Чтобы разобраться, как все было, давайте вернемся в Толедо, куда около 1140 года прибыл Петр Достопочтенный. Город, который когда-то служил столицей объединенного вестготского королевства, в 711 году перешел к североафриканцам, а позже, в 1085 году, — к королю Леона и Кастилии Альфонсо VI. После падения вестготской королевской династии Толедо входил в состав обширного халифата Омейядов. Но после убийства и свержения Омейядов Аббасидами и перенесения столицы халифата из Дамаска в Багдад в середине VIII века, Аль-Андалус восстал и отделился. Когда в XI веке централизованная власть в Аль-Андалусе начала разрушаться, Толедо стал полностью независимой тайфой (в переводе с арабского «секта» или «банда», но по сути — «королевство»).
На протяжении этих трех столетий, в разгар внутриполитической борьбы в Аль-Андалусе, Толедо начал разворачиваться на север. Ко времени его завоевания Альфонсо VI в 1085 году и прибытия Петра Достопочтенного в следующем столетии это была уже давняя тенденция. Несмотря на преследования со стороны христианских вестготов, еврейская община Толедо к X веку насчитывала несколько тысяч человек. Рост еврейских общин шел по всему Аль-Андалусу, хотя в Толедо они не достигли такого положения, какое имели бы в Кордове или Гранаде в X и XI веках. В Кордове процветали поэты и художники. Евреи становились видными политиками — вспомним, например, как Хасдай ибн Шапрут в начале X века был советником халифа. В Гранаде Шмуэль ибн Нагрела (начало XI века) и его сын Иосиф служили визирями правителя. Они не только выступали в качестве советников, но и командовали гранадскими армиями на поле боя. В XI веке при правлении аль-Мамума Толедо в силу своего срединного положения стал убежищем для многих культурных и политических изгнанников.
Впрочем, так было почти всегда. Многие христиане оставались в Толедо со времен его завоевания в VIII веке. Они сохраняли связи с интеллектуальным миром к северу от Пиренеев, а в центре серьезного внимания оказались в эпоху правления Карла Великого, когда архиепископ города Элипанд поддержал теорию о том, что Иисус был усыновленным ребенком Бога. Эта теория вызвала жаркие споры на каролингских церковных советах около 800 года. Действительно, Толедо в тот период продолжал смотреть на север, и правители города поддерживали (иногда непростые) отношения с христианскими правителями Леона, Кастилии и Наварры. Даже несколько раз обращаясь к ним за военной помощью против других тайф.
Именно таким Толедо достался Альфонсу VI в 1085 году. После смерти отца в 1065 году Альфонсо унаследовал королевство Леон, а его братьям достались отдельные королевства Галисия и Кастилия. Вскоре разразилась гражданская война. Альфонсо помог своему брату Санчо II Кастильскому отбить Галисию у их младшего брата, но вскоре двое старших сами погрязли в разногласиях. В конце концов Альфонсо в этом противостоянии проиграл и в начале 1072 года бежал в безопасный мусульманский Толедо. Там он провел несколько месяцев и вернулся в Леон только после смерти Санчо. Позже он снова объединил все три королевства.
Из конъюнктурных соображений Альфонсо нанес удар по соседнему христианскому королевству Наварра, но основное внимание сосредоточил на юге. В 1074 году в Толедо умер аль-Мамум, который защищал Альфонсо, пока тот был в изгнании, после чего началась борьба за город. Альфонсо воспользовался ситуацией: захватил границы в разгар беспорядков, поддержал внука аль-Мамуна по имени аль-Кадир и добился существенных уступок в обмен на эту поддержку. К 1085 году аль-Кадир выдохся: он был не в силах усмирить местную элиту и к тому же постоянно сталкивался с внешним давлением. Аль-Кадир хотел уйти и передал Толедо и прилегающие к нему территории Альфонсо в обмен на поддержку на юго-востоке, в Валенсии. Исламская элита, которая контролировала город, открыла ворота и приветствовала Альфонсо.
Сразу после прихода христиан мало что изменилось. Альфонсо пообещал, что не станет превращать синагоги и мечети в церкви, и предоставил каждой общине — мусульманам, иудеям и христианам латинского обряда — право руководствоваться собственными юридическими кодексами. Но это продолжалось недолго. Еврейская община какое-то время оставалась достаточно устойчивой, а вот коренные мосарабские христиане — арабизированные горожане, которые все еще совершали ритуалы, унаследованные от вестготов в начале VIII века, — оказались за рамками этого соглашения. Некоторые остались при своем, а некоторые обратились в христианство. Большинство богатых мусульман бежало из города на юг, и к 1087 году городская мечеть была захвачена и стала новым собором.
Этот период продолжительностью всего в несколько лет показывает, как современные категории, такие как сonvivencia, проецируются на средневековое прошлое. Христианский правитель завоевывает город, но на самом деле этот город отдают ему мусульманские жители. Город трех религий продолжает жить, но затем возникает напряжение, когда правитель превращает мечеть в собор, и все три религиозные общины теряют обещанную им защиту.
В ужесточении позиции по отношению к нехристианам в Толедо после 1085 года ученые часто обвиняют королеву Констанцию, жену Альфонсо VI, и ее духовника Бернара. Бернар был настоятелем монастыря Саагун в Леоне, где Альфонсо жил некоторое время в период своего изгнания и где в конечном счете был похоронен. Но еще важнее были другие связи. Сначала Бернар был монахом аббатства Клюни; около 1080 года он, вероятно, пересек Пиренеи вместе с Констанцией, тогда еще предполагаемой невестой Альфонсо. Она была дочерью герцога Бургундского, племянницей аббата Клюни и прямым потомком французских королей Капетингов. Если учесть все эти связи, нас не должно удивлять, что Бернар был назначен епископом Толедским сразу после того, как Альфонсо взял власть в свои руки в 1085 году. Должность епископа тогда была не только духовной, но и политической.
Деятельность этих двоих ведет к тому, что «конвивенсия» и «реконкиста» превращаются во взаимоисключающие понятия, а ответственными за разжигание межрелигиозного конфликта становятся посторонние. Возможно, это в какой-то степени справедливо, но предположения о том, что «сторонние агитаторы» виноваты в социальных взрывах, почти всегда имеют политическую подоплеку. И Констанция, и Бернар на протяжении нескольких лет были глубоко привязаны к Леону. Важно и другое, о чем часто забывают при обсуждении этих событий: когда Бернар был назначен епископом в 1085 году, ему пришлось сместить того, кто уже занимал это место!
Толедо не прекращал поддерживать значительное христианское население на протяжении периодов халифата и тайфы. Христиане сохраняли свою церковную иерархию и проводили литургию в том же соборе, что и при правителях-вестготах. Коренные мосарабские христиане не особенно приветствовали пришествие Альфонсо. Для них леонцы, прибывшие в город в 1085 году, были чужаками, которые принесли с собой другие культурные обычаи, другой язык (латынь) и новую практику богослужения (римскую литургию). Таким образом, назначение Бернара епископом в 1085 году следует рассматривать в одном ряду с преобразованием мечети в собор в 1087-м: оба эти акта затрагивали не только мусульман города, но и коренных христиан (возможно, даже в большей степени). Эти шаги, вместе взятые, укрепили позиции Альфонсо в новой столице: они позволили королю поставить своих людей на важнейшие должности — он заместил власть. Возникла цепочка связей, интеллектуально и материально объединяющих Толедо с севером: через Бернара и новый собор, через Пиренеи с Клюни и далее на юг, через Альпы — с Римом и папским престолом. Таким образом, отношения разных сообществ в Толедо были запутанными, но они находились в рамках четкой иерархии.
Толедо, по крайней мере на следующее столетие, стал местом сосуществования языков, религий, народов — но при этом всегда было предельно ясно, откуда исходит власть и откуда она не будет исходить никогда.
Конвивенция, как во многом и сама идея Светлых веков, — понятие сложное. Оба этих понятия предполагают, что у людей есть выбор: понимать друг друга и сотрудничать или ненавидеть и причинять друг другу вред. Там, где мы видим расцвет сотрудничества, мы также обнаруживаем и корни идеологической вражды — то и другое важно. К концу XII века в новом соборе Толедо и вокруг него возникли официальные переводческие мастерские. Там действовало партнерство представителей разных народов с четко выстроенной иерархией. Майкл Скотт, один из самых известных переводчиков 1220-х, сотрудничал с еврейским ученым по имени Абут Левит и, вероятно, также нанимал мосарабов, мусульман и евреев. Навыки переводчиков пользовались таким спросом, что Майкла отправили в Палермо и ко двору императора Фридриха II. Его считали колдуном и астрологом, который переключается между языками с помощью черной магии. Майкл Скотт известен, в частности, тем, что перевел на латынь труды Ибн Рушда (Аверроэса).
Ибн Рушд, родившийся в Кордове в 1126 году, был выдающимся мыслителем. Его главная работа была ответом на труд начала XII века аль-Газали (лат. Альгазель), который, в свою очередь, откликался на трактат начала XI века авторства Ибн Сины (лат. Авиценна). Ибн Рушд стремился примирить исламского бога с богом греческой философии, отстаивая и расширяя идеи Ибн Сины. В рамках этого проекта Ибн Рушд написал комментарии к трудам Аристотеля.
Это имело огромное значение в следующем столетии. Даже через поколение после смерти Ибн Рушда его работы настолько увлекали студентов Парижского университета, что в начале XIII века церковная администрация обеспокоилась тем, что школу захватили «аверроисты». Действительно, Фома Аквинский не смог бы завершить свою «Сумму теологии» в конце XIII века без «нового» Аристотеля, без Ибн Рушда и его современника, иудейско-исламского мыслителя Маймонида. Эти ученые были частью большого кросскультурного, многоязычного, многоконфессионального сообщества интеллектуалов.
Папа и епископ Парижа были недовольны всеми этими Аристотелями и Аверроэсами. Они опасались проникновения языческих знаний в христианский дискур