conpelle intrare). Для Августина эта притча имела важное значение. Человек как ортодоксия, пир как небеса, те, кто не принял приглашение, – еретики, слуги, которые заставляют опоздавших подчиниться, – любое проявление власти. Августин утверждал, что во имя правильной религии любая сила законна и для установления дисциплины в христианской общине годятся любые средства.
Это помогает нам понять, что происходило восемьсот лет спустя, в XIII веке. Справедливая война – это обращенная вовне идея о том, как христиане должны реагировать на других. Conpelle intrare – идея, которая описывает, как христиане должны взаимодействовать с неортодоксальными группами внутри. Ключевое здесь – кто вправе определять людей «внутри» и людей «снаружи».
Для Симона де Монфора и монахов аббатства Во-де-Серне это был очень простой вопрос с очень простым ответом. Для них папа и только папа мог определять границы христианства. Иннокентий III (первоначально) считал, что жители Зары и византийцы ведут «справедливую войну», а жителями Безье и остальной Аквитании и Лангедока следует управлять по принципу conpelle intrare.
Папство не всегда обладало реальной властью, даже если папы заявляли об этом. Например, в VII веке папство изо всех сил стремилось сохранить власть над Римом, но его, по меньшей мере частично, затмила религиозность Константинополя. В IX веке франкские короли попытались выделить себя как «избранный народ», тем самым исключив другие христианские народы, которые они встречали на своем пути (и активно завоевывали). В X веке монахи, как правило, были арбитрами религиозности. Так продолжалось и в XI веке, пока не разразился конфликт между императорами и папами. Борьба за инвеституру (спор о том, кто может возводить в сан нового епископа, назначать людей на эту влиятельную и престижную должность) привела к кровопролитию – на стороне каждого из противников были религиозные лидеры.
Разрешение этого спора в пользу папства вкупе с завоеванием Иерусалима в 1099 году, которое инициировал папа Урбан II и которому воспротивился император, решительно изменило баланс сил. Перевес оказался на стороне папства. Земные цари и императоры отвечали за тела людей, в то время как папа римский опекал их души. Путь на небеса зависел от церковной иерархии, священников, аббатов и епископов. Европейские христиане признали, что епископ Рима, папа римский, находится на вершине этой иерархии – эта идея была новой.
Всегда непросто определить, несут ли такие реформаторы ответственность за изменение истории, или же они просто являются катализаторами системных изменений. Кульминацией экспансивной власти папства XII века стало избрание самого молодого папы в истории. Лотарио ди Сеньи, которому на тот момент не исполнилось и сорока, был избран на папский престол после смерти Целестина III в 1198 году и принял имя Иннокентий III по неизвестным нам причинам. Родившийся в аристократической семье недалеко от Рима в 1160 году, Лотарио рано вступил на путь духовенства и до 15 лет учился в лучших заведениях Рима и его окрестностей, после чего отправился продолжать образование в Париж. На тот момент соборная школа при Нотр-Дам официально не являлась universitas («университетом»), но она считалась лучшей в Европе и привлекала студентов и преподавателей со всего континента. Важным преимуществом этой школы была возможность изучать труды Аристотеля и его собеседников на арабском и латыни.
После учебы Лотарио поступил в юридическую школу. В Болонье, старейшем университете Европы и главном центре изучения как римского, так и канонического права, он сблизился с папским окружением и в 1189–1190 годах стал кардиналом-дьяконом церкви святых Сергия и Вакха в Риме. Лотарио занимал привилегированное положение в ближайшем кругу папы, и когда тот умер, коллеги-кардиналы избрали его на папский престол в беспрецедентно молодом возрасте.
Лотарио пришел к власти, одержимый идеей священной войны. Иерусалим завоевали мусульмане при Саладине в 1187 году, а непревзойденная по масштабам экспедиция, предпринятая в ответ, потерпела жалкий и полный провал. Ее возглавили три самых могущественных правителя Европы, предоставившие щедрое финансирование и огромные армии, но результат был не таким уж значительным: удалось отвоевать несколько городов на побережье Средиземного моря и закрепить то немногое, что еще не успели потерять. Король Англии (и большой части Франции) Ричард I провел несколько лет в походе против Саладина, но до Иерусалима так и не добрался. Император Фридрих I Барбаросса (1155–1190) должен был добраться до Святой земли первым, но утонул при переправе через реку в Анатолии. Король Филипп II Август (1180–1223) прибыл на помощь и начал было отвоевывать Акру, но «заболел» и отправился домой, чтобы напасть на владения Ричарда во Франции. В конечном счете Иерусалим остался в руках Саладина.
Поэтому Иннокентий призвал к еще одному походу – и армия двинулась сначала к Заре, а затем к Константинополю. На всем протяжении кампании вплоть до взятия города ее ход приводил папу в ярость. Он предостерегал крестоносцев от захвата Зары и отлучил их от церкви, когда они ослушались. Он был встревожен, когда они отправились в Константинополь, а не в Египет, как обещали, и обвинял армию в том, что она больше не сражается с настоящими врагами Христа. Однако армия упорствовала, и Иннокентию пришлось разбираться с последствиями.
Именно тогда тон Иннокентия внезапно и резко изменился. В ноябре 1204 года, а затем в январе 1205 года он писал длинные письма, восхваляя в них неисповедимые пути Господни. Завоевание Константинополя открыло новую главу священной истории, объединив «греков» (византийцев) и латинян в одну Церковь, которая могла совместно выступать против врагов Бога. По словам Иннокентия, ему открыли глаза его современники – комментаторы библейской книги Откровения. Иннокентий помнил 1099 год. И он был полон апокалиптических надежд.
Представления средневековых людей об апокалипсисе, священном насилии и своем месте в истории слишком часто либо игнорируются – и тогда религия становится дымовой завесой для «реальных» экономических или политических деяний, либо используются как свидетельство того, что средневековые люди были бездумными религиозными фанатиками. И то и другое неверно. Средневековые люди действительно конструировали духовный мир, чтобы осмыслить реальность и обрести ориентиры, как это делают все. Для этого они обращались к Священному Писанию. Аббат и комментатор Библии Иоахим Флорский в своих многочисленных трудах предлагал новое видение развития священной истории. Христианское время обычно представляется нам как нечто двухмерное и линейное; оно где-то начинается и неизбежно куда-то движется. Но правильнее все-таки считать, что люди в древности и Средневековье думали о времени в трех измерениях. Да, история в какой-то момент началась (Сотворение мира) и к чему-то идет (Страшный суд), но между этими моментами – большой беспорядок. Священное время превратилось в запутанную концепцию после смерти Иисуса. Оно стало пространством образов, которым суждено было повторяться, пока не начнутся события книги Откровения.
Иоахим внес порядок в этот хаос. Он разделил время на три перетекающие друг в друга «стадии», соответствующие Троице: состояния Отца, Сына и Святого Духа. Трудно переоценить, насколько сильное влияние оказали взгляды Иоахима на события конца XII и XIII веков (и более поздние). Иоахим – и вслед за ним Иннокентий III – утверждали, что мир в настоящее время существует в переходный период от второго к третьему/конечному состоянию. В конечный период, именуемый состоянием Святого Духа, объединятся все христиане – для спасения своих душ и для совместного противостояния внешним врагам (слугам дьявола). Следовало собирать паству.
Проблема возникает, когда факты не соответствуют ощущениям; это как минимум заставляет нас пересматривать первоначальную идею. Иннокентий вскоре осознал, что греки вовсе не намеревались сразу же подчиниться Риму. Более того, в Восточной Европе булгары вторглись в византийскую Грецию, нанеся новой империи жестокое поражение при Адрианополе и убив в бою Балдуина (бывшего графа Фландрии, ныне императора), что привело к серьезной дестабилизации нового режима. Иннокентий поначалу обвинил солдат в том, что они лишили себя Божьей милости, когда, взяв город, принялись разграблять церкви и, возможно, даже насиловать и убивать монахов, монахинь и священников. Но Иннокентий не терял надежды на апокалипсис. В конце концов, откладывать апокалипсис можно бесконечно. Бог не ошибается, но люди могут неправильно истолковывать знамения. Возможно, Иннокентий ошибался, полагая, что византийцы присоединятся к Латинской Церкви, но всего через несколько лет в южной Франции Иннокентий увидел еще один знак, еще одну возможность ускорить ход священной истории.
Средневековая Европа и прежде сталкивалась с ересью. Однако то, что происходило тогда на юге Франции, носило принципиально иной характер. Мы склонны, опираясь на источники, объединять всех инакомыслящих под названием «катары» и приписывать им формализованную дуалистическую теологию – жесткое разделение между «материальным миром» и «миром духовным». Считалось, например, что катары воздерживаются от секса, не едят мяса и имеют строгую иерархию. Но в реальности все было намного сложнее и запутаннее.
Не было никакой «религии катаров». Однако существовала враждебность по отношению к священникам («антиклерикализм»). Эта враждебность отчасти проистекала из скептического отношения к полезности священства в целом, отчасти – из стремления к более чистому «апостольскому» образу жизни, который отвергал мирское богатство. Подобные идеи были характерны не только для земель графов Тулузских. Критика чрезмерно мирских (похотливых, прожорливых, жадных) священников и монахов является лейтмотивом средневековой литературы, особенно в fabliaux, или баснях – коротких нравоучительных историях, часто чрезвычайно вульгарных, граничащих с порнографией. Главной задачей этих историй было преподать урок мирянам (например, пояснить, что не следует заниматься сексом со священниками, наставлять рога своему мужу и т. д.). Однако на юге Франции действительно существовала интересная разновидность мирской религиозности, которая шокировала и устрашала новый класс церковной элиты с университетским образованием, к которой принадлежал и Иннокентий III.