Семья Маймонида тоже бежала, сначала на юг через Гибралтарский пролив в Магриб, а затем в Фес. Есть вероятность, что на некоторое время после бегства семьи в Северную Африку Маймонид под давлением принял ислам, хотя это горячо оспаривали некоторые ученые и религиозные деятели – и потому, что нет веских доказательств, и потому, что представители разных групп хотят претендовать на его наследие.
Следует признать, что мы никогда не узнаем, как все было на самом деле. Если Маймонид сам и не принял ислам, то, по крайней мере, он наверняка сталкивался со многими евреями, которым пришлось сделать это по требованиям альмохадов. То, как он писал об этой принудительной исламизации, говорит о многом. Ближе к концу жизни Маймонид написал послание евреям в Йемене, которые тоже пережили подобный хаос во время борьбы враждующих мусульманских фракций. В 1170-х годах, после восстания шиитов против Саладина, начались гонения на евреев (а также на мусульман-суннитов). Некоторые йеменские евреи обратились в ислам, но определенная группа раввинов утверждала, что лучше выбрать мученическую смерть, чем исповедовать, хотя бы даже и «понарошку», чужую религию. Маймонид не согласился, написав, что лучше притвориться обращенным, чем умереть или действительно отказаться от иудаизма. Он утверждал, что ложное обращение не помешает вернуться в лоно веры, как только кризис минует или вы окажетесь на менее враждебной территории.
В итоге Маймонид покинул Марокко и в конце 1160-х годов отправился в Египет. В то время визири (правители) Фатимидов платили дань золотом христианскому королю Иерусалима, после того как он захватил Каир и Александрию. Ситуация начала меняться только в 1169 году, когда исламский генерал Саладин пришел к власти. Саладин – хорошо известная историческая фигура. Больше всего он известен тем, что фактически уничтожил христианские государства крестоносцев и вновь вернул Иерусалим мусульманам в 1187 году.
Курд из окрестностей Мосула по происхождению, Саладин действительно был необычайно талантливым руководителем. Он достиг больших высот на службе в армиях правителей Алеппо, а затем и Дамаска. Саладина послали, чтобы помочь успокоить Египет, и из этого хаоса он вышел сначала визирем, а затем султаном примерно в 1171 году, сумев объединить под своим знаменем почти весь исламский мир Северной Африки и Ближнего Востока. Правление Саладина часто ассоциируется с возрождением идеи малого джихада, ведения священной войны против христианских правителей как Византии, так и Иерусалима. Об отношениях христиан и мусульман в тот период мы можем наверняка сказать лишь одно – они были сложными. Временами Саладин поддерживал плодотворные и даже дружеские связи с обеими христианскими державами, в составе объединенных армий вместе с христианами выступал против других исламских группировок. Многочисленное еврейское население, особенно в Египте, казалось, процветало.
Египет Саладина обеспечивал Маймониду стабильность. Он изучал Тору, активно участвовал в региональной и местной еврейской политике и вместе со своей семьей занимался торговлей. Он помог выкупить еврейских пленников, захваченных во время конфликта между исламскими египтянами и христианским королем Иерусалима. Поскольку он служил раисом аль-яхудом, лидером египетской еврейской общины, с 1171 по 1173 год, до нас дошло несколько текстов, которые он действительно написал или, по крайней мере, подписал. В их числе квитанция о получении средств для выкупа.
Помимо политики Маймонид занимался врачеванием. Он обучался медицине в Фесе, и в постижении этой науки ему очень помогли еврейские научные традиции, а также традиции греческой, персидской, сирийской и римской древности, нашедшие свое отражение в арабских текстах. В то время не было официальных медицинских школ; медицина была ремеслом, которое часто передавалось по наследству. Как следствие, она была довольно кустарной. Но знания такого типа не были чисто утилитарными, они были в высшей степени философскими. Маймонид, наиболее известный своими богословско-философскими трактатами, шел по стопам Ибн Сины и Ибн Рушда – знаменитые древние врачеватели тоже были последователями Аристотеля, теологами и врачами. Но сочетать это все не так уж просто. В письме другу Иуде Ибн Тиббону, еврею из Гранады, переехавшему в Южную Францию после пришествия альмохадов и прославившемуся своими переводами с арабского на иврит, Маймонид писал: «Мои обязанности при дворе султана очень тяжелы. Я обязан посещать его каждый день рано утром, и когда он, или любой из его детей, или любая из обитательниц его гарема чувствуют недомогание, я не смею покинуть Каир, но обязан оставаться большую часть дня во дворце. Также часто случается, что заболевает один или двое придворных, и я обязан посещать их до полного исцеления. Таким образом, как правило, я отправляюсь в Каир ранним утром, и даже если не случилось ничего необычного, не возвращаюсь в Фостат до полудня. К этому времени я уже чуть не умираю от голода… Моя приемная заполнена людьми, евреями и неевреями, знатными и простолюдинами, судьями и судебными чиновниками, друзьями и недругами – разношерстной толпой, ожидающей моего возвращения»[5]. Сочетать медицину с философией и политикой – тяжелый труд.
Часто мы представляем передачу идей как некий прямолинейный процесс – от одного человека к другому, третьему и так далее, – то есть мы склонны думать, что философы и пророки не пересекаются друг с другом. Но мы знаем, что в Светлые века все было не так. Маймонид и другие иудейские, исламские и христианские толкователи Аристотеля придерживались каждый своей религии. Идеи, которые они высказывали, были противоречивыми, но всегда взаимодействовали между собой. Во всех трех монотеистических религиях всегда были мистические и пророческие течения. Они влияли друг на друга, дополняли друг друга, переплетались и подвергали сомнению академические традиции. Иногда (даже часто) один и тот же человек мог воплощать в себе сразу два направления. Можем ли мы утверждать, что идея неантропоморфного Бога, которую озвучивал Маймонид, была связана с концепциями ибн Тумарта и его последователей? Нет, этого мы утверждать не можем, но сходство поразительно.
Нет простого способа проследить, как интерпретировали идеи Аристотеля и Платона разные ученые – от ранних исламских мыслителей, таких как Ибн Сина (Авиценна) в Азии, до Ибн Рушда (Аверроэса) в Кордове, до Маймонида и, наконец, христианских богословов к северу от Пиренеев. Мы лишь изредка можем точно определить, что один писатель перенял идеи у другого. Это напоминает нам о том, что не было никакой неизбежной «эволюции» идей, предопределенного движения в сторону Европы. Сложные многовекторные сети передачи интеллектуальной информации переплетаются с другими формами обмена. Например, Абу Наср аль-Фараби – возможно, персидский мусульманин-шиит, хотя это и оспаривается учеными, – жил в Багдаде, а затем в Дамаске в середине X века. Он писал о музыке, физике и математике, а также создал обширные комментарии к Аристотелю на арабском языке. Аль-Фараби пытался понять, как выстроить идеальное общество, чтобы люди могли достичь счастья; для этого он разработал особую философию религии. Его идеи подхватил Ибн Сина, который объединил медицинскую науку, естествознание и философию и написал сотни трактатов, где с помощью аристотелевой логики доказывал необходимость существования Бога. Он также согласовывал наблюдаемые природные и научные явления с исламом, которому был ревностно предан. Влияние Ибн Сины на раннесредневековую исламскую Азию стало очень значительным, когда появилась возможность переводить книги и носить их с собой.
Для многих средневековых мыслителей комментарии Ибн Сины к Аристотелю были важнее самих трудов греческого философа. Например, в альмохадской Иберии Ибн Рушд служил главным судьей Кордовы и придворным врачом халифа. У них с Маймонидом много общего: они были практически современниками, оба были врачами и использовали схожие философские инструменты, ища ответы на похожие вопросы. Маймонид и Ибн Сина часто расходились в понимании тонкостей аристотелевой метафизики, и эти различия не менее важны для истории идей. После смерти Ибн Сины его работы продолжали перемещаться из Ирака в Иберию. Это показывает, что сеть информационных потоков не разрывалась, а книжный рынок был довольно оживленным, и обсуждение Аристотеля в нем было лишь небольшой составляющей.
Маймонид был частью этой сети как автор множества разнообразных трактатов, медицинских и философских, но самая известная из его работ – «Путеводитель растерянных». Написанная в форме письма студенту, который пытается выбрать, что изучать – священные труды или философию, эта книга доказывает, что два этих способа мышления, религиозный и философский, можно объединить. Маймонид начинает с анализа природы божественного, критикуя теологический антропоморфизм (эти мысли он мог почерпнуть у альмохадов). Бог, говорит он, – не просто могущественное человекоподобное существо, Бог – нечто настолько невыразимое, что его невозможно описать иначе, как через отрицание. Бог настолько превосходит человеческое понимание, что в человеческих понятиях невозможно его описать. Он выше «хорошего» до такой степени, что само использование этого слова только вредит пониманию того, что есть Бог. Поэтому следует начинать с того, чем Бог не является – он не слабый, не злой, – чтобы попытаться понять то, что остается божественным.
Таким образом, главная идея Маймонида заключалась в том, чтобы не воспринимать Бога как сверхчеловека. Маймонид призывал к знаниям, ведь это лучший путь к познанию и любви к Богу. Логика предлагала выход. Логика давала ключ к разгадке проблемы зла, проблемы противоречий библейских повествований и священного закона. Подобно Августину и Ибн Сине, Моисей не видел противоречия между античными учениями и методами и его монотеизмом.
Аристотель стал постоянным предметом обсуждений – и у тех, кто спорил о нюансах метафизического анализа, и у представителей всех трех авраамистических религий, которые считали такие рассуждения еретическими, – в Багдаде, Сирии, Египте, по всей Северной Африке и Иберии, поэтому неудивительно, что северная часть Средиземноморья тоже вовлеклась в эти споры. В XIII веке такие ученые, как Фома Аквинский, привнесли идеи Аристотеля («процеженные» через арабских, иудейских и исламских комментаторов, включая, конечно, Маймонида) в латинскую христианскую интеллектуальную жизнь. После того как Парижский университет запретил преподавание Аристотеля и его комментаторов в 1229 году, новый университет в Тулузе, расположенный чуть южнее, попытался привлечь разочарованных студентов, утверждая, что в