– Ну, сказочка, – улыбнулась я.
– Была бы, – Милош цокнул языком, – если б невеста его с той ночи не понесла!
– Распутство никого до добра не доводит, – назидательно произнес Минт в повисшей тишине. – Так откуда ваша лекарка все это знает? Про Линдозеро, про нас? Что за сны ей такие снятся? Она вещунья?
– Нет, Айрике – не вещунья, совсем не вещунья. У всех по ночам дух от тела отлетает, и куда уж его принесет, только Странник ведает. Кого нечисть утащит, а кто и сам высоко полетит. Сверху-то оно всегда виднее, правда? Можно и день завтрашний углядеть. Это про Айрике.
Айрике стояла в стороне с другими женщинами. Услышав свое имя, она улыбнулась и запела. Вакханки подхватили песню, и их голоса слились в один стройный хор.
Я свернула карту и убрала в суму, а затем натянула рукава на запястья и придвинулась к костру. Слова Милоша успокаивали. Может, и в моих снах есть частица промысла мироздания?
– А от вещуньи точно добра не жди. – На лицо Милоша легла тень. – Такого наговорят, что и вакханину не снилось. Даже Странник, чую, не знает, куда уносит их дух. И зачем? Что ни слово у них, то семя. Кат туталах! Как это по-вашему будет? А… Упадет дурное слово в дурную голову – дурное и прорастет.
Минта такой ответ явно не устроил.
– Как это? – спросил он. – Разве вещуньи морочат людей? Они ведь не колдуньи. Просто болтают разное.
– А слыхал ли ты про Весть о Полуденном царе? – спросил Милош изменившимся голосом. Спросил один, но все вокруг тоже переменились. И женские голоса разбились в нестройное многоголосье, и кони на привязи тревожно забили копытами землю.
– Слыхал. – Минт как ни в чем не бывало вытянул ноги. – Это сказка.
– Нет, парень. Весть о Полуденном царе – это старое-престарое сказание о том, что однажды придет тот, кому богами дано править всем миром.
Милош перевел дух и продолжил:
– Вот как хочешь эти слова, так и понимай. Весть слетела с губ вещуньи и ходит, словно злой дух, по городам и царствам. Нет-нет, да и нашепчет очередному правителю, что, мол, он-то и есть тот самый, обещанный. Соберет царь войско в поход на соседние земли, и… быть войне.
Я присмотрелась к Феду. Тот сидел тихо, и ничто не выдавало в нем интерес.
– Так и что, – Минт ухмыльнулся, – война Трех Царств тоже из-за Вести?
– Кто знает? Так-то, парень, не к добру пророчества. Если вдруг доведется тебе встретить вещунью, то зажми уши, а услышишь что, никому не говори, а лучше – беги на другой конец света.
Минт сидел, точно кол проглотил. Только глаза затуманились недобро, даже не заметил, как ребятня снова к его мечу руки потянула.
Но, что скрывать, и мне не по себе стало. Точно кто ледяной водой спину окатил да крапивой по позвоночнику хлестнул: и сидеть нет мочи, но и уходить, не дослушав, не хочется.
– Горькие знания при себе держи. – Вакханин погладил бороду и вдруг сказал, будто предвидел для нас заботы грядущих дней: – Слушайте, Светлолесье большое, но только с виду. Талулах мазарэт нар! Городов мелких – как козьих шариков на дороге, и в каждом чужаков высматривают. Надумаете место на юге поспокойнее искать, присмотритесь к Березани. Если на востоке – к Злату. А вот на запад в Ардон лучше не соваться, там и разговора нашего достаточно, чтоб казнили без суда.
Минт нахмурился.
– А север? – спросила я.
– Север, – ухмыльнулся Милош. – Север – это болота, горы и лес. Вот уж куда я вам точно не советую идти! Та часть леса, что делит Ардонию и Святоборию, кишит разбойниками, а та, что тянется дальше, заканчивается у Туманных гор. Чем дальше, тем дрянней. Скалы да пустошь. Говорят, там город колдовской стоял, но живым теперь туда путь заказан. Слыхали про Арзу Костянику?
– Разбойник, за которого во всех царствах по тысяче златых отстегивали? – оживился Минт. – Да про него глухой разве что не слышал.
– А куда он делся, знаешь?
Фед шевельнулся и высунул мордочку: почуял, должно быть, зачин для истории. Минт пожал плечами.
– Арзу был ловким, безжалостным и лихим разбойником и награбил целые горы богатств. Свои сокровища спрятал в Туманных горах. – Милош улыбнулся, обнажив неполный ряд зубов. – Слухи о сокровищнице до сих пор не дают покоя охотникам за златом. А ведь Арзу жил давно, во времена войны Полуночи!
– Так ведь на севере колдуны жили, – едко сказал Минт.
– Арзу Костяника не боялся ни колдунов, ни людей, ни чуди. Единственное, что волновало его сердце, – это золото да каменья. Однажды он забрался в город колдунов и похитил сокровище самого царя Полуночи! Что это было, никто не знает, да только сокровище-то проклятое оказалось. Хотел Арзу до своего логова дойти, но горы скрылись в тумане. Три дня и три ночи ходил он по горным тропам. Понял Арзу, что не найти пути сквозь морок, пока сокровище при нем. Но взятое отпустить не сумел. Так и пропал. А может, и до сих пор ходит…
– Что Арзу украл у царя Полуночи? – спросил Минт.
– Кто ж знает? – пожал плечами Милош. – Ходит молва, будто это сокровище было дороже всего на свете. Оттого, не сумев его воротить, колдовской царь и проиграл спустя годы Мечиславу, а его Чудова Рать разбежалась по Светлолесью.
Драург не лгал о страшной правде про колдунов. Рать явилась в Светлолесье по зову царя Полуночи и исчезла после его смерти, но память о ее делах навеки обагрила земли кровью, навеки разделила людей и колдунов.
Вина великая на колдунах. Не мы от людей прячемся – люди от нас!
Сумеет ли Полуденный царь срастить эту пропасть?
Когда подоспела еда, вакханы зашумели и сгрудились у котелка с похлебкой. Айрике налила мне и Минту полные миски, и мы сели на траву неподалеку от костра.
От былин Милоша веяло родным, забытым и болезненно-слабым чувством сопричастности. Почти колдовством. Или чем-то более тонким. Узами между людьми? Пока лилась музыка и голые стопы вакханок топтали полевые травы, невидимая вязь скрепила нас в темноте весенней ночи. Песни, чужая вера, чужая речь.
– Минт, – я подсела ближе к наемнику, – благодарю тебя. За то, что спас тогда на корабле. И вообще… что пошел с нами.
Тот кивнул.
– Пойду узнаю, где мы заночуем. На. – Он передал мне спящего Феда и пошел к повозкам.
Милош взял в руки гусли и заиграл что-то свое, вакханское. Девушки выбежали на поляну, и в шальных отблесках огня запестрели их яркие юбки. Айрике достала котомку с травами.
– Почему Минт ушел с тобой из своей веси?
Наставник разлепил глаза.
– Его старший брат погиб в войне Трех Царств, – сказал он тихо. – Мать после этого ушла в мунисы. Отец отправился на заработки в соседний город, но не вернулся. Минта приютили дальние родственники, но житье у него было сама помнишь какое…
Ах, вот отчего гордый Минт так торопится прижиться в Сиирелл! Я знала, что Светлолесье пережило много кровавых войн, но в памяти сейчас две. Одна, давняя, между колдунами и людьми, и вторая – между тремя царствами. Я так привыкла прятаться от жрецов, что забыла про то, что случилось в Светлолесье четырнадцать зим назад. Минту и многим людям тоже пришлось несладко, и мы не одиноки в своей печали. Каждый из нас свыкся с разобщенностью, привык каждый день выбирать свою боль заново, каждый день надевать ее на плечи, словно суму с пожитками, и тащить ее, тащить дальше… Отделять ею себя от других. Стоит ли рука колдуна, человека – вакханина, святоборийца или сиирелльца – хоть что-то, пока она не протянута другому?
На ночь устроились под цветастым навесом. Я лежала на спине, наблюдая как ветер треплет прорехи. Смотрела на видневшееся глубокое антрацитовое небо. Рядом во сне, прижимая к груди суму, чересчур громко сопел Минт. Я взяла его за руку.
– Чего? – спросил Минт, когда уже не смог больше притворяться спящим.
– Минт, а ты веришь быличкам Милоша? – спросила я.
Минт поморщился.
– Ты про Весть о Полуденном царе?
– Нет… Не знаю. Просто… мертвы ли наши старые боги? Или они все еще здесь и, неузнанные, сидят вместе с нами у костра?
– Я не верю в Полуденного царя.
– Некоторые люди никогда не поверят в зеленый шторм…
– Что ты хочешь сказать? Что надо ждать избранного? – Минт насмешливо воздел палец к небу. – Лесёна, если бы боги за миром приглядывали, откуда бы в нем взялось столько дряни?
Наемник приподнялся на локтях и как-то странно посмотрел на меня. В темноте я видела, как блеснули его глаза. Он долго не отвечал, а я, вновь поглощенная мыслями, начала проваливаться в сон и едва услышала то ли голос, то ли тихий шелест рядом:
– А что за Пути, про которые вы постоянно толкуете? Может, если ты расскажешь чуть больше, я пойму, что они не такие уж и гадкие.
Я покосилась на Феда, и тот едва заметно кивнул. Мне и правда хотелось рассказать Минту больше. И дело было не только в том, что он оказался отрезан от рода, как я, и не в том, что мне хотелось с кем-то поговорить. Чудилось, будто он поймет лучше других, зачем я иду. И что ищу в Линдозере на самом деле.
Краем глаза я заметила, как над нашей троицей растекается купол защитного сплетения Феда. Оно и понятно: разговор не для всех.
– Боги открыли для колдунов три Пути: Созидания, Превращения и Разрушения, – произнесла я. – Каждый Путь – это межа, по которой катится колесо с нитями судеб. Разрушающие всегда готовят место для чего-то нового. Потому нам – я говорю нам, ведь я с этого Пути – нужна основа, чтобы сотворить колдовство. Мы разрушаем старое.
Наемник кивнул.
– Чтобы добыть пламя, что-то должно сгореть. Это я понимаю.
– Да. – Мы с наставником довольно переглянулись. – Путь Превращения – это Путь творцов мостов и переходов. Мостов между видимым и невидимым, между грезами и явью. Но они могут создавать свои чары лишь временно. Фед, я верно говорю?
– Да. Мне нечего добавить, кроме того, что колдуны этого Пути давно не встречались.
Я перевела дыхание.
– А чародеи Пути Созидания растят прочнейшие связи, которые не исчезнут через время, как, например, колдовство Превращающих. И, в отличие от Разрушающих, основой их колдовства является сама душа колдуна. Растить сплетения на ней сложно, потому как долго. Колдовство этого Пути самое медленное. Скорость требует большого опыта и огромных затрат сил, но именно Созидающие растят целебные травы, ткут прочнейшие ткани… пишут сказы. Музыка Феда пробуждает прошлое.