оплакивал потерю римского епископа.
Еще нескоро мы будем говорить о великом и ужасном средневековом папстве, о человеке, который правил строго иерархической Церковью. Этот период наступит примерно через шестьсот лет. Но сейчас, в конце VI века, епископ Рима уже играл свою роль. Рим 600 года все еще служил важным узлом пусть ослабленной, но все еще активной сети, по которой из Восточного Средиземноморья в Европу курсировали люди, товары и идеи. Пока короли, королевы и духовенство обменивались словами и золотыми сакральными предметами в поисках власти, безопасности и влияния, возникали новые государства и появлялись новые формы христианства. Конфликтов между ними было множество, но также можно было наблюдать примеры сотрудничества и взаимных уступок.
В период поздней Античности, после обращения Константина в христианство в начале IV века, епископы, тесно сотрудничая с римскими правителями и на Западе, и на Востоке, выступали в роли имперских администраторов и духовных пастырей. Так было и в Риме даже после того, как императоры переехали в Равенну и Константинополь. Епископ Рима всегда занимал особое положение — его власть восходила к апостолу Петру, который пришел в Рим и был убит здесь. Конечно, положение осложнялось тем, что религиозные центры во главе с влиятельными епископами были по всей империи: в Константинополе, в Антиохии, где Петр впервые обрел дом, в Александрии с ее богатейшим интеллектуальным наследием и, конечно, в самом Иерусалиме. Но Рим — это все-таки Рим.
Поэтому, когда епископ Пелагий II умер от чумы в 589 году, город обратился к человеку по имени Григорий (позже ставшему известным как Григорий I Великий, 590–604). Он происходил из старинной сенаторской семьи, какое-то время был монахом, затем послом римского епископа в Константинополе, затем вернулся в монастырь, а в 590 году был избран епископом. Все сошлись на том, что чума была Божьим наказанием за грехи римлян, и поэтому сразу после вступления в новую должность Григорий возглавил покаянную процессию по городским улицам. Освещенная факелами, толпа истово молилась, а некоторые участники шествия падали мертвыми. В конце шествия Григорий посмотрел на небо и узрел архангела Михаила, парящего в вышине с пылающим мечом. Но когда процессия приблизилась, Михаил вложил свой меч в ножны и исчез. Народное покаяние под предводительством нового духовного лидера сработало: считается, что вскоре после этого чума прекратилась.
Как все обстояло на самом деле, мы не знаем, но тот факт, что чума коренным образом изменила мир VI века, оспорить нельзя. Юстинианова чума, разразившаяся в начале 540-х годов, помешала римскому завоеванию Италии гораздо больше, чем вступление в должность нового епископа Рима. Византия снова начала уменьшаться; численность населения падала, к тому же возобновились внешние угрозы на востоке — сначала со стороны Персии, а затем других стран.
На западе вновь активизировались вестготы: они основали королевство в Иберии, которое просуществовало до начала VIII века. Остготы после поражения, которое им нанес Велисарий, перестали играть в регионе заметную роль, а позже были вытеснены лангобардами, основавшими собственное королевство в Северной Италии. Рим стал захолустьем для византийцев — они теперь сосредоточились на севере итальянского полуострова, развернув флот в Адриатике для защиты Равенны.
Неясно, какую религию исповедовали лангобарды в 600 году: достоверных данных в источниках нет. По-видимому, сначала они были политеистами, а со временем приняли христианство. Другие германские племена поступили так же, постепенно приняв христианство в период между 300 и 600 годами. Но процесс обращения в новую веру был сложным, особенно потому, что в то время существовало несколько христианств.
Это важно. Мы склонны думать о древнем христианстве как о чем-то монолитном, а на самом деле это далеко от истины. Историки с полным правом говорят о существовании множества христианств на римском Востоке и Западе. Многие богословские споры вращались вокруг определения природы Иисуса — соотношения в нем божественного и человеческого. Среди самых продолжительных были арианские споры (названные в честь священника из Александрии по имени Арий). Ортодоксы полагали, что Иисус был в равной степени человеком и богом, ариане утверждали, что Иисус был сотворен Богом Отцом и поэтому не был равным участником Божественной Троицы. Эта концепция была популярна в Средиземноморском регионе. Вестготы и вандалы пришли на римскую территорию как многобожники, приняли арианство и стали придерживаться его. Лангобарды же перешли от многобожия к ортодоксальному христианству. Германцы, придерживающиеся арианства, конфликтовали с коренными римлянами — сторонниками ортодоксальных взглядов.
Трения между разными ветвями христианства, возможно, носили исключительно доктринальный характер. Но не стоит сбрасывать со счетов политику. Обращение в веру нередко определялось соображениями общины и семьи, союзами и соглашениями, в чем мы еще неоднократно убедимся. Арианское христианство позволило германцам стать частью более широкого христианского мира. Они получили возможность заключать смешанные браки с представителями других элит, сохраняя при этом свободу от доктринального надзора со стороны ортодоксальных императоров, патриархов и епископов. Ортодоксия тоже имела веские преимущества: она предоставляла новообращенным доступ ко всем существующим властным структурам, а также обеспечивала интеллектуальный вес, позволяющий претендовать на «традицию».
Это очень важно в случае с лангобардами. Остготы были арианами, и в начале VI века их сокрушили ортодоксальные римляне (византийцы). Лангобарды, выступив в поход, одержали полную победу, но им нужно было как-то оправдать свои завоевания, узаконить свою власть. Они сделали ставку отчасти на религию, отчасти на попытки заключить союз с Римом, со старым городом и его епископами.
Лангобарды угрожали Риму, но так и не разграбили его. В 592 году и затем в 593 году они прошли через центр Италии, грабя, порабощая и убивая, и даже привели свои войска к стенам города. Они предъявили пленных итальянцев защитникам города, демонстрируя римлянам, что произойдет, если те не сдадутся. Но окончательной атаки так и не последовало. Епископ Рима Григорий сумел заключить мир с лангобардами, и те пощадили город. Григорий сделал это вопреки всем возражениям императора, находящегося в далеком Константинополе. Император считал лангобардов угрозой византийской власти в регионе.
Проблема заключалась в том, что помощи от Византии, кажется, было не дождаться. Григорий, больше заботясь о своем городе, чем о притязаниях Константинополя, действовал самостоятельно. Он сумел добиться прочного мира с лангобардами, во многом потому, что нашел союзника в лице их королевы.
У Григория не было ни армии, ни богатства, ни возможности управлять церковью за пределами своей прямой сферы влияния, но он умел писать письма. Он пытался расширить свое влияние с помощью этого занятия. Он с радостью делился своими идеями с каждым, кто проявлял хоть какой-то интерес (а иногда и с теми, кто не проявлял интереса). Письма раскрывают нам мысли этого нестандартного человека и показывают, как в эпоху раннего Средневековья распространялись идеи. Эти письма были еще и риторическими упражнениями. Их задача была — убедить людей или хотя бы интеллектуально расширить влияние старого Рима. Например, Григорий послал «Пастырское правило» (своеобразное руководство, рассказывающее, как быть хорошим священником) на имя епископа Равенны. Также он отправил копии этого документа в Севилью и Константинополь. В этом руководстве подчеркивается, что задача пастыря — заботиться о пастве, а не о себе и своем мирском успехе, и что надлежащее образование должно готовить будущего священнослужителя к роли духовного лидера и учителя. Григорий явно говорил о себе, но этот труд повлиял и на других. «Пастырское правило» так впечатлило императора Маврикия в Константинополе, что он повелел перевести его на греческий.
В другой работе, «Диалогах», Григорий повествует о священной истории Италии. В начале он предстает как рассказчик, грустный и отягощенный мирскими делами, который решает уединиться, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Григорий признаётся, что он опечален, поскольку размышлял о жизни святых и понял, к чему стремится его душа. Затем Григорий рассказывает истории о благочестивой жизни и праведных деяниях священнослужителей, а также о святости и чудесах. Это истории о героях, которые вели образцовую духовную жизнь, но также умудрялись жить в миру. Книга была переведена на латинский и греческий и распространилась по всему Средиземноморью, а один список автор отправил на север — своей союзнице королеве лангобардов Теоделинде (ок. 570–628).
Теоделинда была дочерью баварского герцога и потомком древнего правителя Ломбардии. В 589 году она вышла замуж за короля лангобардов, который освободил от имперского контроля большую часть северного полуострова, оттеснив византийскую власть к побережью (хотя и перенял некоторые римские символы и методы управления). Но король умер всего через год после свадьбы. Теоделинда оказалась в сложном положении, но искусно маневрировала, противопоставляя себя нескольким конкурентам, чтобы получить возможность выбрать следующего мужа, будущего короля. Она выбрала Агилульфа, герцога Сполето, не прекращая переписываться с Григорием в Риме. Когда в 616 году Агилульф умер, Теоделинда вновь взяла власть в свои руки, став королевой-регентом при своем маленьком сыне Адалоальде.
Теоделинда привлекала союзников, чтобы сохранить трон за собой и своей семьей. Отчасти это было связано с религией. Не случайно Григорий нашел такого верного союзника в королеве лангобардов. Первые три короля лангобардов, которых мы с уверенностью можем назвать христианами, так или иначе связаны с Теоделиндой.
Королевы в ту пору часто становились успешным инструментом по обращению в христианство. Но не стоит считать такой подход циничным. В Светлые века политика была религией, а религия была политикой. Согласно историку VIII века Павлу Диакону, Теоделинда строила и финансировала церкви, в числе которых — собор святого Иоанна Крестителя в городе Монце (к северу от Милана). Этот собор стоит по сей день, хотя над ним поработали более поздние мастера.