Ранним утром двадцать восьмого ноября отправляющаяся на север партия неспешно стала собираться на заводе. Мы же с Петром Сергеевичем после молебна запустили в работу паровую машину. В заводском цеху стоял страшный грохот, но мы были счастливы и поздравляли друг друга, наша большая паровая машина начала работу.
— Григорий Иванович, а ведь мы мудро поступили построив сначала маленькую машину, — Фома Васильевич от волнения прослезился. — Скольких ошибок избежали и в итоге быстрее получилось. А что теперь думаете делать, ваша светлость?
— До весны, Фома Васильевич, нам нужно построить еще одну машину. Нам нужно еще хотя бы три, — Фома Васильевич удивленно посмотрел на меня. — Одна нужна на заводе, другая на золотом карьере и третья, а вот где нужна третья я, Фома Васильевич, еще не знаю, — засмеялся я.
— Третью машину мы установим на заводе, а четвертую тоже на заводе, — продолжил мою мысль Петр Сергеевич, подходя к нам.
— Когда ты, Григорий Иванович, спрашивал про сроки, мне хотелось сказать тебе, фантазер, — Фома Васильевич даже головой потряс. — Я думал раньше весны, а то и лета не управимся. Вот что значит по плану делали. Скольких ошибок избежали.
Петр Сергеевич слушал тираду старого мастера с самым серьезным видом и я видел, что он не согласен.
— Записки Григория Ивановича конечно позволили нам сэкономить много времени, но главное было в другом. За месяц-два мы делаем сейчас больше чем на Урале за год. Люди у нас работают в разы лучше чем на заводе там, например. Они работают на себя и хорошо помнят и знают, что их ждет, если сюда придут царские каратели.
В моей прошлой жизни я уже видел трудовой героизм народа и был не удивлен. Освобожденный труд творит чудеса.
За неделю подготовки тропу до Енисея набили так, что еще засветло мы с Леонтием и компанией вышли на берег могучей сибирской реки, где заранее были установлены юрты. Набитая староверцами тропа до Каракерема тоже была вполне проходима и к полудню следующего дня мы были в оставленном староверцами лагере. Ерофей, Леонов, Леонтий и я поехали на берег Енисея.
Стоя на высоком обрывистом берегу, мы смотрели на покрытую ледяным панцирем реку.
— Ваша светлость, здесь холоднее чем у нас в долине и Енисей я смотрю встал, — сержант Леонов показал на реку.
— Это очень обманчиво, тут бывают оттепели и даже осенний ледоход. Гарантировано надо ждать недели две.
— А зачем-же так рано пошли? — спросил Леонов.
— Важен каждый день, да и есть вероятность, что Енисей встанет раньше, если ударят сильные морозы, — Леонову ответил Ерофей, я сосредоточенно смотрел на другой берег. — А самое главное надо разобраться на месте, что как, где будет засада, какие сигналы поставить.
Мы спешились, Леонов и мой тесть стали изучать окрестности.
— Григорий Иванович, почему ты уверен, что на нас могут напасть при возвращение Леонтия?
— Не знаю, Ерофей, не могу объяснить, но уверен в этом.
— А что ты там высматривал? — Ерофей махнул в сторону левого берега.
— Мне показалось, что там тропа, но наверное показалось.
— Когда река встанет надо будет посмотреть, — Ерофей тоже пристально осмотрел левый берег. — Там мне кажется удобнее идти.
— Наш берег круче, — согласился я.
Леонов и мой тесть вернулись к нам.
— Григорий Иванович, — начал мой тесть, — мы посмотрели лед, я думаю несколько дней и можно будет идти. Пойдем по самой кромке, если провалимся, то сможем выбраться.
— Так можно утопить лошадей и снаряжение, — засомневался я.
— Так мы же не собираемся завтра идти, стоят морозы и лед крепчает.
Пятый день температура снижалась и по утрам стабильно было около минус пятнадцати, здесь же вообще было двадцать. Главной проблемой предстоящей зимы на самом деле был не недостаток провианта, а недостаток хорошей зимней одежды. Всё самое теплое и стоящее получили пошедшие с караваном Леонтия и если будут сильные длительные морозы, то жизнь в Усинске просто станет. Наш друг Мерген обещал нам помочь с теплой одеждой, но немного попозже.
В устье Каракерема самую высокую и обрывистую скалу, увенчанную красивым, развесистым кедром, мы решили сделать последним ориентиром для засады. Если засада будет, то до этой скалы.
Три дня мы провели в покинутом лагере староверцев, разбивать новый лагерь было совершенно нецелесообразно. Несмотря на мороз и достаточно глубокий снег, мы улучшили тропу до Уса, провели разведку на другой берег Каракерема и наметили метров двести тропы на север.
Утром четвертого дня мы спустились к Енисею и осмотрев лед решили, пора. Через час трое наших посланников осторожно вышли на лед и растянувшись вереницей, осторожно вдоль самого берега тронулись в путь. Некоторое время с прибрежных скал было видно, как они осторожно продвигаются вперед. Но затем неприметный изгиб берега скрыл их.
Следующим утром мы с Ерофеем отправились в обратный путь и вечером были на заводе. Разговаривать с Ерофеем мне впервые не хотелось, вернее я сейчас вообще ни с кем не хотел разговаривать. В моей прошлой жизни было слишком много потерь и слишком мало находок и перспектива очередной потери меня очень страшила. За несколько недель нашего знакомства я очень привязался к тестю и у меня даже появилось что-то сыновье в отношение к нему, мне здесь все-таки двадцать пять, а не под сто.
Жена ожидала меня на заводе, глаза у неё явно ни один час были на мокром месте, но мне она даже виду не подала и спокойно дала мне полный отчет за время моего отсутствия. Для себя я выделил два события: венчание Лаврентия и приезд гостей-урянхайцев. Мерген, как обещал, привез нам двести полных комплектов урянхайской национальной одежды и ждал меня в Усинске. Это был даже не царский подарок, нечто большее. Интересно расскажет ли, где он взял все это.
Услышав о подарке Мергена повеселел и наш капитан, его гвардейцам приходилось чуть ли не полураздетыми нести службу, особенно на Мирском хребте. Не задерживаясь на заводе, мы направились в Усинск, встретиться с Мергеном надо было обязательно.
Мерген привез нам одежду не просто так, а с большим прицелом, он хотел, что бы я взял на обучение медицине молодых людей, девушку и двух молодых юношей. Церемониальный ужин постепенно превратился в дружеское застолье и мы засиделись далеко за полночь. Мерген оказался человеком вполне современным, он хорошо усвоил универсальную поговорку: не лезь со своим уставом в чужой монастырь.
За несколько недель прожитых рядом с русскими он научился понимать русскую речь, поэтому ни каких проблем с общением не возникло, тем более когда к нам присоединился Ванча. После вручения своего подарка и получения согласия на обучение своих соплеменников, Мерген чисто по-русски расположился у нас и мы три часа беседовали уже по-нашенски.
Урянхаец рассказал нам много интересного и раскрыл нам некоторые карты с их, урянхайской стороны. Как я и предполагал одеждой он нас обеспечил с помощью монастырей. Кто-то из сильных мира сего в Урянхайском крае имеет далеко идущие виды на дружбу с нами. У Мергена в этой истории был свой интерес. Его род, сильно пострадал в потрясениях последних десятков лет и насчитывал сейчас не больше пятидесяти человек. Род зайсана Мёнге-Далая был сильнее и многочисленнее и у них было кровное родство. Мерген вынашивал честолюбивые планы набрать силу и стать самостоятельным, а если уж иметь над собой господина, то только одного. Именно поэтому Мерген и стал стремиться к нам. Особенно меня поразило его стремление породниться с русскими. У нас был некоторый недостаток женского пола, а у Мергена избыток и он откровенно предложил своих соплеменниц в жены нашим мужикам. Тем более уже был почин и его сестра была безмерно довольна своей жизнью.
Такой откровенности от Мергена я не ожидал, он просто, как говориться, выложил на стол все карты. Почувствовав мое изумление, Мерген поставил все точки над и:
— У моего рода, князь, есть могущественные враги, они все равно будут стремиться убить меня и всех моих родных.
Как говориться чем дальше в лес, тем больше дров. Выслушав Мергена, мы с Ерофеем переглянулись, забившись в неимоверную глушь, мы количество своих врагов всё увеличиваем и увеличиваем.
Когда глубокой ночью мы остались одни, Ерофей долго смотрел на мою карту, лежащую на столе.
— Сейчас я смотрю на наше положение не так радужно, как к примеру пару месяцев назад.
— Объясни причину твоего пессимизма? — мне важны были детали, суть вопроса я понимал.
— Я сейчас лучше знаю тропы, ведущие в долину, их достаточно много. И если со стороны России все более-менее контролируемо, то с юга намного сложнее. Я знаю и понимаю, как могут действовать русские начальники. А вот они, — Ерофей ткнул в карту, где я написал Китай. — Я невысокого мнения об узкоглазых как воинах, но слушая Мергена, я подумал, а что я вообще знаю о них? Реально ничего, одни сказки, — последние слова Ерофей произнес с большим раздражением.
— Прекрати посыпать голову пеплом, это ни к чему, ничего пока не случилось. А как говориться, кто предупрежден, тот вооружен. Сейчас зима и все тропы закрыты. Никто не пойдет через них. Но весной мы должны облазить весь Куртушибинский хребет от Енисея до, — а вот где это до? — Я думаю, что севернее Медвежьего перевала опасных троп нет, но разведать хребет надо до его пересечения с другим, — я прочертил черту на карте севернее долины. Как этот хребет назывался я не знал, но в будущем 19–ом веке там стояли две русских погранзаставы, на реках Омул и Тихой. — Но главное, Ерофей Кузьмич, не в этом.
Я еще раз посмотрел на мою карту, всё ли я нарисовал правильно.
— Мы, друг Ерофей, должны быстро стать сильными. Мы должны провязать к себе Мергена. А скажи-ка, как поживает его сестра.
— Отлично поживает. Ермил доволен.
— Чем она занимается?
— Ермилом, дышит на него и пылинки сдувает.
— А у Мергена действительно много свободных женщин?
Ерофей засмеялся, ситуация действительно комичная, сейчас начнем пары составлять.