Ордак, с глазами навыкате, без плаща, в промокшей от пота рубахе, вытащил пленника прямо за шиворот и встряхнул. Мои ладони распекло жаром, я из последних сил пробивалась ближе к ограде. Ну же, ну же!
На крыльце вооружалась дюжина червенцев. За ними Ордак и княж держали пленника. Рядом в сером стоял просветитель. И в руках у него были мои таблицы.
– Этот чародей-акудник пел недозволенные песни, а также проводил обряды на схроннике! Видите, какую кровавую, темную вещь мы нашли у него? Судить колдуна теперь будем согласно Закону, – громко произнес княж. Просветитель улыбался, единственный из всех одаривая горожан благодушным взглядом. На миг почудилось, что он задержался на мне, и я поспешно опустила глаза, сама не зная, чего я желаю больше, дать огню сорваться с моих рук или же дослушать.
Вдруг пленник, пошатываясь, поднялся и проорал что было мочи:
– Недолго вам пировать осталось, жрецы кровавые! Чудова Рать вот-вот вырвется из-под земли, не удержать ее ни Мечиславу, ни его потомкам! – И крыша мунны задрожала в такт его голосу, и воронье поднялось с нее черной тучей. – Лишь Полуденный царь – истинный правитель Светлолесья! Лишь он один совладает с Ратью! И он явит свою силу! Пускай же ложь червенцев обернется против них самих! Станет по слову моему! Сейчас!
В тот же миг, когда все внимали словам Феда, по небу разнесся громовой раскат. Над нашими головами засверкали молнии.
Наставник еще что-то кричал, вспышка яркого света озарила площадь, и раздался треск: под ногами у княжа и жрецов раскололся камень.
Молнии били в крыльцо одна за другой, ослепляя до боли в глазах, но действовать надо было немедленно, другого подходящего случая вызволить Феда могло и не представиться.
Я подняла руки, шепча для верности слова заклятья, но Минт резко схватил меня за запястья, яростно шепча в самое ухо:
– Не смей в это впутываться!
– Нет, уйди! – заорала я в ответ, стремясь освободить хотя бы одну руку.
Но наемник дернул нас с перепуганной, закрывшей глаза руками Янией в сторону.
Раздался еще один сильнейший раскат, и с неба брызнули тяжелые капли.
На площади началась неразбериха: кто-то продолжал отстаивать певца-пленника, но большинство в страхе бежали кто куда.
– Убей колдуна и разрушь колдовство! – громко, чеканя каждое слово, велел княж.
Ордак выволок пленника, швырнул его на камни, а затем в руках червенца сверкнула стальная полоса.
Я не услышала, прочитала по губам, что Минт велит нам уходить, но я освободила-таки одну руку и продолжила составлять сплетение.
– Нет! – крикнул Минт.
Вот-вот уже… Еще немного, и я заставлю гореть ограду, это отвлечет их. Но нет времени плести основу! Не дотянуться…
Ладони налились густым алым светом. Ордак занес клинок над склоненной головой колдуна.
– Хватит, – кто-то высокий и сильный перехватил меня поперек живота и поволок в сторону. Отдача от оборванного сплетения была немаленькой: мир вокруг провалился во тьму.
19Зов памяти
Жухлая осенняя трава мнется под моими шагами. Я иду к развалинам старой мунны, но ветер лютует, отбрасывает назад.
– Скорее, колдунья!
Сырой ветер с гулом хлещет по лицу, царапает кожу осколками битого льда.
Но распахнутая тьма оскверненного святилища зовет и шепчет:
– Скорее, колдунья, скорее…
Зов не стихает ни на миг, и сила, задремавшая было во мне, жадно рвется наружу, звенит в жилах тысячами раскаленных гвоздей. Где уж ее удержать?
– Ты давно зовешь меня, – говорю я. – Но прежде чем я пойду дальше… Назови себя.
Многие колдуны поумнее меня сложили головы, не дознавшись, кто шепчет им из бездонной темноты. А мне что: будь то земля, болото или мрак обветшалого святилища – все одно.
– Покажись на свет! Назови истинное имя!
Не для того чародеи Путь свой идут, чтобы не сберечь его, приманиться обманчивой мягкостью топкого болота.
– Ждать тебя буду у Печати, – поет ветер. – Там сама назовешь мое имя.
Меня разбудила боль. Ладони покрылись волдырями, кожа вокруг них покраснела и неимоверно саднила. Хороша же колдунья! Забыла все поучения о колдовстве без основы! Я заерзала на печке, выпутываясь из одеяла. На ноги приятно давил медвежий мех, пальцы рук скользили от жирной травяной мази.
Последние остатки сна слетели, когда я вспомнила о Феде. Сколько времени прошло? Наступило утро нового дня.
Внизу спал травник. Его грудь размеренно вздымалась, пряди русых и серебристых волос разметались по подушке. Рядом дремал кот, и я остановилась, чтобы полюбоваться картиной. Что за счастливый покой мог бы быть в моей жизни, если бы… Если бы что?
С тоской, никак не связанной с ожогами, я еле-еле перевязала свои ладони корпией, переоделась, накинула на плечи шаль. В сенях, прислонившись лбом к косяку, дремал Минт. Услышав мои шаги, он скривился и мотнул головой в сторону улицы, мол, поговорим там. Но я ускорила шаг, и он не успел угнаться за мной. Я знала, что он недоволен, но надо было найти Феда.
– Сёна, ты ничем не поможешь Менаю, – долетел до меня голос наемника. Я была уже у калитки.
Менай? Я глянула на друга, и в ответ получила крохотный кивок. Неужели под маской был старик? Но…
Рой вопросов пронесся у меня в голове.
– Ты ведь видел, что он сделал?
Я закусила губу.
– Менай украл твои таблицы.
– Как…
Смысл медленно доходил до меня. Я перепутала Феда с Менаем, а значит, жрецы схватили именно его. И те слова, что он кричал перед всеми…
Чудова Рать! Вот что происходит здесь. Она не погибла после битвы с царем Полуночи! Мое сердце глухо забилось о ребра, по спине прошел озноб. Нет, неужели?… Неужели я поверю в слова безумца?
– Куда червенцы увели Меная?
– Никуда, – произнес Минт. – Они казнили его.
Меня окатило ледяным, жутким холодом. Слова и мысли разом исчезли.
– А где тогда Фед?
– Он оставил послание. – Минт потер рубаху над тем местом, куда его ранил Колхат. – Сказал, что будет ждать тебя в мунне.
Наемник смерил меня тяжелым взглядом и, прежде чем исчезнуть в доме, сухо обронил:
– Вчера заговор-клинок вновь покрылся ржавчиной. Я успел вернуться, но это Альдан вытащил тебя с площади. Быть может, он видел и твои чары.
Он не мог видеть мое сплетение! Шел дождь, полыхала гроза, вокруг бушевала толпа. Не мог! Я смутно помнила дико злое лицо травника и, быстро стерев поднимающуюся в груди глухую тоску, выбежала на улицу.
Меная казнили, и я не сумела этому помешать. Снова. Я была слишком слаба, когда поймали Елара, слишком мала, когда погиб парень из моих снов… Зачем вообще дано колдовство, если я ничего не могу изменить?
В голове стучали одни и те же мысли, одно и то же ощущение: я бесполезна. Бессмысленна. Слаба.
Над Линдозером висела сизая хмарь, а вместо дорог расплескалось бурое месиво. Горожане на улицу и носа не казали, зато дюжина крепких, широкоплечих дружинников в полном боевом облачении расхаживала по омытой пепельным рассветом площади. Крыльцо мунны было целым, хотя еще вчера глубокая трещина разворотила его на части. Вокруг крыльца толпились червенцы, и их алые плащи с глазницами хищно развевались на ветру.
Не зная, где еще искать или ждать Феда, я обошла площадь, затем подошла к мунне и тут же удостоилась пристального внимания со стороны червенцев.
– Ты на Чтение? – спросил один.
Но я смотрела только на гладкий серый камень. Трещины не было. Даже следа, который можно было бы заподозрить в свежей глине. Нет! Ступени ровно такие же, как и до молнии.
Как такое возможно? Неужели снова морок? Я коснулась оберега… Но ведь не я одна видела это?
Чудова Рать! Быть может, дело в ней? Все эти странности вокруг города. Чудь все еще здесь, и, похоже, сам Мечислав когда-то приложил к этому руку.
«Лишь Полуденный царь совладает с Ратью», – так сказал Менай. И правда ли, что времени осталось мало? Час настал? Но откуда мне знать, не двигало ли Менаем то же самое, что и чародеями древности?
– Чего пялишься? – раздался грозный окрик над ухом. – Иди на Чтение, раз пришла!
Я шагнула в приоткрытые двери. В нишах теплились лучины, над пустыми скамьями висела дымка. По стенам ползли вверх неприметные с первого взгляда узоры, поблекшие руны Законов.
Просветитель обнаружился тут же, у входа, с лицом еще более неважным, чем всегда: синяки под глазами делали его изможденным, а тени от светильников – пугающим. Но не только лик был таков. Все в просветителе, даже тело, спорило с природой. Какая-то неведомая сила тянула к земле, покорежив осанку, но словно бы каждый миг он препятствовал этому, опираясь на посох.
– Здравствуй, – мягко сказал жрец. – Ты как раз вовремя. Сегодня народу немного. Чтение сейчас начнется.
Я не ответила и огляделась. Если не считать меня и просветителя, в мунне никого не было. Где же Фед? Придется дождаться его здесь. Это в духе моего наставника – спрятаться на виду у червенцев. Я хотела было сесть, но догнала хромающего к Книге жреца. То ли повлиял цвет одежды, так непохожий на ненавистный алый, то ли доверительный дух мунны, но я набралась смелости и спросила:
– Я видела вчера, как молния разбила крыльцо. Видела трещину, когда пришла на площадь. Но сейчас оно… целое. Как это?
Просветитель посмотрел на меня долгим взглядом, и в неверном свете блеснули глаза разного цвета: один ясный зеленый, а другой почти черный. О… Ого! С такими глазищами только в далеких городках и просвещать. Уж слишком они странные.
– То был морок, а его можно рассеять, – наконец промолвил жрец и обратился к Книге. – Любое колдовство можно разбить, если знать как.
Я уперлась взглядом в пол, мимоходом выискивая в словах просветителя иной смысл. Пожалуй, я ждала привычных слов о могуществе Закона, но их не последовало.
Я огляделась. Фед говорил, что знание дано для настоящего, не для прошлого. Тоска по прошлому уже не казалась такой всепоглощающей, робкая надежда повисла в воздухе. Если осталась Чудова Рать, быть может, и простая чудь – лешие, суседки, банники, водяные – только куда-то попряталась? Не ушла навсегда?