотри, чего я добился в жизни! Наконец-то стал в этом городе важной персоной. Ты же не хочешь, чтобы я от всего этого отступился?
Вивиан сощурила глаза.
– Неужели ты по-прежнему жаждешь добиться одобрения отца? Джек, его уже столько лет нет с нами!
– Это к делу не относится, – огрызнулся Джек. – Те, кто никогда отца не уважал, теперь уважают меня, спрашивают моего мнения. И я не собираюсь просто так отказаться от всего этого, чтобы сблизиться с…
Вивиан вздрогнула в ожидании старого мерзкого выражения.
Джек провел ладонью по вспотевшему от досады лицу.
– Слушай, прости за прямоту. Но, черт возьми, Вивиан, ты-то, в отличие от остальных, должна понять.
Вивиан помогла Генри надеть плащ, и они не спеша покинули величественный дом; Труве бежал следом. Свое красное пальто она забыла на вешалке в стенном шкафу.
В машине она обернула Генри в два колючих одеяла, которые нашла под сиденьем. Третьим она вытерла Труве. Одеяла отдавали затхлостью, но ни Генри, ни Труве, кажется, не возражали. Она повернула ключ, пикап фыркнул, охнул и умер.
И тогда до нее дошло. Она поняла. В отношении Джека она могла утверждать, что поняла все до конца. Дом после ремонта. С бассейном во дворе. И его экстравагантная дорогая одежда. Многое изменилось. Но, несмотря на это, Джек не изменился совсем. Осознав это, мама рассмеялась. Она смеялась.
И смеялась.
И смеялась.
Она смеялась так, что Генри закрыл уши ладонями, а Труве завыл. Она смеялась так, что стало больно щекам, запершило в горле, глаза заслезились. Она смеялась из-за своей тяжкой, потраченной впустую жизни, которой вообще-то не следовало стать такой. Она смеялась из-за своих восхитительно прекрасных, но странных детей и плотника, которого ей следовало полюбить с той самой минуты, когда ее мать услышала пение птиц, возвещающее о явлении благой любви.
Но самое главное – она смеялась оттого, что наконец, спустя столько лет, разлюбила Джека Гриффита. Это был смех облегчения.
Вивиан повернулась к Генри.
– Как ты? – спросила она.
– Уголок в кустах и кошка на стене, – тоскливо ответил он, придвигая к Вивиан одну из своих карт. Она еще раз отметила, как тщательно выполнен рисунок. Даже дорожные знаки стояли на правильной стороне улицы. Тут она заметила, что эта карта отличалась от остальных. На двери одного из домов, похоже, была кровь.
– Что это? У тебя кровь? – Вивиан быстро осмотрела его пальцы и руки, нос, уши, живот и язык.
Генри помотал головой и оттолкнул ее руки.
– На полу красное и везде перья! – сердито тыкая пальцем в карту, выкрикнул он.
– Генри, послушай… – Вивиан говорила очень медленно. Она терпеть не могла, когда это делали другие: говорили с Генри как с маленьким ребенком, но иногда было сложно понять, слушает ли он.
Она всмотрелась в сына, завернутого в одеяла поверх дождевика, из капюшона торчит озабоченное личико.
– Ты молодец, что надел плащ, – похвалила она. В тот день ничто не предвещало такой яростной бури.
– Это случится после дождя, – сказал Генри.
После дождя?
– Ты знал, – прошептала она. – Ты знал, что пойдет дождь. – Если он знал об этом, что еще он знает? Что случится после дождя?
Генри снова сунул ей карту.