Григорий перестал разговаривать с собой, молча посмотрел на Енисей, на леса кругом. Через пару минут понял, что голова стало пустой в буквальном смысле, просто ну ни одной мысли.
— Хорошо. Попадание вопрос интимный, глубоко личный. Что получается? Прищучили меня казаки, нет не прищучили, а почти прищучили. Но я сумел от них спрятаться в лесу. Слышал выстрелы, поэтому вышел, когда всё стихло. Нашел убитых казаков, разжился оружием и трофеями, взял казачьих лошадей и пошел дальше искать бывших пугачевцев. За время скитаний стал, как Миша Колывань говорил про себя, человеком таежным. Никто лучше меня не знает местные края, что является сущей правдой, вряд ли кто из местных может тут со мной тягаться. А вот как с мозгами у Григория Ивановича? — Григорий несколько минут напряженно думал, вспоминал, анализировал.
— Все в порядке, вроде все помню, все знаю, ничего не забыл. Даже вроде самбо помню. Отлично. — Григорий хлопну в ладони и потер их. — И так, сейчас 13-ое мая 1776 года. Сейчас должно быть раннее утро, мне так думается. Хотя я не прав, мне так не думается, я это просто знаю, да и по солнцу видно. Вот как дышу, так и знаю.
Григорий сам не заметил, как перестал говорить с собой. Он встал и подошел к лошадям. Ему больше понравилась молодая кобыла простого казака. На офицерскую он навьючил все доставшееся ему имущество.
«Интересно, а смогу я с лошадью справиться?» — подумал он. Навыки 18-го века остались с Григорием и с лошадьми он справился как заядлый кавалерист.
«И так, здесь неподалеку отряд пугачевцев, которые второй год от бегут карателей и ищут русскую землю обетованную, как его Беловодье или Белогорье. Собственно, это не важно. Их много раз казачки потрепали, а затем и Большой Енисейский порог. Где-то они должны быть недалеко.
В одиночку здесь не выжить. К какому-то берегу надо прибиваться. Идти к казакам нельзя, опознают и убьют. Получается вариантов нет. И задача получается такая: найти, присоединиться и возглавить. И дальше как в песне: мы наш, мы новый мир построим, кто был ни кем, тот станет всем. Вперед к победе коммунизма! А по-простому, куда кривая вывезет, просто жить и всё».
Для начала Григорий еще раз осмотрел порог и ниже, но никаких следов плотов он не увидел…..
… Через пару часов Григорий, на поляне в глухой тайге, нашел лагерь беглых пугачевцев. Они представляли жалкое зрелище. Несколько сотен людей оказались в совершенно ужасном положение. Большой обоз и крытые повозки пришлось бросить на том берегу Енисея, чтобы уйти от казаков. Сумели спасти только маленькую толику, только то, что смогли навьючить на лошадей, да унести в котомках за плечами. Самым ценным были запасы зерна, которых должно было им хватить на несколько месяцев. Но во время боя с казаками мужики упустили плоты с зерном, которые еще не успели разгрузить. Беда не приходит одна, пытаясь спасти плоты, в воду сорвался их предводитель и попал в водоворот. Они сумели вытащить его из водоворота, но он очень сильно пострадал. Лагерь пугачевцев Григорий обнаружил по далеко слышимому бабскому вою.
Отряд пугачевцев был очень своеобразным, его костяк составляли заводские люди одного из заводов восточного Приуралья. Когда отряд одного из атаманов самозванца занял завод, все как один присягнули новому-старому государю. Управляющий заводом бергмейстер Петр Сергеевич Маханов не был сторонником самозваного императора, но не даром жену сравнивают с шеей, которая головой вертит. Испуганная женщина чуть ли не силой заставила бергмейстера присягнуть Пугачеву, резонно опасаясь за себя и троих детей.
Весной 1774 года царские отряды начали нещадно бить пугачевцев, которые уходя с завода просто сожгли его, а заводских заставили пойти с собой. Несчастному бергмейстера и здесь пришлось подчиниться, правда он проявил характер и не дал уничтожить то, что можно было демонтировать и взять с собой. Проклятий в свой адрес он в результате услышал огромное множество, но его поддержали несколько десятков мастеровых.
Спасаясь от преследования, пугачевцы пошли на восток, затем на юг и смогли затеряться в казахских степях. Царские офицеры просто не рискнули углубляться в степи, где вдоль всей границы казахи начали нападать на русские крепости и посты.
Пугачевские атаманы к тому времени потихоньку рассосались и заводским пришлось самим решать свою судьбу. На царскую милость они резонно не рассчитывали и решили идти на восток, искать там русскую землю обетованную — Беловодье. Староврческое рукописное «Путешественние» еще не было написано, но устные легенды уже начали возникать и бередить страдающие и обездоленные души многих русских людей.
Здесь же вообще семена упали на плодородную, хорошо обработанную землю. И несколько сотен русских людей двинулись в Сибирь. В процессе к ним присоединилась достаточно многочисленная русско-казахская семья, почти пятьдесят человек. Много лет назад казахи приютили семью беглого кузнеца из России, его многочисленные дети и внуки породнились с приютившими их степняками. Так как они в своей массе сохранили свою веру и вообще русскость, то неизбежно начались трения с соседними семьями. И когда в степи появились русские беглецы, то эти полурусские, полуказахи решили к ним присоединиться.
Для пугачевцев это был просто подарок судьбы: родоначальник семьи был просто кузнецом от бога, его дети и внуки семейное мастерство приумножили. Вдобавок к этому у семьи было много лошадей, были коровы и много баранов. А самое главное, они знали степь. Поэтому их присоединение к отряду заводские только приветствовали.
Только благодаря им пугачевцы прошли по степям, а не сгинули там, так как пришлось зимовать посреди степей. Иртыш без каких-либо проблем пересекли по льду под Семипалатинском и пошли по степям северного Приалтайлья. В процессе отряд значительно увечился, на Колывань-Воскресенских заводах было освобождено несколько десятков сосланных пугачевцев и яицких казаков, да и просто заводские люди уходили от непосильных работ.
На вторую зимовку останавливаться не стали, а потихоньку шли вперед. На берега Енисея-батюшки пришли больше пятиста человек.
Как-то постепенно бывший бергмейстер стал в отряде первым номером, его мнение чаще всего оказывалось решающим. Петр Сергеевич Маханов был человеком для своего времени очень образованным, с любой современной ему техникой был просто на ты, никогда не забывал про свое «подлое» происхождение и в обхождение был очень уважительным и заслужено пользовался на заводе уважением.
В Кулиндинских степях к отряду присоединился по благословлению своего священноначалия иеромонах Филарет. Его появление вызвало большое недовольство староверцев, которых в отряде было достаточно много, но когда подошли к Енисею больше сотни твердокаменных староверцев откололись и ушли на юг, а в отряде установился религиозный мир.
И вот теперь почти все запасы зерна были на потерянных плотах…
Глава 4
Когда Григорий вышел из леса, все притихли. Подойдя, Григорий поклонился:
— Здравствуйте, люди добрые!
— А ты кто такой будешь, тать лесной наверное? — вместо приветствия ответил ему стоящий впереди всех здоровенный, похожий на цыгана, мужик.
— Тать лесной, наверное, ты будешь, а я добрый дедушка-лесовик, который пришел вас спасти.
— Да я тебя сейчас…, — мужик сжал свои пудовые кулаки и шагнул вперед.
— Молчи дурак! Ты Мефодий только лается могешь, да кулачищами махать, — маленький, сухонький, но бойкий стариченка неожиданно громким и повелительным голосом остановил мужика. — Здравствуй, добрый человек. Меня кличут дедушкой Фомой. А ты кто будешь? И чем ты нам пособить можешь?
— Я, Григорий Иванович Крылов, и расскажи-ка мне дедушка, что за беда у вас.
— Мы, милок, на порогах плоты с зерном потеряли, да предводитель наш Петр Сергеевич плох, боимся помереть может. А нам без него вообще труба.
— Пойдем дедушка, я вашего Петра Сергеевича посмотрю, а потом про плоты погутарим.
Григорий осмотрел больного, ситуация ему не показалось критической.
— Вашему Петру Сергеевичу покой нужен. Положили вы его правильно, ему так очень удобно лежать. Я соберу кой-какие травы и заварю, — сказал Григорий, обращаясь к женебывшего бергмейстера, — потом объясню, как их вашему мужу пить. Травки мои его быстро на ноги поднимут. А вы, — это было уже поручение дедушке Фоме, — пока собирайте мужиков, пойдем на пороги.
Заварив нужные травы, Григорий подошел к собравшимся мужикам. Он уже знал, что маленький, сухонький стариченка был очень уважаемым и авторитетным заводским мастеровым. Но Фому Васильевича Иванова все звали дедушкой Фомой. Поэтому общаться пока Григорий решил исключительно с ним.
— Я к вам шел от Саянского острога, — это была маленькая ложь, не объяснять же как всё было. — И разбитых плотов ниже порогов не видел. Вы плоты вчера вечером упустили, а я часа два назад там был. Поэтому думаю, они на порогах застряли, — выражения лиц собравшихся мужиков мгновенно изменились. — Непонятно вы поступили, зачем сюда было от порога уходить. Ну да ладно. До порога тут верст пять, на дорогу час-полтора.
До порога на лошадях Григорий с мужиками добрался менее чем за час. Добравшись до порога, Григорий был сильно озадачен. Ни плотов, ни их остатков ни где не было видно, просто ни где: ни выше, ни ниже порогов, ни на самих порогах. Такого просто не могло быть!
И лишь осторожно подойдя к самой кромке воды, где по берегам среди камней было просто огромное количество гадюк, Григорий понял, в чем дело. Вход в порог преграждала огромная плита, с которой основное количество воды сваливалось в огромную яму. Из этой ямы вырывалась грохочущая и бурлящая пенная масса. Кроме шума воды, на пороге раздавался грохот от падающих в него камней. Справа от плиты неслись большие валы. На самой плите был большой завал, нанесенный только что закончившимся половодьем. Вот в это завал плоты просто и уткнулись, а сзади в них, скорее всего тут же, приткнулись следующие плывущие по реке деревья. Они и прикрыли плоты так, что разглядеть все это можно было только от самой кромки воды.