Панкрат знал о моем предполагаем визите и в юрте урядника не было посторонних. После пары незначительных фраз о погоде и природе, я спросил, что говориться в лоб.
— Скажи мне, урядник, только честно, что говорят казаки и казачки. От наших рук не один казак погиб, — говорить на эту тему мне было трудно, даже слова с трудом подбирались.
— А что тут говорить, ваше светлость. Мы люди подневольные, а у вас выхода не было. А баба она и есть баба, даже если и казачка. Повыли конечно, — казак потупил голову и замолчал.
— Вот что, урядник. Я заплачу за каждого убитого нами. Даже за таких, как тот хорунжий Пчелка. Когда пойдете обратно, скажу точно кто и как платить будет.
Урядник резко поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.
— Хорошо, ваша светлость, — у меня в буквальном смысле камень с души упал.
— Скажи, урядник, вы завтра сможете обратно идти?
— А чего же не смочь, ваша светлость? — усмехнулся казак.
— Панкрат, скажи Прохору, пусть подаст мешок, — Панкрат молча встал и вышел из юрты.
Ипполит привез мне для обмена на наши золотые слитки тысячу серебряных рублей екатерининской чеканки, в каждой монете было двадцать четыре грамма и я приказал Прохору положить в отдельный мешок двести двадцать рублей.
Раскрыв мешок, я спросил урядника:
— Благодарность мою за труды примешь?
— А чего же не принять, ваша светлость, ежели от чистого сердца, — широкая улыбка дополнила ответ.
— От чистого, — подтвердил я, отсчитывая двадцать рублей. — Двадцать, это тебе. А твоим казакам по десять на брата, — я протянул мешок Панкрату, он взял его и вышел из юрты. Мы с ним заранее договорились, что агитационная работа с казаками его забота.
Монеты были совершенно новенькими, четко читались все надписи. Вероятно, лежали у кого-то в загашнике. Урядник степенно принял мою благодарность, достал небольшой кожаный мешок и ссыпал монеты в него.
— Благодарствую, ваша светлость, — казак слегка подкинул мешочек ладонью, как бы проверяя вес. — Чем вам послужить можем?
Я улыбаясь покачал головой.
— Да ничем. Ваш подпоручик уже лыка не вяжет, завтра только к обеду глаза продерет, не раньше. Мы его погрузим в возок и езжайте спокойно до дому. Тебе же велено было выполнять приказы их благородия? — урядник ухмыляясь утвердительно закивал головой. — А господин Чернов спит и видит, как он обратно едет.
Купеческий приказчик Ипполит успел мне рассказать много интересного и про указы, и про господина подпоручика. Отношения с Китаем у России были сложные. В Петербурге и тем более в Тобольске, помнили как проходилось воевать и с джунгарами и с маньчжурами. Во время последней войны с Джунгарским ханством семидесятитысячная цинская армия дошла до Телецкого озера. Каким-то непостижимым образом в Тобольске и Петербурге уже знали об устроенных нами разгромах на Уюке и Енисее. Каким образом и кто так быстро мог доставить эти известия я естественно не знал, но предположение у меня возникло, когда Ипполит начал рассказ про господина Чернова.
Вдобавок в Кяхте не ладилась торговля с Китаем. А тут на пограничных землях, а Усинская долина фактически была какой-то серой зоной между реальными русскими и циньскими владениями, появляется какая-то непонятная прокладка. Но она уже умудрилась накостылять цинским властям и имеет все шансы продолжить в том же духе, да еще и наладить параллельную Кяхте торговлю.
От беглых, бунтовщиков и раскольников добра всё равно не будет, а тут вдруг получиться? А если не получиться, можно будет умыть руки и на честном глазу сказать, что эти люди в империи преступники и мы за них не в ответе. И империя от этих людей отгородилась особым пограничным округом. Всё титулы, отписанные во владение ничейные земли, амнистии и прочее, сегодня дали, а завтра можно и обратно забрать.
А тут еще и казне прибыток: золота ежегодно на тринадцать тысяч шестьсот пятьдесят золотых рублей и серебра больше чем на шестьдесят восемь тысяч серебренных рублей за десять лет. А за каждую душу, пожелавшую переселиться в эту глушь казне причитается почти семьдесят золотых рублей. Деньги просто бешеные.
Этот расклад меня не удивил, я что-то именно такое и предполагал, когда примерно писал бумагу для графа Казимира.
А вот рассказ про подпоручика Чернова очень насторожил. Господин Аксенов, когда проводил розыск убийц графа Валенсы, выяснил, что у него бывал в гостях один поляк из Тобольска. Описать его никто не смог, но у него была особая примета, на правой кисти не было двух пальцев — четвертого и пятого. Так вот нашего подпоручика в обществе этого господина случайно увидел молодой коллежский регистратор канцелярии губернатора. Этот регистратор как раз работал с бумагами от господина Аксенова и знал, кто такой подпоручик Чернов. Он насторожился и попытался подслушать их разговор. Услышал он всего несколько слов: «… попытайся к ним в долину проникнуть». И показалось нашему регистратору, что беспалый господин подпоручику дал ассигнации.
Молодой человек набрался смелости и пошел к губернатору. И губернатор принял его! Денис Иванович выслушал его и из кабинета вышел молодой губернский секретарь, а к господину Аксенову с секретным письмом помчался курьер, который сумел опередить подпоручика.
Почему все-таки к нам поехал этот подозрительный тип, Ипполит не знал. Но окружной начальник распорядился что бы якобы по торговым делам к нам поехал Ипполит и предупредил. Так что, спроваживая подпоручика, я не рисковал испортить отношения с окружным начальником.
А вот сам подпоручик меня очень интересовал, беседа с ним дала ответ на очень волнующий меня вопрос: не изменило ли мое попадание ход истории? Целый час я расспрашивал его о Петербурге, России и Европе, в которой он был погода назад. Я уже слышал рассказы о России и Европе от своих товарищей, но это все было о былом до моего попадания. А вот сей господин рассказывал о Питере, Москве и Европах образца тысяча семьсот семьдесят седьмого года от Рождества Христова. Рассказывал надо сказать очень интересно и подробно. К радости моей или огорчению, но ничего принципиально нового я не услышал. Ход истории в России и Европе не изменился.
Баня, хороший ужин, свежее чистое исподнее и проведенная в тепле и удобстве ночь, возродили к жизни уставших и измотанных казаков. Мы почистили и отремонтировали им всё обмундирование и снаряжение. Утром неспешно позавтракав, наши гости стали собираться в обратный путь. По сторонам никто из них не глазел, ухмыльнувшийся Панкрат шепнул мне, что урядник Петров пообещал пересчитать зубы тем, кто будет зенки пялить, а молча и делово проверяли лошадей, свое оружие и снаряжение, да паковали наши «подарки». Ксения Леонова заглянула в седельные сумки казаков и распорядилась каждому выдать по комплекту нового исподнего и почти по пуду провианта: свежего хлеба, разных копчений и солений, сушёных ягод и наполнить нашим «недобренди» полупустые казачьи баклажки. Лошадей тоже не обидели.
Наш друг Ипполит тоже собрался в дорогу. Он правда отдохнувшим не выглядел, полночи он обсуждал будущие торговые дела с моим тестем, подъехавшим в Усть-Ус ближе к полуночи. Я в их беседе уже не участвовал, еще во время беседы с урядником меня начало накрывать тяжелое покрывало усталости, захотелось махнуть на всё рукой и лечь спать. Что я и сделал, как только ушел Ипполит.
В обратную дорогу тронулись сразу же, как в возок загрузили беспробудно спящего подпоручика. В его дорожную сумку я положил два кожаных мешочка с десятками усинских золотых и серебряных. На заводе по образу и подобию отчеканили первые партии наших денег: российские десять золотых и серебряный рубли были прототипами, по весу и форме наши изделия были точными копиями оригиналов, но без каких-либо надписей, только стоял вес чистых серебра и золота. Я предполагал, что офицерская карьера господина Чернова на этом закончиться и решил сделать задел на будущее. Ипполит перед отъездом получил мою подробную инструкцию, как с ним надо будет поработать.
Перед тем как заснуть, подпоручик рассказал Леонову про беседу с тем поляком. По приезде в Тобольск, его дядька и денщик неожиданно приболел. По маменькиному приказу он держал господина Анатолия в ежовых рукавицах, не давал ему в частности после начала сенатской службы садиться за карточный стол, чем вызывал многочисленные насмешки других офицеров. А тут подпоручик почувствовал волю и сразу же проигрался. Вот в качестве уплаты карточного долга с него поляк и потребовал маленькую услугу, еще и денег дал. Ипполиту я велел постараться передать офицерика с рук на руки его дядьке, если он выздоровел и обязательно рассказать о золоте и серебре. Что-то мне подсказывало, что этот уже почти бывший офицерик, в его ближайшей бывшевости я был уверен, нам еще сгодиться.
Ипполиту мы поменяли лошадь, уж очень дохленько выглядел его конь боевой.
Один из казаков сел за кучера возка. Урядник еще раз придирчиво оглядел своих и вопросительно посмотрел на Панкрата. Лейтенанту с гвардейским десятком я приказал проводить наших гостей.
Казаки и гвардейцы, отсалютовав, строем прошли мимо меня и неспешно двинулись к Енисею. Впереди ехал Панкрат с урядником, затем казаки и замыкали строй гвардейцы. Несмотря на приказ урядника не пялить зенки, я видел с каким любопытством казаки смотрят на вооружение нашей гвардии, на шашки и особенно на притороченные к седлам винтовки в чехлах. Расчехленные винтовки никто из них не видел, но они были не малые дети и сообразили, что в чехлах не простые ружья, в что-то особенное. Удовлетворять чье-либо любопытство к нашему оружия я не спешил, хорошо понимая, что скопировать казенную часть наших ружей и винтовок не сложно. Да и придумать патрон не проблема. Несколько недель назад в Северной Америке в бою погиб, по крайней мере так было в истории того времени какое я знал, майор британской армии Патрик Фергюсон. Он разработал первое в мире казнозарядное оружие, которое было принято на вооружение и опробовано в боевых условиях, в идущей сейчас американской войны за независимость. И это по всей вероятности лучший образец стрелкового оружия настоящего времени. Если конечно не считать наше.