— Это как? — не понял я.
— Ну вот, к примеру, берем обычного плутонца и прививаем ему чутье марсианина. И что получается в итоге?
— Что?
— А то, что теперь он легко убьет марсианина ударом в спину из Теней, а в тех же Тенях столь же легко сможет противостоять меркурианцу.
— Разве?
— Ты это должен лучше меня понимать. Меркурианец в Тенях для вас невидим, но вполне материален. Его клинок можно отразить, а его голову — отрубить.
— Действительно, ты прав.
— Первый плутонец, обучения которого не смогли ограничить, перевернул Луну. Подумай об этом.
Я понял, конечно. Исподволь, намеками, Шут все время напоминал мне, что в конечном итоге нас ждет война с Конклавом и что свои шансы на успех я непростительно занижаю. Не знаю, в какой момент осознал, что начинаю ему верить, проникаться его идеями.
Прямой хват, обратный, прямой, поворот вокруг кисти, прямой, обратный, прямой, обратный, поворот, выпад… Я не успеваю отбить. А Шут вновь начинает свою игру со столь любимыми им короткими мечами. Оба клинка не стоят на месте, оба вертятся в его руках совершенно аритмично. Но хуже того — между ними нет и синхронности. Я чувствую себя сбитым с толку сверканием двух клинков. При этом сокрушающий врагов, нарушая все каноны фехтования, очень широко развел руки. Его грудь открыта для быстрого выпада, но мне не до атаки. Два клинка — это как танец змеи, гипнотизирующей жертву. Они поглощают все мое внимание, полностью выбивают из колеи. И все равно я не могу за ними уследить.
— Да не бегай ты так глазами, — смеется Шут. — Не смотри — чувствуй, откуда идет атака. Не смотри на мечи! Мечом можно обмануть, что я сейчас и делаю.
Прямой, обратный, прямой, обратный, меч скользит вокруг кисти, потом волчком вертится под ладонью и устремляется ко мне. Я отбиваю его только за тем, чтобы получить несильный, но очень обидный укол вторым клинком в основание шеи.
Шут опускает мечи.
— Хватит на сегодня.
Я киваю, отхожу и буквально валюсь рядом с Пантерой — она уже успела отдохнуть, но все равно дышит тяжело, а руки дрожат. Над нею наш наставник издевался до меня.
— Грешник, не окажешь ли ты мне честь? — подчеркнуто вежливо спросил Шут. — Просто наглядная демонстрация.
Белый молча кивает, встает.
Да, это действительно была наглядная демонстрация. Конечно, замкнутый друг Тер не отвлекался на финты Шута. Конечно, его сложно было обмануть клинком. Конечно, он не выложился и наполовину, оставляя глубину своих способностей все такой же загадкой и для Шута, и для меня.
Ах да, чуть не забыл. В катакомбах у меня появилась новая пассия. Представьте себе, не знающая преград. Она сама нашла меня. Познакомились, поговорили. Слово за слово — и я сам не заметил, как очутился в ее постели. Должен признаться, это было нечто. Ни в какое сравнение не идет с плутонками, которые у меня были до нее. Во-первых, я наконец-то смог расслабиться. Знал, что не собирается меркурианка меня убивать. И она сама не ждала подвоха, потому вышло все чудесно. Ну а во-вторых, была она настолько опытна в постельных делах, что все мои прежние любовницы рядом с нею казались бревнами.
У нее имелись ученики. Сопляки из банд, будущие духи, поголовно влюбленные в свою наставницу. Ее бледная кожа очень хорошо гармонировала с длинными, немного вьющимися черными волосами и карими глазами. Звали ее Ши-Ги-Ра, и была она из Изумрудного домена.
Один из учеников, наверное самый ревнивый, попытался приставить мне кинжал к горлу. Я тогда еще не определился, имею ли право убивать здесь, потому ограничился тем, что сломал дураку руку. Кстати, открытый перелом. Чтобы наверняка запомнил, к кому стоит лезть, а к кому — нет. И другим наука.
У нас с Ши-Ги-Рой получилась весьма занимательная игра. Понятно, она услышала обо мне от того меркурианца, которого мы встретили в катакомбах. Ее насторожило то, как легко я уходил в Тени. Все время, пока длились наши отношения, Ши-Ги-Ра пыталась понять, кто я — особо талантливый дух или все же убийца, узнавший недозволенное. Я сразу раскусил эти попытки. Все-таки уроки Ансельма не прошли даром. И все время балансировал на грани, не давая ее интересу ослабнуть, но и не выдавая себя. Прекрасно понимал: узнай она правду — все учителя катакомб ополчатся на меня. И Шут вряд ли спасет. Зато сам я узнал от нее много интересного о доменах и Темной стороне. Думаю, потом это пригодится. Словом, рядом с ней проводил время с пользой и не без удовольствия.
Сегодня выдался свободный вечер. Лежу, пересматриваю то, что написал за эти полгода обучения у Шута. Досадно. Эти строчки не отражают и десятой доли того, что я пережил. Скупо, слишком скупо. Сначала возникло искушение вырвать листы и переписать заново. А потом решил: пусть остается как есть. Я писал то, о чем думал в тот момент. А если сейчас сяду вспоминать — обязательно присочиню то, чего не было. Да и времени не так много, а голова пухнет от новых мыслей. Завтра опять начнется, и все они вылетят из нее. Шут — он действительно взялся за нас всерьез с самого первого дня, не оставляя и минутки свободного времени, давая редкие передышки. Школа Марса — жестокая школа. Твое тело после их тренировок рассыпается на части, и только тот, чья воля достаточно сильна, соберется из этих обломков в новое существо — существо, способное по собственному желанию превращаться в машину, сокрушающую врагов.
Гаэлтан. Он тоже был безжалостен в тренировках, но его обучение направлено слегка на другое. Хотя для той же Тер разница незаметна, ее вижу только я… Еще, возможно, Грешник. В последнее время мне кажется, что он понимает в происходящем больше всех нас, даже больше Шута, хотя Шут все это затеял.
Друид тренировал меня… Но тренировал он прежде всего дух. Часы, иногда дни медитаций, когда неподвижно сидишь либо стоишь в какой-нибудь странной и противоестественной позе. Под конец мышцы деревенеют, на следующий день все тело болит, и при этом ты абсолютно один. Ты можешь, к примеру, лечь поспать, а потом вернуться в назначенную наставником позу. А можешь и не возвращаться. Он ведь не придет за тобой — ты сам выйдешь к нему, когда истечет назначенное время. Ты можешь ничего не делать вообще: единственный, кто в силах заставить тебя исполнять все в точности, — ты сам. Ты можешь сойти с ума в этом абсолютном одиночестве, ты помимо воли учишься этому странному состоянию отрешенности, когда оставшееся время перестает давить на плечи многопудовым камнем, небесным сводом. Ты входишь в гармонию с миром. Или не входишь, если твоей воли не хватит заставить себя не лениться. Но без этих странных упражнений и наука друидов не пойдет впрок.
Только сейчас я до конца понимаю всю мудрость и гармоничность их Пути. Либо ты станешь духовно таким же, как они, и воспримешь все их способности. А если не станешь, то даже лучший друидский пастырь не научит тебя.
Шут делал упор на тренировку тела. Постижение через боль. Ужасные полосы препятствий. Уже через час тело начинает болеть, но, если ты остановишься, тебе причиняют еще большую боль. В конечном итоге ты учишься от нее отрешаться. Да, приходит что-то сродни тому самому состоянию, знакомому мне по урокам Гаэлтана. Но оно лишь побочный эффект. Оно может и не прийти, вместо него может воспитаться ярость. Так получаются бойцы, подобные известному Бьярни. Берсерки высших, в которых спокойствие перемешалось с яростью. Да, я это прочувствовал. Вроде бы и то, и то было «спокойствие», но разное.
Восприятие боя у друида и у марсианина — разное. Думаю, это и так понятно. И вот что странно: у друидов оно вытекало из тренировки тела, а у высших — из тренировки духа, если это можно так назвать. У меня было море времени подумать, сравнить, оценить, разложить все по полочкам. Но до конца я все осознал…
Когда меня учил Гаэлтан, он уделял внимание всем пяти чувствам. Заметить краем глаза едва уловимое движение, ощутить почти незаметное изменение запаха своего противника, почувствовать всей кожей движение воздуха и многое другое. Друидские способы тренировок насчитывали тысячелетия и тысячелетия. Они умели учить. Но отточить свои чувства до небывалой, казалось бы, невозможной остроты — это одно. Это лишь меньшая половина. Мозг должен тут же определить причину того, что ты почувствовал, следствие из этого, а тело — отреагировать. И на все это отводится невообразимо малое время, сотая часть от мига. Я не достиг в этом такого же совершенства, как мой наставник. Но меня не удивило, если бы он умудрился на равных противостоять умению предчувствовать сокрушающего врагов.
Это удивительнейшее состояние полной открытости. Ты словно впечатываешь себя в окружающий мир, и значение имеют даже не действия врага, а изменения Мира. И ты просто видишь, причиной каких изменений стал твой враг и что за этим последует…
Нет, это невозможно изложить на бумаге в жалких словах. Это надо почувствовать, чтобы понять. Я вот пытался, пытался, но, перечитывая, вижу: все это убого и отрывочно. Но хотя бы какое-то представление дает о том, что чувствует друид в бою.
А вот вчера я впервые ощутил это по-марсиански. И я понял, почему на Светлой стороне марсиан называют несущими спокойствие. Когда то самое внутреннее спокойствие достигает пика, ты словно перестаешь что-либо чувствовать. И вот тогда, оставшийся сам в себе, твой дух бросает все силы на то, что называется шестым чувством. Это — миг пробуждения, вспышка, как будто открывается еще один глаз. После этого ты опять все видишь, все слышишь, все ощущаешь, но это шестое чувство — оно с тех пор всегда с тобой. Ты предчувствуешь все, что направлено на тебя, — как хорошее, так и плохое.
Но чтобы научиться этому, мне пришлось отрешиться от умений, привитых Гаэлтаном. Было очень сложно подавить в себе эту ставшую интуитивной открытость. Ведь она тоже по-своему эффективна. Вспомните, я рассказывал о покушении на меня. Тогда друидская наука проявила себя лучшим образом. Мне вдруг опять вспомнилось, как я убил Гаэлтана. И подумалось: это было самое большое везение в моей жизни. Только сейчас я осознал: друид просто должен был проснуться, перехватить мой удар. Пожалуй, даже я смог бы это. А он — и подавно. Как? Как мне удалось его убить?!