— Объясни, — потребовал Стоун.
— Проклятье, здесь без объяснений никак, — подтвердил Хантер. — Твоих бойцов хватило бы, чтобы размазать их по скалам в лепешку.
— Между нами встал дух Хансера. Он запретил это делать.
Слуга поднес мне бокал вина. Я и не заметил, как рядом появился этот невзрачный человечек. Сделал глоток. Вино было отменным. Я кивнул ему в благодарность, а он лишь ниже склонил голову.
— Останься, — приказал я. — Будешь подливать мне вино.
— Слушаюсь, господин, — пробормотал он.
Меня не удивило явление духа отца. Больно деятельным он стал в последнее время. А вот для тех, кто называл себя его детьми, это, похоже, было настоящим откровением. Как хорошо, что они оставили закрытыми свои лица. Не хотелось бы видеть их вытянувшиеся от удивления рожи.
— Какой дух? Как запретил? У вас был приказ! — крикнул Хантер. Он еще не до конца осознал смысл услышанного. — Только я говорю именем Хансера!
— Брат, это был он, мы узнали его. Он сражался так, что все наше войско не смогло бы сдвинуть его с места.
— Ты бредишь! Как дух может сражаться?!
— Может, Хантер, может, — заметил я. — Поверь мне на слово. Мой папка был изворотливым типом. И я всегда говорил, что смерть от рук каких-то ублюдков — это на него непохоже. Он опять всех перехитрил.
— Он сказал, что не за нас, а за иллюминатов. Но разве такое может быть? — произнес глава отряда. — А если может, возможно, в книге Луи больше истины, чем мы думали.
— Итак, кто еще слышал его слова? — Хантер быстро справился с удивлением.
— Все мы здесь. Я привел всех, кто видел его и слышал. Другим мы пока не говорили. Мы думали, ты сам должен объявить о нашей ошибке.
— Какой ошибке, если не секрет? — поинтересовался я.
— Если Хансер за иллюминатов, мы, его дети, должны заключить с ними мир и сражаться на их стороне. Его воля даже выше твоей, старший брат. Его дело важнее любых дел его сына. Мы — дети его. Воля отца — закон для нас.
Говоря это, он словно стал выше ростом. Остальные бойцы Черного отряда придвинулись поближе. Краем глаза я поймал лицо Хантера. На нем отразилась целая буря чувств. В какой-то момент даже страх.
— Миракл, — тихо прошептал он.
— Да, Хантер, это грозит всем нам, — ответил я точно так же, чтобы братья не услышали.
— Ты мне поможешь?
— В чем? — Я поймал его взгляд и уже не отпускал.
— Они не должны выйти отсюда.
— Хантер, это же наши браться, — прошептала Аква. — Одумайся.
— Они уже не братья. Раньше таких называли еретиками и раскольниками. Они разрушат наше единство, и мы станем слабыми.
— Приказ должен отдать ты, — твердо сказал я.
Это была уловка. Желание переложить хотя бы ведро крови из той бочки, в которой я плаваю, на чужую совесть. Попытка обмануть себя. Я понимал, что это недостойно настоящего дайх. Ведь не суть важно, кто отдаст приказ, — исполнить его могут лишь мои гвардейцы.
— Твои гвардейцы не послушают меня.
— А куда им деваться. Но это твои лучшие бойцы. Вам пятерым придется приложить свою руку. Иначе можем не справиться.
— Они все-таки мои братья, — засомневался Хантер.
— Отлично, значит, и разбирайтесь сами, — подвел я итог, отхлебывая еще глоток вина.
— Проклятье, Миракл…
— Я уже очень много времени Миракл. Либо вы участвуете наравне с моими гвардейцами, либо разбираетесь сами. Первый удар твой, Хантер.
Это оказалось непросто для него. Он создал братство, он устанавливал правила, в том числе и то, которое запрещало поднимать руку на своих. Черный отряд — не какие-нибудь новобранцы. Элита, самые верные, самые испытанные, самые лучшие. Хантер встал, поднял свой бердыш и направился к сдвинувшимся поплотнее бойцам. Он ничего не говорил. А что тут можно сказать? Быстрый удар. Предвиденье предупредило главу раскольников слишком поздно: Хантер развалил его пополам.
— Руби! — крикнул я.
Иерархи братства врезались в толпу, словно таран. Со всех сторон на братьев набросились мои гвардейцы. Все произошло слишком быстро, но плутонцы привычны к внезапным атакам. Некоторые даже успели выхватить сабли, но не пустить их в ход. Зажатые со всех сторон, они гибли. И только я услышал голос, произнесший:
— Он сделал выбор.
Я обернулся, но позади стоял лишь слуга со склоненной головой. Этот голос, в котором звучала настоящая сила, просто не мог принадлежать ему. Может быть, мой отец все-таки наблюдал за этими своими детьми, но почему-то не вмешался.
— Уберите здесь все, — приказал я. — Больше не хочу никого видеть и слышать. Ты бери вино и иди за мной, — приказал я слуге.
Аркадия закрылась в спальне. Я подвинул кресло к окну, сел и уставился на деревья сада. Тихое бульканье вина, наливаемого в бокал. Я взял его не глядя из рук слуги.
— Неужели это выглядит со стороны так мерзко?
Хотелось с кем-нибудь поговорить, пусть даже с этим безликим, запуганным человечком.
— Когда предаешь тех, кто верил тебе, со стороны это всегда выглядит мерзко. — Его голос звучал тихо и вкрадчиво. Но какие-то нотки мне не понравились. Тихий лязг за спиной. Я обернулся. На столе лежало оружие Луи. Я забрал его с собой — не хотел, чтобы клинок такой отличной работы вернулся к иллюминатам. Сейчас шпага сверкала в руке у слуги. — Великолепная вещь, — сказал он.
— Да, и она предназначена не для твоих грязных рук. — Это самовольство меня разозлило. — Положи его на место и пошел вон.
Он поднял взгляд на меня. Такие знакомые глаза. Ими смотрел на меня Луи, и его брат, и Аркадия. Из уголка глаза скатилась слезинка. Фульк смахнул ее рукой, спокойно, может быть, даже привычно. Эта маленькая капелька была так непохожа на рыдания Аркадии, которая все еще стояла у меня перед глазами.
— Как ты пробрался сюда? — спросил я. — Неужели в Тенях ты превосходишь моих не знающих преград?
— Тени, — задумчиво проговорил он, — баловство. Меня учил дух Хансера. А твой отец не очень хорошо дружил с Тенями. Так и быть, я расскажу тебе. В лесу на Черный отряд по моей просьбе напали оранжевые. Несколько разъездов были высланы следом. Когда они вернулись, я уже занимал место одного из братьев. Это ведь так удобно: лица у них закрыты. В замке я взял одежду слуги. Слуги все время вертятся тут и там, гордые плутонцы их не замечают. Зачем мне Тени?
— А разве Хансер не учил тебя не разговаривать с человеком, которого собираешься убить?
— У всех правил есть исключения. — Он положил шпагу на стол и сделал шаг ко мне, а я этого только и ждал.
Топор я по привычке бросил у входа, но серп-меч был при мне. Атаковать из такого положения, когда между нами кресло, у противника в руках клинок, а твой — в ножнах, не очень удобно. Сейчас — другое дело. Я достиг его одним прыжком и удар нанес с короткого замаха. Он остановил мою руку, резко ударив ребром левой ладони по запястью. Правый кулак устремился мне в живот. Я закрылся, но удара не почувствовал. Это — отвлекающий маневр. Настоящий удар пришелся пяткой под колено — он заставил меня упасть на бок, и вот тут его нога врезалась мне в живот.
— Например, чтобы усыпить внимание, можно и поговорить, — закончил он свою мысль.
Я попробовал встать — и тут же получил три быстрых удара. Не сильных — скорее, не удары, а касания, — но мое тело скрутила такая боль, что я невольно вскрикнул, вновь плюхнувшись на пол. Сомнений не оставалось: плутонский рукопашный бой. А из его известных мастеров я мог назвать лишь отца. Причем работа по болевым точкам — высшая ступень мастерства. Брат Аркадии не зря положил шпагу на стол. Он мог убить любого голыми руками. Может быть, Хансер после Плутона на это и не был способен, но, пройдя обучение у Лин-Ке-Тора, он стал самой смертоносной тварью на Луне. Видимо, ученик перенял его мастерство в полной мере.
Фульк вздернул меня на ноги и тут же взял в удушающий захват. Он полностью контролировал ситуацию от самого начала нашего противостояния, не давая мне даже шанса на сопротивление. Я заметил на его предплечье глубокий порез. Единственный след от моего серпа-меча, не настолько глубокий, чтобы надеяться, что Фульк истечет кровью и ослабнет.
Дверь в спальню открылась. В проеме показалась Аркадия. Бледное лицо, красные заплаканные глаза. Мне захотелось обнять ее, приласкать, успокоить, но обстановка к этому совсем не располагала. Я даже удивился захлестнувшей меня волне нежности.
— Прекрати, Фульк, — попросила она.
— Ты права, это бессмысленно. — Он вновь бросил меня на пол и достал из-под одежды дагу. — Он приобщен к алтарю. Его нужно убивать оружием. Если я сломаю хребет, он восстанет на алтаре.
— Брат, прошу тебя, не надо, — взмолилась она.
— Когда он похитил тебя, я оставил это просто так, потому что отец сказал, что у тебя свои планы. В детстве дядя заменил мне отца, он мне был не менее дорог, но я проглотил и его смерть, потому что он просил не мстить. Потом погиб отец. Так чего не надо?! Он ведь был нашим отцом! Не только моим! Твоя мать просто с ума сходит от горя. Она вновь достала из сундука кольчугу и меч, она готова снова драться. Отцу бы это не понравилось. И все — из-за него.
— Он предлагал отцу уйти, выбив у него шпагу. Отец сам решил продолжить бой. Я видела.
— Я не хотел его убивать, Фульк, — произнес я. — Это его выбор. Я победил по его правилам, и… я не ему наносил тот удар, который прервал его жизнь.
Фульк рассмеялся хриплым, каркающим смехом:
— А вот это уже самая смешная сказка!
— Это правда. — Аркадия подтвердила мои слова. — Фульк, наш учитель явился на помощь отцу. Миракл целился в него. Но у отца не хватило веры. Хансер так и не стал материальным.
— По-дурацки все как-то, — с горечью проворчал я.
— У дураков всегда так, — резко ответил Фульк. — Поздравляю, сегодня ты выжил и получил драгоценный опыт. Не забывай его. А это — чтобы лучше помнил.
Острием даги Фульк прочертил у меня на шее две полосы. Они начинались возле ушей и сходились углом под кадыком. Это был знак, которым Хансер когда-то метил свои жертвы.