И это понял не только я. Познавшие таинства черпают свою силу из самых загадочных источников. Чувства. Страх за свою жизнь позволил моей матери частично отразить магический удар, который должен был размазать ее по полу. Она лежала под гнетом заклинания, борясь, не давая расплющить себя. А теперь на ее глазах убивали единственную ее надежду вырваться из круговорота жизни, обычной на Плутоне для таких, как она. В какой-то момент я бросил быстрый взгляд на нее и поразился. Мать вставала на ноги. Ее глаза горели той же глубинной Тьмой, что и у бессмертного. Эта Тьма пульсировала, затапливая все.
Я почувствовал, что проваливаюсь в Мир Видений. Это было странно и со мной случилось впервые — переход в бою, который не мешает мне драться. Просто все вдруг предстало в новом свете. Я в своей защитной сфере Тьмы, и такая же сфера моего врага. Ее стенки толще, чем у моей, но в одном месте она пробита, и осколок вонзился в запястье, мешая бессмертному вернуть свою руку. А за его спиной разрасталась третья Сфера, буквально этой Тьмой затопленная. И с каждым биением сердца этой Тьмы она удваивалась. Впервые я видел, как чувства умножают силы познавшей таинства.
Пропустил выпад врага, но это уже не имело значения. Сфера матери вдруг словно бы выцвела, зато на спину члена Конклава обрушился чернильно-черный молот. Мой враг не смог выдержать этого удара. Его оглушило, бросило вперед, на меня. И я сделал единственно верное — четким встречным движением подставил топор под его горло.
Мать осела на пол. Не рассчитав сил, она выжала себя досуха. Впрочем, когда это адепты Юпитера умели грамотно распределять силы? Этому на Сатурне учат. Голова покатилась по полу, как маленький шарик перекати-поля. Тело, продолжая движение, упало. Я подскочил к нему, одним взмахом разрубил спину. Сердце на месте. Подвела бессмертного самоуверенность: не готовился он к бою, не изменял структуры своего тела. Топор прервал биение сердца под громкий крик моего поверженного врага. Почему-то я чувствовал, что надо действовать именно этим оружием, полученным от Безумного Кузнеца.
Дверь вылетела — спали держащие ее чары. Хантер ворвался в тронный зал первым. В руках у него был огромный бердыш. Глава братства взмахнул им, как тростинкой, но я бросился под удар невероятным прыжком, перехватил за древко.
— Нет! — Мой взгляд заставил всех отшатнуться.
Голова лежала лицом к дверному проему, она была жива, я не дал Хантеру расколоть ее на две половины.
Дети Хансера замерли в немом изумлении.
— Вы все умрете, — изрек бессмертный. Голос его изменился, стал каким-то бесплотным. И все-таки он еще жил — жил, лишившись тела.
— Заткнись. — Я наступил на голову, заставив ее вскрикнуть от боли. — Ты не в том положении, чтобы угрожать.
— Ты победил его, — изумленно выдохнул Хантер.
— Он лишь один из многих, — отмахнулся я. — В живых осталось больше. И они все знают о наших планах.
— Это поражение. — Хантер уронил бердыш. — Наш единственный шанс был во внезапности.
— И он у нас остался, — возразил я, шагая ему навстречу и встряхивая за плечо. — Остальным и в страшном сне не приснится, что я одержу победу над одним из них. Они могут ждать подобного от демонов, но не от плутонцев. И теперь нам надо действовать очень быстро. Готовы ли вы попытаться?
— Да! — Крик братьев опередил ответ Хантера.
Я видел их горящие глаза, уверенность в каждом движении, в тот момент я упивался своей властью над их душами. Они пойдут на замок Конклава по одному моему слову. Вожакам ничего не останется, кроме как принять существующее положение вещей.
— Тогда слушайте меня. Все, кто пойдет завтра на штурм, должны собраться в самом большом гроте.
— Завтра? — удивился Хантер. — Мы ведь не готовы.
— Мы будем готовы. Собирайте бойцов, собирайте всех. Пришла пора действовать. Хантер, мы атакуем завтра вечером. С этого момента и до того, как мы выступим, из катакомб не должен выйти никто. Расставь на выходах бойцов Черного отряда и корпуса Дождь, из старой гвардии, никаких новичков, только проверенные.
— Хорошо.
— Сотню бойцов Аквы во главе с ней — в таверну. Разнести ее в щепки, хозяина — убить. Я подозреваю, что он — друид. Кругу незачем знать, что происходит на Плутоне. Телепорт уничтожить.
— Сделаем.
— Мои люди тоже должны быть среди тех, кто будет слушать мою речь. После этого мне надо будет поговорить с ними с глазу на глаз.
— Обеспечим, — кивнул он.
— Исполняйте.
И никому в тот момент не пришло в голову возразить мне. На какое-то время мой авторитет стал непререкаемым.
— Он все еще жив. — Хантер с сомнением кивнул на голову. — Он может быть опасен.
— Нет. Уже нет, поверь мне.
— Опасно оставлять его в живых, — не сдавался предводитель братства.
— Мы ведь ничего не знаем о замке, а он знает.
— Он не скажет.
— Выбирая между смертью и жизнью? — Я усмехнулся. — Эта голова будет на нашей стороне. А сейчас исполняйте приказы, оставьте меня. Времени мало, мне нужно поговорить с нашим новым осведомителем.
Я отложил в сторону свои записи. Голова лежала на троне, куда я ее и положил. Кровь вся вытекла, но бессмертные живут по своим законам — как оказалось, они вполне обходятся без многого, необходимого нам.
— Когда я был маленьким, мать рассказывала мне сказки, — тихо проговорил я. — Разнообразием они не блистали, все сплошь про великих высших древности. Но особенно мне запомнилась одна, про сокрушающего врагов. Его звали Геракл. Ты с ним не был знаком?
— Знавал, — ответила голова. На лице моего поверженного врага уже не осталось той боли, застывшей в момент, когда его голова отделилась от тела. И глаза его уже не сочились первозданной Тьмой — просто два черных провала.
— Он был таков, каким его описывают сказки? — поинтересовался я.
— Я не так много сказок слышал. Наверно, нет. Он сражался с охотниками Круга друидов. Он лучше всех наловчился их убивать. Друиды тогда еще не до конца осознали, что они привели в этот мир, создав охотников.
— Охотники… — Я задумался. — Я читал о них. В книге Луи. Но не знаю, что из написанного им правда.
— Пожалуй, все, — чуть подумав, ответил мой собеседник. — Только Луи не понимал их, а Иллюминат, наверно, не особо хотел вдаваться в подробности. Наверно, для него это еще было больно. Охотники такие, как я. Только разума в них с каждым днем все меньше. А друиды тогда не очень умели их контролировать. Создали их с перепугу несколько десятков, а потом не знали, что с ними делать. Охотники перебили высших, баламутивших Землю, породив легенды о войнах богов с титанами, а потом начали просто убивать. Знали бы бедные низшие, что часть богов, которым они поклонялись, и чудовища, которых истребляли воспетые ими герои, одни и те же существа.
— Мне всегда нравилась сказка про Геракла и Лернейскую гидру, — задумчиво промолвил я. — И вот я сейчас сижу и думаю: а может, в моей руке тот самый факел, которым Иолай прижигал шеи, когда Геракл рубил гидре головы?
— Все может быть, — философски заметила голова.
— Почему ты со мной разговариваешь? — резко сменил я тему, бросив на собеседника пристальный взгляд.
Выражение его лица не изменилось, хотя мимика — единственное, что ему осталось. Не изменился и голос:
— А почему нет? Ты победил меня, я не вижу сейчас возможности вернуть себе тело самостоятельно. А жить мне нравится. Нравится даже в виде отрубленной головы — это лучше, чем смерть.
Он не врал. Он не собирался ничего скрывать. Он был спокоен и откровенен.
— И долго ты так протянешь?
— Не знаю. Какое-то время протяну.
— Пока я не отдам тебя Хантеру? Ему очень не понравилось, что ты воспользовался его обликом.
— Не отдашь! — Я позавидовал его убежденности. — Ты ведь сам признался, что вам ничего не известно о нашем замке, а мне известно все.
— А потом?
— А потом? — передразнил меня он. — Я знаю ваши планы. О том, что сейчас происходит на Луне, вы ведь не знаете. О наших союзниках? Нет. О доменах? Тоже нет. А я — просто кладезь информации.
— И ты добровольно ею поделишься?
— Почему нет? Я жить хочу. Если я не соглашусь, ты начнешь надо мной издеваться, а защититься я не могу. Для отрубленной головы это совсем непростая задача. Твой топор запер большую часть моей силы вне меня. Лучше я договорюсь с тобой полюбовно.
— А что взамен?
— Ничего. Чтобы меня кто не прикончил, ты и сам присмотришь. Я ведь тебе нужен. Верни мне мое тело, когда союзники Конклава будут повержены. Большего мне не надо. Если ты уничтожишь Синод Воинства Небесного и Меджлис Некромантского домена, я один буду тебе уже не страшен. А в противостоянии с Хантером пригожусь.
— Сложно поспорить. Мне нравится договариваться с тобой. — Я рассмеялся. — Будешь помогать мне — я верну тебе тело, ведь это я его отнял. Знаю, что доверять тебе стоит с оглядкой.
— Каждый блюдет свою выгоду… — Были бы у него плечи, он бы ими пожал.
— Узнаю, что пытаешься мне вредить, — тебя расколют на две одинаковые половинки, — пригрозил я. — Как тебя звать? Не обращаться же к тебе «голова».
— Зови меня Гидрой.
— Мне нравится, что ты умеешь посмеяться над собой. Ну что ж, у меня к тебе куча вопросов.
Сколько мы проговорили? Какое-то время. Вы представляете себе бессмертного? Вы представляете себе того, кто учился у первых высших, тех самых, которые придали планетам их нынешний облик? Того, кто укреплял свои силы и знания в борьбе против своих учителей, тайной, теневой борьбе. Их было так мало, стало еще меньше, когда тринадцать ушли в домены и создали Некромантский. А еще позже эти же тринадцать стали у основания Воинства Небесного. В Некромантском остались их ученики, по три от каждого, уже не бессмертные, но превосходящие высших. И вот тысячелетия борьбы без потерь были прерваны выходом на арену нашей семьи. Воинство потеряло пятерых, теперь и Конклав лишился одного. И некем восполнить эти потери. За тысячи лет не появился ни оди