Утром в последний день октября в нашей долине выпал снег. Снег уже несколько раз выпадал в течение всего октября, но он быстро таял за несколько часов, октябрь был непривычно для меня сухим и теплым. Я постоянно помнил слова отца Филарета, что наша долина несколько лет будет как Минусинская котловина и старался особо не удивляться этому. Но это было, мягко говоря, затруднительно. Тем более что прошедший октябрь был теплее и суше обычного минусинского октября конца покинутого мною двадцать первого века. Знать бы, когда все вернётся на круги своя.
Выпавший снег принёс и понижение температуры, минус пять после почти плюс пяти накануне. И так, началась зима. Она в любом случае будет суровой и долгой.
Утро я провел, проверяя вместе с Леонтием наше хозяйство в Усинске. После полудня в Усинск вернулись с полей наши пахари. Они до последнего дня поднимали целину.
— Ну что, Савелий, давай отчет, — я знал результаты их работы, но хотелось просто услышать из первых уст. Довольный Савелий Петров заулыбался и поспешил доложить. Докладывал он не спеша, с расстановкой, памятуя мои просьбы пользоваться гектарами, а не десятинами.
— Засеяли пятьдесят пять гектар рожью и пять пшеницей. Целины подняли пятьсот три гектара, — Савелий сделал паузу. — Самому не вериться, что смогли столько поднять. Вот только будет ли чем засевать весною.
— Будет, Савелий, будет, — ответил Леонтий. — Я в лепешку расшибусь, но привезу. Главное теперь, что бы Енисей быстрее встал.
— Думаю, через месяц можно будет смело идти, — сказал я.
— Я думал, Григорий Иванович, пораньше.
Я в ответ покачал головой, Енисей и Ус реки коварные, в редкую стежку ледостав на них бывает очень долгим.
— Рисковать не будем, Енисей-батюшка шутить не любит. Его пороги в любое время года штука страшная, а зимой в особенности.
— Ну что же, будем не спеша готовиться, — Леонтий потер довольно руки. — Григорий Иванович, смотри Степан бежит. Наверняка про вашу душу.
Степан действительно спешил ко мне, световым телеграфом с завода пришла просьба: срочно приехать на завод. Наши гвардейцы в нижнем течении Уса задержали двух человек и это были не казаки.
Через два часа я был на заводе. Почти одновременно на завод с правого берега примчался и Ерофей, он выполнил все порученное ему в Железногорске и у Мергена и заканчивал последнюю «коревую» инспекцию правого берега.
Утром гвардейцы заметили пробирающихся по тайге правого берега Уса двух мужиков. Худые и оборванные они из последних сил шли вверх по течению реки. Встречи с гвардейцами мужики откровенно были рады, два дня назад они потеряли при переправе через какой-то безвестный приток Уса все свое снаряжение. Наши гвардейцы фактически спасли их от смерти.
Единство в вопросах веры в нашем отряде восстановилось еще до моего появления. Я конечно видел, что среди нас есть те, кто креститься двумя перстами, но они все посещали наш храм и я даже не пытался вникать в этот вопрос, всецело полагаясь на отца Филарета. Сержант Леонов был одним из них. Он сразу распознал в наших непрошенных гостях староверцев и разговорил их.
Когда я появился на заводе, Леонов поспешил доложить мне.
— Ваша светлость, они приверженцы старой веры с Ветки, — что такое Ветка я знал, поэтому просто кивнул Леонову когда он сделал паузу, как бы спрашивая меня, нужны ли мне объяснения.
— Когда царские войска разгромили Ветку, — продолжил сержант, — большинство переселилось в Стародуб. А эти не захотели и ушли сначала на Камень, а потом и в Сибирь пошли. Их всего человек триста. Больше десяти лет идут, ободрали их как липку, все кому не лень грабили. Веткинские всегда с достатком были, а эти в основном мастеровые, было что с них брать. Они до Алтая дошли, а там пошли южнее, где почти русских селений нет.
— Это по каким же дебрям они шли и как долго? — в пространство спросил Яков.
— Не знаю. К какому-то большому озеру вышли, но пошли дальше. С ними какой-то старец был, непонятно кто такой, вроде как один из попов веткинских. Он их вел. Так вот, он сказал, что надо идти дальше. Когда к Енисею вышли он умер. Остановились они на Енисее и не знали, что дальше делать.
— И где же они к Енисею вышли? — теперь я задал вопрос в пространство. — Озеро, скорее всего Телецкое.
— Точно не скажу, ваша светлость. Но думаю южнее Большого порога. Они высылали разведку на север вдоль Енисея и те дошли до порога.
— А почему думаешь, что это Большой порог?
— Так, когда к порогу шли, наткнулись на порубленных людей. Один из них огромный детина с клеймом на лбу и кольцом на ноге. У нас такой был, главный смутьян. Он то и подбил всех уйти. Кузнецы расковать-то его расковали, а снять кольцо не смогли, в кость вросло. А от нас они на юг от порога пошли.
— Логично рассуждаешь, — согласился я с Леоновым. — А дальше что было?
— А потом казаки разведчиков схватили. Старший казачьего караула допросил их и отпустил. На север сказал не соваться, а идти на юг по другому берегу Енисея. Когда дойдут до устья большой реки идти вверх по ней. Описал, как это устье выглядит. Это наш Ус. В долине этой реки живут люди. Сказал если не будете бросаться на ихнего попа, то они вас примут.
— Надо полагать, что это наш знакомый казачок, — предположил я. — И что они решили?
— Встали лагерем, а сюда послать разведку.
— Лихо, и как они зимовать собираются? — спросил Ерофей.
— В землянках, орехами питаться. Они люди опытные, уже так зимовали.
— И что ты сержант думаешь?
— А тут, ваша светлость, думать нечего. Господь один. Отец Филарет не заставляет нас тремя перстами креститься, ни кресты наши не рвет с нас, а то, что когда-то из каких-то букв на смерть бились, мне непонятно. Да и как вокруг храма ходить не важно. Мы вон все ходим в храм и не воюем в нем. Кузнецовы вообще беспоповцы были. Если будут согласны, можно принять, ежели нет, на нет и суда нет. Смута нам не нужна.
— Они же зимой от холода и голода могут погибнуть! — Последние слова сержанта меня поразили.
— Прошлые зимы не погибли и тут не погибнут, ваша светлость. Возьмём, а они смуту поднимут? Тогда что? — Леонов буквально вонзил в меня свой взгляд. — Все погибнут, и мы и они.
— Да сержант, жестко ты вопрос ставишь, — обычно он избегал и людей и разговоров, а тут гляди как разговорился.
Леонов как бы прочитал мои мысли и ответил мне.
— Я, ваша светлость, попович. Батюшка мой в раскол подался и на Яик ушел. А потом я целый год в крепости на цепи сидел вместе с одним образованным человеком. Он мне много чего рассказал.
— Где они сейчас? — спросил я про мужиков— староверцев.
— Анна Петровна кормит их.
— Давай их сюда. Да, Ванча где? — наш алтаец, вернувшись с Северов, постоянно «скитался» в нижнем течении Уса, заходя вверх и вниз по течению Енисея.
— Должен сегодня вернуться на завод.
— Он один?
— Нет, с ним мой следопыт. Вести этих?
— Веди, мы на них сами сейчас посмотрим, — мы — это Петр Сергеевич, Василий Иванович, Фома Васильевич, Яков Иванович, Ерофей и я.
Через несколько минут Леонов привел наших непрошенных гостей. Худые, но чистые и накормленные. Анна Петровна не только накормила их, но и переодела. Пусть в бэушное, но добротно отремонтированное. Бороды не русские окладистые, а скорее какого-то европейского типа: короткие, щеки неожиданно бритые. Войдя в контору завода, где мы их принимали, они стянули с голов картузы, на несколько секунд замешкались при взгляде на распятье на стене, затем степенно осенили себя двумя перстами и поклонились нам в пояс.
— Я князь Григорий Крылов, а кто вы такие?
— Я Константин Москвин, — представился один из гостей. Он на чуть-чуть встал впереди своего товарища. — Мой товарищ Серафим Стрельцов. Кто ты, князь, мы знаем. С твоими, — Москвин на секунду замешкался, — товарищами уже знакомы. Наши деды жили на Москве, а потом ушли на Ветку. Мы с Серафимом уже там родились. Когда генерал Малов с солдатами разорил Ветку, мы в Стародуб не пошли, — наш гость повторил, то что рассказал Леонов, с небольшими не существенными подробностями. Закончив рассказ своим спасением, старообрядец посмотрел на своего товарища, тот молча кивнул. В конторе повисла тишина.
Фома Васильевич вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая разрешения говорить. Я кивнул и он спросил старообрядцев:
— А скажите, добрые люди, вы знали, что мы православные и все равно к нам пошли. Это как?
— Ваш урядник сказывал, что не все вы никониане, но церковь у вас одна и поп один, Господа бога не делите. Если дозволите сохранить наши обряды, мы подчинимся и тебе, князь, и твоему отцу Филарету, — говорил по-прежнему Москвин, второй старообрядец только молча кивал в знак согласия. Урядником он назвал Леонова.
— Хорошо, мое слово будет такое. Я согласен вас принять, если добро даст отец Филарет. Вы поедете сейчас же к нему и его слово будет последним. Согласны? — я повернулся к своим товарищам. Все молча кивнули в знак согласия. — Но у меня будет еще одно условие. Отдельной общиной жить не будите, а как все — обществом. Семьям мы стараемся ставить отдельные юрты. Если отец Филарет даст добро, с вами еще побеседует Степан Иванов, он начальник нашей канцелярии и подробно расскажет про наши законы и правила, они одни для всех. Согласны?
— Согласны, ваша светлость.
«Наверное действительно согласны», — подумал я. — «То князь, а теперь, ваша светлость».
Никаких плохих сигналов товарищ Нострадамус мне не подал и я с чистой совестью поручил старообрядцев Ерофею, а сам решил задержаться на заводе. Причиной задержки я назвал желание дождаться возвращения Ванчи, но на самом деле мне не терпелось пробежаться по цехам и посмотреть как идут дела.
Отчеты с завода я читал ежедневно, но одно дело отчеты, а совсем другое увидеть все вживую и потрогать кое-что руками. Тем более, что о некоторых экспериментах и задумках докладывалось не сразу, а когда уже был результат. Петр Сергеевич сразу же предупредил меня, что к Лаврентию сейчас лучше не ходить, он настолько занят чем-то очень ответственным, что попросил даже выставить караул возле своей мастерской.