Когда Виктор проснулся, было еще темно. И судя по старенькому будильнику «Слава», что тикал рядом, спать ему пришлось не так уж много.
Но что-то изменилось в мире и в нем самом. До самого утра Виктор лежал без сна, смотрел в потолок и улыбался. Теперь он точно знал, что скоро в его жизни наступят большие перемены.
И ждал их с радостным нетерпением.
Олег проснулся среди ночи в холодном поту. Резко, рывком, будто что-то разбудило его. За несколько месяцев он уже настолько втянулся в обыденную жизнь, что пребывание в Сафате стало казаться чем-то далеким, нереальным.
В первые дни и недели он еще вглядывался пристально в лица женщин и детей, стараясь отыскать Божье Дитя. Безуспешно. Потом успокоился, привык. Боги знают лучше, не так ли?
Но теперь он почувствовал — время пришло. Что-то изменилось. Сегодня ему вдруг приснился храм Нам-Гет, освещенный мерцающим зеленоватым пламенем, и Жоффрей Лабарт перед алтарем.
— Мир благословен, пока в нем живет Дитя.
Ничего себе — благословен! Стоит пять минут посмотреть криминальную хронику по телевизору или просто выйти на улицу, как в этом начинаешь сильно сомневаться.
А Жоффрей Лабарт невозмутимо продолжал:
— Живи как можешь, человек. Строй свой дом, возделывай свой сад, расти дитя. Но помни — пока у нас есть Божьи люди, в мире сохраняется порядок и закон. Или хотя бы его подобие. Если погибнет Дитя — наступит хаос.
И сейчас Олег бессмысленно таращил глаза в темноту, ежась от внезапного озноба под влажной и липкой простыней.
Что же делать-то, а? Вроде бы только все наладилось — и вот нате…
А в Сафате уже наступила осень. Дни становились все короче, летний зной сменился проливными дождями. Люди старались как можно реже выходить на улицу, даже дома как будто съежились и клонились к земле.
Только царский дворец высился темной угрюмой громадой. Нет больше огней по ночам, не слышно треска фейерверков, музыки и криков хмельных гостей.
Новому властелину не по душе пиры и веселье.
Вроде бы воцарились, наконец, в городе тишина и покой, но недобрая это тишина, тревожная. И многие обыватели ворочались по ночам в своих постелях без сна, прислушиваясь — не застучат ли сапоги под дверью?
Напрасно они напрягают слух. Ночные гости ходят тихо, дабы не возбудить ненужных слухов и кривотолков. К кому пришли, к тому пришли, а утром глядь — был человек, и нет его.
Сгинул.
И во дворце тоже стало тихо. В бывшем Парадном зале новый государь велел оборудовать канцелярию, и теперь пятеро уцелевших книгочеев трудятся там от зари до зари — читают доносы подданных друг на друга, с трудом разбирая безграмотные каракули. Пухлые свитки каждый вечер получает сам царь, он ставит на листках какие-то пометки — и вот опять у отряда Верных Воинов есть работа.
Работа теперь есть у всех, ибо праздношатающийся люд — нищих, уличных певцов, жонглеров, музыкантов, фокусников, проституток и предсказателей будущего — давно убрали из столицы. Каменоломни постоянно нуждаются в свежей рабочей силе.
Царь приказал оборудовать во дворце просторный рабочий кабинет. Стол всегда завален бумагами, а по коридорам шастают туда-сюда то писцы из канцелярии, то солдаты в черном, сопровождающие очередного посетителя (лица их напоминают застывшую маску, а ноги подгибаются от ужаса, ибо неизвестно, куда лежит их дальнейший путь — то ли обратно на улицу, то ли в дворцовые подвалы).
Но сейчас, сидя за столом, Фаррах бессмысленно перебирал бумаги (многие с его собственноручными пометками «исполнить» и «принять меры»). Время шло, работа кипела, но что-то было не так.
Определенно не так. И даже посоветоваться больше не с кем.
Узнав о смерти Хранителя Знаний, Фаррах был вне себя от гнева. Подумать только, как он посмел! Этот уход в никуда, в смерть нес в себе то, чего Фаррах больше всего боялся.
Неповиновение. Своеволие.
К тому же Арат Суф был еще нужен ему. Трудно разобраться в управлении страной, когда рядом нет опытного советчика. Все прежние придворные давно уже казнены или томятся в дворцовых подвалах. Можно, конечно, вызволить кое-кого…
Если только после общения с палачами кто-нибудь из этих несчастных сохранил остатки разума.
Есть отряд Верных Воинов. Хм, верных, как же! Половина уже разбежалась, а остальные заняты только тем, что грабят обывателей. Да и обыватели ведут себя странно. Уже три дня базарная площадь пуста. Никто не торгует, не покупает, жизнь города замерла. Все сидят по домам и трясутся от страха.
Иногда Фаррах и сам испытывал приступы беспричинного ужаса и тоски. Обычно это случалось в предрассветные часы, когда ночь уже кончилась, а утро еще не наступило. Тогда ему хотелось плакать, молиться неизвестно кому, а иногда — закрыть глаза и тихо умереть, уйти в Далекие Поля, о которых ему в детстве рассказывала мать.
— Боги! О боги! Неужели я, Фаррах Великий, Властелин Сафата, такой же раб судьбы, игрушка в руках Неведомого, как и жалкий безумец Делфрей Аттон?
Почему-то в последние дни Фаррах часто думал о нем.
Но наступало утро, и Фаррах поднимался с постели, забывая о глупых страхах за дневными делами. «Благо страны превыше всего», как говаривал покойный Арат Суф.
И сейчас, сидя за столом с тяжелой головой, он изо всех сил старался закончить работу. Казалось бы — проще простого, чего стоит составить список солдат, на которых будет возложена деликатная миссия по проведению особой операции в поселке оризов. Безоружные крестьяне не смогут оказать особого сопротивления, и никакие боги, новые или старые, тут не помогут. Но противная мутная слабость загнала тело в оцепенение, заволокла мысли серой паутиной.
Прочь! Резко мотнув головой, Фаррах, наконец, справился с собой. Слабость недостойна государя. Торопливо, разбрызгивая чернила и царапая бумагу пером, он начертал список из десяти имен. Удовлетворенный, откинувшись в кресле, просмотрел список еще раз. Хорошо! Послать нужно самых ретивых и жестоких… А особенно тех, кем не жалко пожертвовать.
Фаррах нахмурился. Пожалуй, эти щенки перегрызутся, не дойдя до Орлиного перевала. Над ними нужен старший, более опытный и трезвый. Жаль, конечно, жертвовать хорошим солдатом, но что поделаешь…
Последним в списке стал Орус Танвел.
Олег день за днем мерил шагами улицы. Его беспокойство росло, превращалось в огненный шар где-то в груди, грозя вырваться наружу. Он искал Божье дитя. Должен был найти.
А весна катилась в лето, и трава повсюду пробивалась сквозь асфальт и бетон, и небо сияло торжественной синевой, отражаясь и в зеркальных витринах, и в оконных стеклах, и в каждой лужице, оставшейся после короткого ливня.
За те полгода, что прошли после его чудесного возвращения, Олег вполне освоился в обыденной жизни. Даже обнаружил в себе новые, неизвестные до той поры способности и нашел им применение.
А получилось все случайно. Еще зимой, вскоре после Нового года, Олег встретил случайно на улице бывшего однокурсника Ваську Зотова. Он тогда с трудом узнал в одышливом, краснолицем лысеющем дядьке за сто килограммов весом своего тощего, рыжего и веснушчатого приятеля юности, первого заводилу веселых студенческих безобразий, любителя посиделок в общаге и капитана команды КВН. Зато Васька его сразу узнал, хлопнул по плечу огромной пухлой лапищей и потащил в бар — отметить встречу.
В уютном небольшом заведении с приглушенным светом, стильно-обшарпанным интерьером, старыми открытками в рамочках на стенах и непонятными железяками, привешенными к потолку, Васька, видимо, считался завсегдатаем. Уверенно пройдя к столику у окна и бросив официанту: «Мне как обычно, Валера», Васька плюхнулся на гнутый дубовый стул, жалобно скрипнувший под его тяжестью, и принялся расспрашивать Олега о жизни:
— Ну, ты как? Трудишься где? Чем занимаешься? Жена, дети?
Олег отвечал уклончиво. Пачечка зеленых бумажек в тайнике антикварного комодика таяла с каждым днем, и следовало бы озаботиться поиском какой-либо деятельности, но к бизнесу типа «купи-продай» Олег приобрел стойкое отвращение, а больше ничего не умел. Не в инженеры же идти, в самом деле!
Но к счастью, Ваську не очень-то интересовали его ответы. Как и большинство представителей рода человеческого, говорить он любил больше, чем слушать, а потому на голову Олега обрушился поток сведений о его, Васькиной, жизни.
Олег сначала слушал вполуха, не желая обидеть старого приятеля, потом заинтересовался. Оказывается, Васька, будучи сыном крупной региональной номенклатуры (кто бы мог подумать! А ведь в студенчестве никогда не задавался и на картошку со всеми ездил!), в постперестроечные годы сумел отхватить немалый кусок бывшей социалистической собственности. И не только отхватить, но и распорядиться ею с толком. «Владелец заводов, газет, пароходов…» Даже дефолт он умудрился пережить с минимальными потерями. И теперь с жаром рассказывал Олегу о последнем своем приобретении:
— Понимаешь, прикупил я заводик в Подмосковье. С виду, кажется мелочовка — пластиковую посуду штамповать. Ну, стаканчики там, тарелочки, вилки-ложки. А из чего штамповать-то? Из мусора! Смекаешь? Рентабельность офигенная! Только вот с местной администрацией — полный швах. Глава управы такой мудила оказался, не поверишь. Пердун старый. Я завод с аукциона купил, все честь по чести, а он мне до сих пор электричество включить не хочет. Требует, зараза, чтобы я все долги по коммуналке за прежнего хозяина заплатил. Так за эти долги и завод продали! Двурушник хренов. А чем платить ему такие бабки, мне проще киллера нанять.
Васька опрокинул залпом рюмку коньяка и мрачно резюмировал:
— Видно, так и придется.
Олег, оторвавшись от стакана с минералкой (алкоголь он почему-то перестал воспринимать даже в малых дозах), серьезно спросил:
— Так-таки сразу и киллера? А поговорить с ним ты не пробовал?
— Я ж говорю тебе — мудила! Поди сам с ним поговори! — Васька даже разозлился, лицо его налилось краской еще больше. А ведь еще пара лет такой жизни — и инсульт ему обеспечен — мелькнула у Олега непрошенная мысль.