— Что бы надежно контролировать эту тропу, острог надо ставить выше по Усу, там где он выходит в долину. Я про это место говорю еще и потому, что от этого места идти можно и по правому берегу Уса, а в этом месте мы будем видеть и эту тропу.
— Это, если не ошибаюсь, верст десять выше, — местность я знал не плохо и хорошо понимал о чем говорит капитан.
— Думаю около этого.
— Но ведь можно и немного пониже верст на пять.
— Я вижу ты, Григорий Иванович, места эти отлично знаешь.
— Немного знаю, но давно здесь не был, кое-что подзабыл. Потому и попросил тебя посмотреть свежим взглядом.
— Вот я и посмотрел. Если пониже, то тропа на другом берегу плохо просматривается. Волка ноги кормят. Я уже тут все тропы нашел и посмотрел. Хорошо наезженная торговая тропа начинается от Мирского острога и идет до Уса, до острога через горы она идет, как мы шли, но от острога есть и другой путь, севернее. А вот здесь, — капитан Пантелеев показал место на карте, — в Ус впадает река Таловка. И вдоль нее тоже идет торговая тропа. Эта тропа хуже той, по которой мы шли, особо не разбежишься. Помните развилку на Казыр-Суке? Мы пошли вправо по Табель-Суку, а влево по Казыр-Суку идет другая тропа. Вот я думаю на нее-то и выходят тропы, что по Таловке и ответвление у Мирского острога. Поэтому острог нужен и в устье Таловки, — конечно сейчас 18-ый век, но думаю что проложенные века назад тропы не изменились и Ерофей все доложил правильно.
— Теперь про наезженную торговую тропу. Она выходит к Усу, поворачивает против его течения и доходит до Таловки. Вверх по течению Таловки тропа буквально сразу никакая. Так вот у Таловки брод, Ус широкий и течение сильное, но перейти можно. Потом тропа идет к Иджиму и по его правому берегу дальше в края урянхайцев. Шишкин говорит хорошо наезженная дорога идет до большой поляны. На ней много болот и до Медвежьего перевала тропа намного хуже.
— Это что за Медвежий перевал? — в географии, которую я знал такого объекта не было.
— Наши где медведя застрелили? Почти на перевале. Поэтому и Медвежий.
— А Шишкин до перевала доехал? — с перевалом все понятно стало.
— Да. И вот тут надо два острога ставить, один на перевале, другой на поляне, в том месте которое ты Семиозерками назвал. Там как раз Иджим после болот начинает теряться. Опять же, как ты и говорил. Этот отрог нужен не для обороны, а для порядка, урянхайцы решили, что до него им можно будет охотиться и там они хотят торговать с нами. Хотя Шишкин предполагает, что там еще одна тропа есть, от Семиозерок на север, — то же верно, молодцы мужики.
— Собственно мы так и договаривались с урянхайцами, кроме места торговли. Но с этим предложением можно согласиться. Как ты, Григорий Иванович, думаешь? — Петр Сергеевич вопросительно посмотрел на меня.
— Согласен, только вот острогов нам на севере получается целую кучу держать надо.
— Получается так, четыре или даже пять, — Ерофей развел руками. — Надо крепко думать над этим. А теперь слушайте про пограничную тропу. Она идет по правому берегу Уса, до брода торговой тропы. Переходит на левый берег и тут постоянной тропы нет, каждый раз казаки едут по разному, но почему-то ближе к хребту, как его …
— Куртушиби́нсий.
— Ну и название скажу я тебе, ваша светлость, язык сломаешь. Так вот, доходят они всегда до Макаровки и спускаются вдоль нее к Усу. А затем идут вдоль него по левому берегу до Енисея. И насколько я знаю, обратно от Енисея в нашу сторону казаки не ходят. Так что здесь все проще, — Ерофей еще раз посмотрел на карту, поводил по ней палочкой, как бы проверяя все ли сказал.
— Теперь то, что мы сделали. Возле Железного озера мы все собрались в итоге. Вместе набрали глины и вернулись. И скажу я вам, еще пару ходок за глиной и дорога считай наезжена. А теперь, господа хорошие, если у вас ко мне нет вопросов, разрешите откланяться, я иду отдыхать. Всецело на вас полагаюсь и заранее со всеми вашими решениями согласен.
Весь вечер я ждал какого-то сюрприза и когда Ерофей направился к выходу из юрты, я почти физически ощутил: вот сейчас!
— Господа, я же забыл сказать самое главное, — естественно ему все поверили, что он забыл. — В ближайшее воскресение отец Филарет нас обвенчает! Прошу вас, уважаемый Петр Сергеевич, быть моим посаженным отцом. Вас, ваша светлость, прошу быть моим шафером.
После этого капитан Пантелеев церемониально откланялся и действительно удалился отдыхать.
Глава 15
— Озадачил нас конечно Ерофей, озадачил! — притворно удивился Петр Сергеевич.
— Что вы имеете в виду? Его доклад или? — я решил поддержать его.
— Доклад конечно. По поводу или, я все не мог понять, что они тянут. Мне хотелось ему ответить, наконец-то!
— Ну, что же, тогда займемся делом. Я, Петр Сергеевич, откровенно тоже, не ожидал такого расклада на северных рубежах, — уже серьезно продолжил я.
— Задача получается не из простых, надежно с той стороны прикрыться. Явно одним десятком нам там не справиться, — Петр Сергеевич счел положение серьезным.
— Я не думаю, что с этим будут большие проблемы, пока никаких опасностей не предвидится. А там скоро зима, ни кто сюда не сунется до весны, — по своему опыту я знал, что зимой в наших местах горы чаще всего не проходимы.
— А как же утверждение, что хан Джучи в 1218 году спустившись по Усинской долине до Енисея, по льду дошёл до Минусинской котловины и жестоко подавил восстание против монголов? — живо спросил Петр Сергеевич, повернув меня в изумление своей осведомленностью.
— А кто вам это рассказал? — поинтересовался я.
— Отец Филарет, — так интересно, кто такой отец Филарет, откуда у него такая информация.
— Интересно, откуда у него такая информация? — ответа на свой вопрос я не ожидал получить, спросил ради проформы.
— Сие мне не ведомо, — господин инженер развел руками.
— Я в это не очень верю. Не представляю, как через заснеженные перевалы зимой, сюда шла большая армия, — про эту легенду я тоже слышал, но совершенно не верил в неё. — Монголов было несколько тысяч. Самое маленькое тумен или тьма, как говорили на Руси. А это десять тысяч. Шли они со стороны Монголии, а оттуда одна дорога, через Медвежий перевал. Если твоя цель Минусинская котловина, иди проще по льду Енисея, сюда зачем заходить?
— Да это собственно бесплодная дискуссия. Давайте лучше о хлебе насущном, — предложил Петр Сергеевич. — Наши мастера сегодня сделали два больших навеса, один над кузницей, другой над кирпичным заводом. Фома Васильевич говорит через пару дней он сможет приступить к производству кирпича.
— Если он хорошо разбирается в этом деле, то главное была бы глина, — сказал я в общем-то прописную истину.
— Дедушка Фома большой специалист по кирпичному делу да и по всяким печам. Просто редкостный. В нашей округе самый лучший был. На пустом месте с голыми руками умеет кирпичи делать.
— Тогда, Петр Сергеевич, у нас все будет, дай время.
— Я в этом не сомневаюсь, — согласился со мной Петр Сергеевич. — Но если серьезно, то через месяц у нас будет первый кирпич хорошего качества. И мы сможем начать класть первые печи. А для водяного колеса уже начали подготовительные работы.
Кирпичное дело и водяное колесо это конечно огромное дело, но меня в первую очередь интересовало другое.
— Петр Сергеевич, мы это потом обсудим, — остановил я господина инженера. — Меня сейчас другое интересует. Я вам сейчас нарисую схемы станка и машины, которые нам надо сделать в первую очередь. А вы скажите что, вы думаете по этому поводу. У нас есть циркули, линейки, толстомер, транспортир, угольники, чертежное перо и резцы. Жалко бумага Степана еще не высохла, на одном листе сложно все нарисовать, — тут я схитрил, на сто процентов я был уверен, что у господина инженера есть в загашнике хотя бы пара листов и примитивные карандаши или например «парижский карандаш» из смеси белой глины и черной сажи, его еще называли «соусом». Им до сих пор рисуют в 21 веке некоторые художники-графики.
Петр Сергеевич мою хитрость раскусил и с улыбкой достал из под замка два листа и «парижский карандаш».
Через полчаса я нарисовал схему универсального токарного станка Генри Модсли образца 1798 года. Процесс рисования сопровождался моими подробными пояснениями. Я несчетное количество раз мысленно помянул добрым словом своих учеников, которые в свое время не понимали элементарных, на мой взгляд вещей и мне приходилось их объяснять долго и упорно.
Петр Сергеевич, надо отдать ему должное, оказался грамотным инженером и достаточно быстро разобрался в моей идеи. Выслушав меня, он долго разглядывал мой примитивный чертеж, даже пару раз низко склонялся на листом бумаги, как бы определяя на нюх нарисованное.
— Всё это в идеале должно быть в металле? — уточнил он.
— Да.
— Привод ножной или от водяного колеса. Или от огненной машины Ползунова. Вы её назвали паровой? — господин инженер вопросительно посмотрел на меня.
— Да. Сейчас я нарисую более совершенную схему английского механика Джеймса Уатта.
На другом листе я нарисовал паровую машину двойного действия Уатта с центробежным регулятором, кривошипно-шатунным механизмом и маховиком.
— Я знаю про машину Уатта, — неожиданно сказал Петр Сергеевич. — На заводе я служил с 1773 года. До этого в Петербурге и на Сестрорецком заводе, полгода был в Англии. На Урале я оказался после ссоры с Григорием Потемкиным, — в голосе господина инженера появилась горечь. — К сожалению мне не удалось спасти свои книги, а память иногда подводит. Но я помню что читал, кажется во французской газете, что инженер Кунью в 1769 году соорудил «паровую телегу» для перевозки артиллерийских орудий. Подробности уже не помню — развел руками Петр Сергеевич.
— Отлично, тогда вы должны понимать все перспективы паровой машины, — подытожил я.
— Что бы она работала как должно, необходимо добиться высокой точности её деталей, — задумчиво сказал господин инженер.