КЛЕРОН. Бабетта, выйди!
РАТЕНАУ. Бабетта, останься! Ваше превосходительство, до вашего приезда брильянт был на месте. Где же он теперь?
КЛЕРОН. Но откуда мне знать…
РАТЕНАУ. А я знаю. Он у вас.
КЛЕРОН (невольно прижав руки к груди). Клянусь вам!..
РАТЕНАУ. Вот-вот. Именно там.
БАБЕТТА. Сударь, вы не имеете права! (Тихо, к Клерон.) Дай, я спрячу.
РАТЕНАУ (отпихнул Бабетту). Прочь! Верните брильянт.
КЛЕРОН. Боже! Да это же черт знает что! Кто-нибудь! Пожалуйста!
Те же и ЛЕНАУ.
ЛЕНАУ. Ну что вы пристали к даме?
РАТЕНАУ. Генерал? Прекрасно. Будете свидетелем. Пропал Мекленбургский брильянт. Где он?
ЛЕНАУ (к Клерон, тихо). Отдайте ему. Иначе он не успокоится.
КЛЕРОН. Что вы имеете в виду, генерал?
ЛЕНАУ. То, что у вас… там…
КЛЕРОН (нежно). То, что у меня там… принадлежит другому…
ЛЕНАУ (отводя взор). Я говорю про брильянт.
КЛЕРОН. А если я скажу, кто мне подарил…
ЛЕНАУ. Вообще-то свидетелей не было.
КЛЕРОН. Офицер! Кавалер! Мужчина! Впрочем, подлость пола не имеет.
РАТЕНАУ. Это как угодно, а драгоценность верните.
ЛЕНАУ. Все-таки все свои, положим на место, никому не скажем, вы себе спокойно уедете…
РАТЕНАУ. Или прикажете вас обыскать?
БАБЕТТА. Что-о? Мою Клерон? Обыскивать? Да ни один мужчина во всем свете без ее разрешения… (Заслоняет телом.)
РАТЕНАУ. Ваша светлость! Пожалуйте.
Те же и ЭМИЛИЯ.
Он – там.
ЭМИЛИЯ (направляясь к Клерон). Только не падайте в обморок, дорогая, не поверю. И впредь на порядочных людях не надо испытывать свое искусство. Потому что натура все равно себя покажет: ведь актрисы так падки на блестящее. Особенно бывшие судомойки. Может быть, сами вернете брильянт? Не хотелось бы вас касаться. (Подходит к Клерон, заглядывает за корсаж.) Там нет ничего.
РАТЕНАУ. Как ничего?
ЛЕНАУ. Но я же сам, лично…
ЭМИЛИЯ (с холодным бешенством). Вы мне не верите?
Те же и ГЕРЦОГ.
ГЕРЦОГ. Вы что-то потеряли, господа?
БАБЕТТА. Совесть они потеряли, вот что!
КЛЕРОН. Ваша светлость, министерство выражает мне недоверие.
ГЕРЦОГ. Основания?
РАТЕНАУ. Финансовая катастрофа, ваша светлость.
ГЕРЦОГ (распахивает сейф). Не понимаю, чем вы недовольны. Если ваш первый министр умеет обращать бумагу в золото…
РАТЕНАУ. Ваша светлость, я прошу вас обследовать алмазный фонд.
ГЕРЦОГ (взял ларец в руки и незаметно положил брильянт). Брильянт на месте, Ратенау. (Показывает.)
Пауза.
РАТЕНАУ. Наш первый министр – неоценимый человек. Поздравляю, прекрасное начало.
ГЕРЦОГ. Господа министры, хорошо ли вы уяснили себе, с кем вам придется иметь дело?
ЛЕНАУ и РАТЕНАУ. Вполне, ваша светлость.
Поклон.
КЛЕРОН. Господа министры, я намерена приступить к решительным реформам и преобразованиям, где ваши таланты найдут себе достойное применение, которое предполагает и достойное вознаграждение.
ЛЕНАУ и РАТЕНАУ. Мы счастливы, ваше превосходительство!
Поклон.
КЛЕРОН. Мою программу я изложу завтра всем, на утреннем приеме. Доброй ночи, господа.
ЛЕНАУ и РАТЕНАУ. Доброй ночи, ваша светлость. Доброй ночи, ваша светлость. Доброй ночи, ваше превосходительство.
Уходят.
КЛЕРОН. Доброй ночи, ваша светлость.
ГЕРЦОГ. Доброй ночи.
Выходит.
ЭМИЛИЯ (виновато). Дорогая… Ратенау клялся, что брильянт у вас за пазухой. Заговорил, навертел, притащил за дверь, у меня чуть уши не лопнули, так я подслушивала, как интересно… Ну не дуйтесь на меня, душенька, вы всех проучили как следует, и меня первую. Теперь я вам друг навсегда, хорошо? Доброй ночи?
КЛЕРОН. Доброй ночи, ваша светлость.
ЭМИЛИЯ. Эмилия, просто Эмилия.
КЛЕРОН. Хорошо… дорогая.
ЭМИЛИЯ. Когда же ты его перепрятала, а? Молчу, молчу…
Исчезает.
БАБЕТТА. Ну, девочка, прямо не знаю, что и сказать. Такие деньжищи! Такой камень! Всё отдала… Щедра ты, щедра. Они с тобой вон как, а ты с ними… э-эх!
КЛЕРОН. Спать, Бабетта, спать. Как я устала! За один день подряд столько спектаклей – это много даже для меня. Прощай, до завтра, ноги не носят, глаза не видят, косточки болят – прощай, прощай же!..
БАБЕТТА. А завтра опять они…
КЛЕРОН. И завтра, и послезавтра, ничего, привыкнем – мы с тобой люди закаленные. Ступай же!
БАБЕТТА (уходя). А жалованье-то тебе будет хоть какое?
КЛЕРОН. Будет, будет… (Рявкает.) Спать хочу!
Бабетта выходит, Клерон переодевается в ночное, смотрится в зеркало, усталости в ней не видно никакой.
Стук.
Да!.. Да-да!
Входит ГЕРЦОГ.
Как тать ночной, в плаще, с трепещущей свечой… Вот дурацкая профессия. Кажется, на все случаи жизни выучила, что говорить. Ох, герцог, герцог!.. Как же я влюби-и-илась!
ГЕРЦОГ. Странная вещь: куда-то пропал целый день. Я помню: мы ехали. Помню точно. Еще было: мы приехали… это было в начале дня! А затем – бах! и сразу полночь. Двенадцать часов куда-то провалилось, бесследно…
Музыка.
ДУЭТ:
– Привет вам, милый друг – вы помните ль меня?
– Да вот, хочу забыть, но только все напрасно.
А как живете вы, тепло ль вам без меня?
– Живу я хорошо, но мне без вас ужасно!
А вы, мой милый друг, грустите ль вы по мне?
– О нет, я не грущу – я до смерти тоскую!
А вы меня хоть раз увидели во сне?
– О нет, мой милый друг, давно уже не сплю я.
ВДВОЕМ:
Затем, что каждый час,
На каждом на шагу
Все думаю о вас,
Иначе не могу,
Затем, что каждый миг – и час, и день, и ночь —
я очень вас люблю… я очень вас люблю…
Акт второй
КЛЕРОН держит речь перед двором.
КЛЕРОН
Ваша светлость, герцог Александр фон Гроссбах!
Ваша светлость, герцогиня Эмилия фон Мекленбург!
Господа министры!
Господа!
К своей высокой должности готовясь,
Я не считала, как иные люди,
Что будто бы политика и совесть
Несовместимы по природной сути.
Я думаю, что эти два понятья
До сей поры друг друга исключали
Лишь потому, что их разъединяли
Своекорыстье и лицеприятье.
И если предлагаемые меры
Мы не колеблясь доведем до цели,
То это будут первые примеры
Высоких слов, осуществленных в деле!
Эпоха Просвещенья, господа!
Ее девиз – Достоинство и Разум.
Вот мера.
Вот указ всем остальным указам.
Вот наша путеводная звезда.
ГЕРЦОГ. По-моему, все понятно, господа. То, что предлагает ее превосходительство, по сути своей просто: невыгодные занятия упразднить, а выгодные увеличить. Неумеющего обучить, а умеющему не мешать. Искать себе чести, а не места. Короче: хорошо и добросовестно исполняй свое дело, тогда и общее процветет.
ХОР.
Слава, слава, край родной!..
ГЕРЦОГ (останавливая жестом). Барон фон Ратенау! Вы проявили столько вкуса и уменья, когда укрепляли европейскую кухню турецкими поварами – берите шире! Поставьте нам науку и образованье – и ваше имя обессмертится в веках!
РАТЕНАУ. Ваша светлость! Всецело и всегда.
ГЕРЦОГ. Барон фон Ленау. Вы достаточно преуспели в воспитании гроссбахского стрелка – дайте нам гроссбахского земледельца, пусть о нем заговорит вся Европа.
ЛЕНАУ. Ваша светлость! Заговорит!
ГЕРЦОГ. Господа бароны! Я намерен ознакомить ее превосходительство с нашим герцогством. Поездка займет неделю, и вы вполне успеете приготовить ваши предложения к нашему приезду. За дело, господа, за дело! Будем достойны нашей эпохи – эпохи Просвещения!
ХОР.
Слава, слава, край родной!
Слава, герцог наш державный!
Ниспошли нам, Боже правый,
Процветанье и покой!
По окончании гимна расходятся все, кроме Ансамбля.
АНСАМБЛЬ
А нам сказали, а нам сказали,
Что эта пьеса будет про любовь!
Мы так мечтали о пасторали,
А нам мораль читают вновь!
Ах, где же, где же Коломбина?
Где незадачливый Пьеро?
Где эта вечная картина
Любви несбывшейся его?..
Расходятся недовольные.
ГЕРЦОГ и КЛЕРОН собираются в отъезд.
КЛЕРОН. Герцог… по-моему, вы испортили мою речь.
ГЕРЦОГ. Я?!
КЛЕРОН. Я провозглашала принципы! Я намечала цели! Достоинство, разум, просвещение! А вы сразу – наука-техника, сельское хозяйство…
ГЕРЦОГ. Сказавши «а», надо говорить «б».
КЛЕРОН. У-у-у, боши проклятые! Умрете от своей логичности.
ГЕРЦОГ. А вы – от нелогичности. Лягушатники!
КЛЕРОН. Да уж лучше лягушатники, чем колбасники!
ГЕРЦОГ. Это чем же?
КЛЕРОН. Француз никогда не упрекнет женщину в непоследовательности, а немец – всегда. И это после того, как я вернула ему казну, укротила жуликов, провозгласила великие принципы, каких в Европе никто еще не провозглашал, кроме Греции, и то две тыщи лет тому…
ГЕРЦОГ. Ваше превосходительство! Большое спасибо. Года через три мы объявим республику…
КЛЕРОН. Через год!
ГЕРЦОГ. Свергнем меня с престола и отрубим мне голову.
КЛЕРОН. Хм. Тогда не будем объявлять республику. Конституционная монархия – и все, и хватит! Что может быть лучше просвещенного абсолютизма? Обожаю! И всенародная справедливость, и царственная красота! Кареты скачут, плюмажи вьются, штандарт машет, ликованье, фейерверк – нет, жалко, жалко без этого! И казнить никого не надо.
ГЕРЦОГ. Да боюсь, придется.