— Хорошо, я исполню, — кивнул Кот.
— И прибавь к гвардейцам десяток из корпуса Таинств, — задумчиво добавил я.
— Ты что, думаешь, что туда полезет-таки весь Плутон? — Он рассмеялся.
— Нет, всего лишь один человек. — Я резко оборвал его смех. — Последний из Конклава жив.
— Как? — Кот остановился. — Его голова…
— На голове было написано, кому она принадлежит? — ехидно осведомился я.
— Но они были живы. Я слышал их предсмертные крики, все слышали.
— Вы слышали крики пяти голов. Одну я разрубил в гробовом молчании. Последний из Конклава убежал. Я его неплохо покалечил, он остался без руки и без уха и отрастить их не сможет. Но и такой он опасен. Так что вот тебе неплохие приметы.
— Но это… Как… Мы же… — Кот выглядел потерянным. Еще бы. Одно дело — думать, что все бессмертные на Плутоне мертвы, и совсем другое — знать, что один выжил и сейчас очень зол и жаждет реванша.
— Не беспокойся. — Я хлопнул Кота по плечу. — Он сейчас в смятении больше, чем мы, он не знает, что произошло и как такое может быть. Он обязательно выкинет какую-нибудь глупость — слишком уж привык он всегда контролировать ситуацию. Происходящее выбило его из колеи. Он обязан проявить себя в ближайшее время.
Мы вышли во двор. Плутонцы из городского отребья под присмотром гвардейцев разбирали трупы. Как я понял, эти были из тех, кто сумел увильнуть от штурма. Любопытство, как говорится, кошку сгубило. Им хватило ума и навыков просочиться сквозь раскинутую братством сеть, когда люди Хантера сгоняли горожан на штурм замка, но не хватило сил подавить свое любопытство. Подползли поближе, чтобы посмотреть, что происходит и чем все закончится. Здесь их мои гвардейцы и рекрутировали на общественные работы, не особо церемонясь с сопротивлявшимися.
Слабым утешением для них была возможность забрать все, что они найдут на поле боя. Слабым, потому как мало что осталось. Штурмующие вооружались прямо в бою, вырывая клинки из еще не окоченевших рук. Кот ушел исполнять мои приказы, а я остался. Мне все еще не верилось, что нам это удалось. Мы изменили Плутон. Мы скинули казавшийся всесильным Конклав. Я повторял это себе вновь и вновь, но слова не обрастали смыслом, звучали как нечто нереальное, не имеющее какого-либо отношения к действительности.
Одно из тел, когда с него стащили два трупа, вдруг пошевелилось. Переход от спокойствия к действиям был слишком резок. Взблеск клинка — не славного длинного меча высших, а короткой железяки, подобранной тут же, — был подобен молнии. Удар цели не достиг. Оборванцы, человек пять, отпрыгнули в стороны. Мне было все равно, что там происходит. Сколько отребья положат, прежде чем оно угомонит выжившего, судя по всему, адепта Марса. Я сделал знак гвардейцам не вмешиваться, и они лениво отошли подальше.
Сокрушающий врагов встал. Левая нога его была вывернута под неестественным углом. Он мог лишь ковылять, подволакивая ее. И никакое умение игнорировать боль тут не поможет. Он не жилец и не боец. Голытьба это поняла сразу. Марсианина уже взяли в широкий круг человек тридцать. Они подхватили брошенное во время штурма дреколье, где-то сверкнули ножи и короткие мечи. Один из плутонцев метнул дубинку, целясь в покалеченную ногу. Сокрушающий врагов отбил ее, подставив меч.
— Потанцуй, потанцуй. — Кто-то хрипло рассмеялся.
Я заметил, что у советчика было несколько наскоро перевязанных ран. Все понятно: натерпелся страху во время штурма, а сейчас затесался в толпу и хочет отыграться, поиздеваться — знает, что ответить адепт Марса ему не сможет. Сокрушающему врагов больше никого не сокрушить. Да, шакалы не упустят возможности поглумиться над поверженным львом.
Еще несколько дубинок и колов полетели в калеку. Он отбил их спокойно, даже несколько отрешенно. Тоже интересное зрелище — человек, потерявший свой мир. Еще вчера для него было все ясно и в настоящем, и в будущем. А сейчас он стоит перед толпой, неспособный спастись, отбивающийся, сам не зная зачем. Просто потому, что его слишком хорошо научили воевать.
— Ну и зачем все это? — услышал я рядом голос Грешника.
К тому времени многие отбросы уже сообразили, что их игрушка на бросок неспособна, она и ходит-то с трудом. А кол гораздо длиннее короткого меча. Шестеро придвинулись ближе и начали тыкать калеку дрекольем, особенно целясь в левую ногу. Остальная толпа взрывалась радостными криками всякий раз, когда жертва не успевала отразить удар и вскрикивала от боли.
— Эй, марсианин, где же твое хваленое спокойствие и выдержка? — глумливо поинтересовался кто-то.
— Жак, подбодри его, пусть потанцует, — выкрикнули из толпы.
Как я понял, Жаком звали того самого, раненого. Он не производил впечатления городского отброса. Скорее, бандит.
— Они все дети, глупые, озлобленные дети, — пробормотал Грешник. — А еще они в толпе. Поодиночке они бы так не поступали.
— Так пойди и накажи этих детей, — недовольно буркнул я. В последнее время миротворческие идеи Белого просто выводили меня из себя. — Хотя толку я в этом не вижу. Всех несчастных калек не защитишь от озлобленных детей. А твои принципы умрут вместе с тобой.
— Почему?
— Потому что нет тех, кто их разделяет.
— Нет, Миракл. Если идея стоящая, она все равно рано или поздно воскреснет в умах людей.
— Воистину достойная позиция, — рассмеялся я. — Ждать, пока оно само воскреснет. А ты не думал о том, что следует поднять задницу и попытаться донести это все до людей?
— Думал, — признался он.
— Конечно, ты думал! Но дальше мыслей ничего не пошло. Хотя куда уж тебе донести подобные идеи до плутонцев. Они понимают лишь силу. А сила со всем этим даже рядом не стояла.
— Ты неправ. Сила бывает разная.
— Ну вот и докажи это хотя бы себе. Попробуй начать проповедовать хотя бы среди вон того отребья.
— А вот здесь соглашусь с тобой, — пробормотал он. — Сколько можно выжидать? Так и жизнь пройдет.
Грешник спокойно вскинул шест на плечо и направился к толпе.
— Эй, если они нападут на тебя, вытаскивать не буду, — крикнул я вслед. — Сам виноват.
Он проигнорировал мой крик. Наверно, надо было идти отдыхать. Что мне весь этот бред в голове полусумасшедшего? Но меня заинтересовала ситуация.
Отребье не спешило разделаться со своей жертвой. Когда еще выпадет подобная возможность поиздеваться над сильным? Появление Грешника застало их врасплох. Что я могу сказать? Он выбрал верный тон разговора. Толпа опомнилась, только когда десяток из них разлетелся в стороны под ударами шеста. Остальные, еще не осознав, что происходит, оставили доходягу-марсианина в покое, отпрыгнули в стороны и сомкнулись полукругом за спиной Грешника. Впрочем, какая спина? Белый уже стоял лицом к ним, заслоняя покалеченного воина собой. Сейчас ему бы пройтись по левому флангу. Я бы так и сделал. С нашей скоростью, четкостью и умением предугадать действия противника Белый мог бы уложить еще не меньше десятка. А оставшиеся разбежались бы сами.
Грешник этого не сделал. Мало того, начали подниматься разбросанные им люди, присоединяться к полукругу, охватывавшему Грешника и его подопечного. Как я понял, сейчас Белый никого не калечил, не применял болевых приемов. Он просто расчистил площадку. Столкнувшиеся с ним так и не поняли, с кем связались. Все замерли. Потом тот, которого называли Жаком, решился взять роль вожака на себя.
— Ты кто такой и чего тебе надо? — высказал он всеобщий вопрос. Скорее всего, банду Жака вырубили подчистую, либо оставшиеся бойцы не стоили упоминания. Возможно, на моих глазах рождалась новая банда. Три десятка молодых пацанов — неплохой костяк в будущем.
— Ты неправильно держишь меч. — Грешник вопрос проигнорировал. — Смотри.
Движения его не уловил даже я. Подобно молнии он сблизился с Жаком и, специально замедлив движение, нанес резкий удар снизу по яблоку меча. Я знал этот фокус. Я знал, что меч просто обязан вылететь из руки хозяина. Грешник поймал его и тут же бросил обратно. Плутонцы смотрели на него ошарашенно. Однако в глубине глаз Жака, я заметил это, начал разгораться знакомый мне огонек. И, разгадав задумку Грешника, мысленно поаплодировал ему. Высшие Плутона, вечные ученики. У нас в крови принцип: нельзя допустить смерти наставника, пока ты не перенял всех его знаний. А многие при этом добавляют: а переняв все, оставь ему хотя бы жизнь.
— Ты, ты и ты — нападайте. — Конец шеста выбирает, и плутонцы послушно шагают вперед и тут же ложатся под ударами этого шеста.
— Объясняю ошибки. Ты опоздал начать. Ты — слишком сильные замахи, не контролируешь удара, проваливаешься за мечом. Ты бросаешься вперед без оглядки, тебе все равно, есть ли кто рядом, неужели ты считаешь себя способным справиться со мной в одиночку?
И все трое стоят, кивают, пытаются понять или хотя бы запомнить. А шест уже выбирает следующих. Тихо сидит на камнях, которыми вымощен двор, сокрушающий врагов, с удивлением смотрит, как его несостоявшиеся палачи вдруг превратились в послушных учеников, как с горящими глазами атакуют Грешника, а когда приходит очередь других, стоят в стороне и тщательно отрабатывают показанное им, устраняют ошибки.
— Наставник, сколько надо учиться, чтобы стать таким, как ты? — спрашивает Жак. Поразительно. Полчаса, а Грешник уже для них наставник.
— Этому нельзя научиться, — качает головой Грешник. — Для этого надо быть таким, как я.
— Как стать таким, как ты?
— Откажись убивать.
— Но тогда убьют меня. — Жак недоумевает.
— Я отказался убивать. Кто хочет попробовать убить меня?
Странно, произнес эти слова Грешник вроде бы обычным тоном, а все слушатели дружно сделали шаг назад.
— Когда не имеешь права убить, у тебя просто нет выбора. Ты должен стать сильнее своих противников, чтобы выжить. Ему достаточно одного успешного попадания — и ты труп. А ты должен защититься от него, да еще и вывести из боя, оставив ему жизнь.
— Да, для этого нужно быть сильнее, — соглашается Жак.
— Для этого надо победить себя, — замечает Грешник. — Искренне и навсегда отказаться убивать. Я почувствую фальшь. Я не позволю использовать мои знания для того, чтобы сеять смерть.