— Как, мои хорошие, вы оцениваете наши шансы? Только честно.
Первым ответил Панкрат.
— Я человек служивый, мне что велят, то и буду делать. Только на войне, ваша светлость, всякое бывает. Вон Александр Македонский, с персами как бился? — да, Панкрат еще раз меня удивил, простой казак со знанием древней истории.
— Древнюю историю мы знаем, — Ерофей погрозил кому-то пальцем, — и это правильно подмечено. Если их упреждать и встречать огнем, хотя бы с полверсты до реки, да Енисей, везде ширина о-ог-го. Каждый стрелок успеет по пять раз выстрелить, а то и более. Две-три сотни противник потеряет, а если стрелять на предельную дальность, то и больше. Это самое маленькое.
Ерофей сделал паузу, доставая из сумки свои записи, я свою очередь взял свои рабочие заметки и написал — полевая сумка. Нам они крайне необходимы. Капитан тем временем продолжил.
— А в воде еще и паника начнется. Тувинцы плавать или вообще не умеют или плохо. И лошади под огнем не подарок. Далее. Все помнят бросок гранаты? — Ерофей с прищуром обвел всех взглядом. — Оружие мощное, надо их поболее и гвардейцев обучить бросать. Но самое главное надо больше винтовок и ружей. И нужны пушки.
— Хорошо Ерофей Кузьмич, — вступил в разговор Логин. — А скажите, не рискуем ли мы, вооружая тувинцев казнозарядным оружием? Как только что-то попадет в руки противника, сделают такое же. На самом деле это очень просто. А в том же Китае мастеров хватает.
— Вопрос стоит о доверии Ольчею и Мергену, — я даже был удивлен, что Лонгин так долго молчал. — Конечно, война есть война, но главная опасность их …, скажем так неверность.
— Измена или предательство, если говорить прямо, — уточнил Панкрат. — Но я в это не верю. Своим тувинцам я доверяю полностью. А это люди Мергена.
— Наши ружья и винтовки в руки недругов рано или поздно попадут, — капитан Пантелеев сказал, как отрезал. — Но без тувинцев мы не отобьёмся от большой армии.
Ерофей вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая моё мнение. Истолковав мое молчание как согласие, он продолжил:
— Я не сильно сведущ в науках, но считаю, что важнее не ружья и винтовки, а порох и патроны Якова Ивановича. Вот эту тайну надо охранять, — глаза Ерофея вдруг стали злыми и жестокими. — А предательство всегда надо держать в уме, иначе получаешь или кинжал в спину или …
— Или камнем по голове, — закончил я фразу капитана. Но он привел еще один пример.
— Или гетмана Мазепу.
— Спасибо други за беседу. Пора отдыхать, — я кивнул головой на Ванчу, который не участвовал в нашей беседе, а сладко спал, заснув сразу же после ухода наших зайсанов. — И последнее. Уже не в качестве обсуждения. Лонгин на тебе разведка и связь.
Ночью мне не спалось, да и сложно было заснуть. Если наши гвардейцы отдыхали, то лагерь Ольчея просто кипел. Прохор пару раз ходил на «разведку» к тувинцам и доложил мне, что воины Ольчея за ночь разделились на три отряда, два больших и один маленький.
Когда начало светать большие отряды снялись и покинули лагерь. Ольчей остался с десятком воинов и Мергеном с его людьми.
Панкрат остался в нашем военном лагере заниматься рутинными вопросами его оборудования, Лонгину решено было дать еще сутки отдыха. Мы с Ерофеем занялись изучением долин Уюкско-Туранской котловины. Я несколько раз бывал в этих краях и мне не составило труда быстро найти интересующие меня озера Белое, Кислое и Аржан. Эти озера были интересны тем, что их воды были богаты различными солями и я рассчитывал кое-что из них получать для наших нужд. Мы набрали озерной воды и вернулись в лагерь под горой.
Следующим утром эта вода поедет на завод к Якову вместе с моим письмишком. В нем я попросил скорее прислать бригаду кирпичных дел мастеров, Ванча нашел целых два небольших, но перспективных, месторождений глины и мы с Ерофеем решили срочно построить небольшой кирпичный заводик. Место для него выбрали километрах в двадцати от нашего лагеря и будущей ставки Ольчея выше по течению на правом берегу реки Туран, близ устья речки Билелиг, где уже начинались леса.
Суровые северные степи произвели сильное впечатление на Ерофея, когда мы выдвигались для боев, капитан не очень-то разглядывал окружающие красоты. Но в этот раз он был очень впечатлен этой суровой красотой. Пару раз он горестно вздохнул, оглядываясь вокруг.
— Ерофей Кузьмич, что так вздыхаешь тяжко, — решил я осведомиться по этому поводу.
— Да вот, Григорий Иванович, смотрю на это всё и думаю, не дай Бог здесь бой принять. Тут у нас шансов не будет.
— Тут надо остроги ставить, а держать оборону на Енисее. Там где лагерь, надо поставить небольшую крепость и до самого Медвежьего несколько острогов. В острогах избы или дома кирпичные. Наши друзья быстро оценят преимущества избы если с умом построить. В острогах вышки светового телеграфа.
— Ты, Григорий Иванович, сколько таких вышек хочешь поставить? У нас и людей — то для них нет, — засомневался Ерофей.
— А мы предложим оседлый образ жизни нашим друзьям-тувинцам. Сколько месяцев Мерген уже в наших краях? — я вопросительно посмотрел на Ерофея. — И он заметь и не собирается никуда откочевывать.
Я оглянулся назад. Прохор специально изготовил три в одном, стол-стул-барабан, всегда возил его с собой и сейчас тут же поставил его на землю. Я расстелил на нем карту.
— Смотри, вот здесь, на речке Тарлаг, надо основать свою станицу, — я не знал, как правильно называть наши поселения: село, деревня просто не подходили на мой взгляд. Станица, я решил, будет оптимально.
— Так её и назовем Тарлаг. Где будет кирпичный заводик тоже нужна станица, её назовем Билелиг. Как речка. Там кстати земли неплохие считай почти до самой горы.
— Давай, Григорий Иванович, место, где наш лагерь и ставка Ольгея, будем называть Тураном.
Я кивнул и молча склонился над картой, в покинутом мною времени в этом месте тоже возник город Туран.
Глава 2
Я на память мог нарисовать карту долины и её окрестностей. А вот с картой Тувы было похуже, так точно и подробно я её не знал. Но основная масса названий в Туве в том времени были местными и я решил поступать также. Расспрашивая тувинцев, я выяснял как они называют свои реки, озера, горы и прочее и наносил на свою карту, если там не было моих названий. Вот и сейчас я поступил именно так и на карте появились три новых названия, правда все они для меня знакомые и привычные. Правда город Туран появится на сто лет раньше.
Ожидая Ольчея с Мергеном, которые ближе к полудню тоже выступили в поход, Лонгин с Ванчей полдня разговаривал со стариком Тегюй-оолом, зятя которого зайсан Ольчей избрал в правители северного сумона маадов. Сумон этот получался слабым и малочисленным, его основные кочевья были между реками Хут и Ожу. После того как южные кочевья маадов получили земли до Уюкского хребта, кочевьям северных маадов Ольчей отдал верховья Турана и долину ручья Ховалыг.
Новый зайсан этого сумона Суван-оол, зять Тегюй-оолом, свой личное стойбище-аал поставил в месте впадения Ховалыг в Ожу. Восточной границей этого сумона был малый Енисей или Бий-Хем.
А вот где на севере кончались владения этого сумона, было не понятно. На севере Тувы, в Тоджинской впадине и окружающих её горах жили тувинцы-тоджинцы, выделенные в отдельный хошун. Тоджинцев было очень мало, жили они не в юртах, а в чумах летом и полуземлянках зимой. Тодхинцы были в основном охотники и оленеводами и в отличии от других тувинцев ловили рыбу. Их женщины на зиму собирали много луковиц лилии-сараны. В середине котловины было много озер и где-то там была ставка Тожу-нойона. Основной транспортной артерией для этого хошуна был Бий-Хем. Это был самый большой, самый малочисленный и самый бедный хошун. Но среди них были искусные столяры и кузнецы. Где-то в горах Восточного Саяна они добывали руду и плавили её.
Вот с этими тоджинцами, по поручению Лонгина, старик Тегюй-оол должен был установить мирные, добрососедские отношения и наладить с ними торговлю. Нас интересовало только железо. Ближе к вечеру старый тувинец покинул наш лагерь.
«Завоевательный поход» наших зайсанов длился три дня и закончился успешно. И Лонгин сразу же послал двух авторитетных стариков из кочевий нашего нового Западного сумона в ставки Даа- и Бэззи-найонов. Их повелителем был не амбын-нойон, а сайн-нойон — один их четырех ханов Халхи, собственно Монголии. Отпущенные Ольчеем на свободу пленники гагульского боя, показали на двух авторитетных стариков своих стойбищ и Лонгин после длительных бесед одобрил их кандидатуры. Ольчею он предложил сделать ход конем, сына одного старика сделать зайсаном этого сумона. Сыну другого Лонгин предложил служить в нашей гвардии. С этими доморощенными послами Лонгин беседовал полдня.
Стоя на берегу Енисея, мы наблюдали как наши посланники разъезжаются от места переправы: один налево, другой направо. Каждого сопровождали двое молодых тувинцев по их выбору. Думать о неудаче совершенно не хотелось.
— Григорий Иванович, не переживайте. Они справятся. Как вы говорите, на все сто. Я уверен в этом, — Лонгин говорил с такой уверенностью, что просто хотелось ему верить.
— Здесь очень трудно держать оборону, — я кивнул на множество островов в русле Енисея. — Но нам это и не потребуется. Большие массы кавалерии по нашему берегу здесь просто не пройдут. А зимой только по льду. Поэтому твоя разведка для нас наиважнейшее значение имеет.
Мою просьбу выполнили очень быстро и через четыре дня десяток мужиков приехали в Туран, пятеро из них были кирпичниками и тут же начали строить кирпичный завод в намеченном месте.
Но самым главным были письма от Машеньки, тестя, с завода и неожиданно для меня от Шишкина. Всё, кроме него писали, что ждут меня, каждый конечно по-разному и для разного. В моё отсутствии по нашей дороге от Большого порога пришло две семьи, еще две по пограничной тропе. Пришедшие от порога были староверцы. Стать единоверцами они отказались и просят пропустить их дальше.