В твоей руке моя рука.
Скорей, срывай же стебель
У цветка!
Юное дарование сделало остановку, чтобы просиять на меня улыбкой, и продолжило:
Ты моего лихого сердца
Коснулась, словно тетива,
Но выпущена уж в другую
Моя стрела!
– Чудесно, – серьезно сказала я. – Великолепный Минт, что мечом сражает недругов, а красными речами – девиц!
Воитель фыркнул и отвернулся, но от меня не укрылась его самодовольная улыбка. Я поспешила добавить:
– Так вот чем вы с Альданом вместе занимаетесь, рифмы плетете?
Минт отвернулся, загромыхал цепью, нарочно не оставляя мне случая вставить еще хоть словечко. Это было странно, ведь он на дух не переносил утайки. И дело было вовсе не в том, что Минт говорун, каких поискать, а скорее в том, что каждая такая тайна – оковы, с которыми приходилось мириться. А любой вольный сииреллец соглашается носить такое бремя лишь временно. Про это я не забывала.
– Лесёна! – крикнул Минт, переливая добытую воду из бадьи в ведро. – Тебе правда лучше не отвлекаться сейчас на посторонние дела. У тебя сегодня одно задание!
– Я думала, у нас не будет тайн друг от друга, братец.
Минт положил ладонь мне на плечо.
– Да, но ты – моя главная тайна, сестрица, – сказал он едва слышно, а потом гаркнул: – Так что не шали, милая! Сегодня буду приглядывать за тобой.
Я поморщилась.
– Ну и зачем ты так ор…
Вдруг из окна показалось сердитое лицо Янии. Она с таким чувством высказалась о женихах и пирогах, что у меня пропал дар речи.
– Погоди, красавица, я тебе сейчас подсоблю, – восхищенно сказал Минт и, подмигнув, скрылся в доме.
– Братец! Подожди!
– Лесёна? – позвал меня третий голос и я, вздрогнув, обернулась.
На пороге мельницы стоял Альдан.
Его образ преследовал меня повсюду, все дни казалось, что я ощущаю его присутствие. Что Альдан вот-вот войдет в горницу, усядется за стол перебирать свои травы и снова скажет что-нибудь умное про лекарское мастерство и что-нибудь ехидное про мои навыки владения оным. Я, конечно, стала бы спорить. Хотя бы для виду. Он бы внимательно слушал, а потом с надменной улыбкой поправил меня там, где я ошиблась.
Мои выдумки сыграли со мной недобрую шутку, ведь даже заставив себя поверить в то, что он избегает меня, я сама не переставала думать о нем! И вот теперь, когда впервые за эти дни я действительно сумела направить мысли на что-то другое, он появился во плоти, почти такой же, каким я его себе рисовала. Только лицо стало бледнее, серые глаза обозначились четче и сам он, кажется, похудел. Рубаху и штаны покрывали пятна пыльцы, а в волосах, обычно собранных в косу, мерещилась каменная крошка. Но даже в таком диковатом виде травник все равно был красив, и мое сердце пропустило удар. А потом еще.
– Доброе утро, – пробормотала я.
Альдан выпрямился, и я обратила внимание на полоску обнажившейся кожи под рубашкой.
– Собираешься на Ночь Папоротника?
– Да, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно непринужденней.
– Зачем?
– А что?
– Ты можешь по-человечески ответить?
Я вновь дошла до колодца, не спеша побрызгала себе в лицо холодной водой. Испуг прошел, мысли мало-помалу возвращались в прежнюю колею, а в ней, между прочим, сохранились воспоминания о том, как Альдан избегал наших встреч. И на выручку пришла досада: все-таки столько дней ни слуху ни духу, а теперь явился и вопросами изводит.
Альдан прокашлялся.
– Ты, похоже, не понимаешь, – резко сказал он. – В лесу опасно.
– Поэтому ты в нем столько бродишь?
– На вас уже нападали, – продолжил Альдан, пропустив мои слова мимо ушей. – Неужели ты осмелишься так искать себе жениха?
– Осмелюсь.
– Тебе придется остаться в Линдозере, – сказал травник угрюмо. – Этот обычай почитают не меньше Закона Единого. Я просто хочу, чтобы ты понимала. Если мужчина находит женщину в Ночь Папоротника, то они сразу становятся женихом и невестой. А осенью…
– Послушай, Дан. – Я подняла на него взгляд. – Почему ты мне все это говоришь?
Альдан чуть сощурил глаза. Тонкий солнечный луч скользнул по его лицу, подсветил ряд густых русых ресниц.
– Я…
– Дан! – с хохотом окликнул травника звонкий девичий голос. – Подойди!
Мы обернулись. За забором стояли близняшки и махали руками. В косах цветы, вокруг горла – обрядовые ленты с яркими бусами, на рубахах – искусное шитье. Вот так невесты, глаз не оторвать.
– Кажется, тебе снова принесли пирогов, – холодно сказала я и пошла в избу.
Порядком рассерженный, Альдан вышел за калитку. Три седмицы почти без сна и отдыха, десятки видов Живы и ничего, что могло бы одолеть черные щупальца у Минта под кожей. Чем больше попыток приходилось делать, тем сильнее упорствовал Альдан, но – о, чудо – его собственная голова прояснилась. Возрастающая трудность оказалась для него целительной: как огонь раскаляет металл докрасна, не оставляя бесполезных примесей, так и он сумел излечиться в горниле труда от своих наваждений.
Но этим утром терпение Альдана подверглось новым испытаниям.
– Что вы хотели? – довольно сердито спросил он сестер.
Девицы обиженно поджали губы.
– Ты спрашивал у нашего отца про камень свирюлл! Мы подслушали. Так вот, у него есть такой, но он тебе его нипочем не отдаст.
Недовольство улетучилось. Идея ввести в состав пыль этого камня была не нова, но оказалась последней неиспробованной. Камень стоил дорого, и его часто подделывали. Город захлебывался ненастоящими свирюллами после нынешнего торжища. Пришлось даже идти к местному заимодавцу, отцу сестер. Там он без особой надежды спросил про камень. И его сердце забилось чаще.
– Ты наверняка уже придумала, как мне его заполучить, Ула.
Близняшки зарделись, они обожали, когда Альдан называл каждую из них по имени. Кроме травника и матери их никому не удавалось различить.
– Добро! – ответила за сестру Мория и лукаво улыбнулась. – Нужно, чтобы наша матушка заставила отца продать тебе свирюлл.
– А она это сделает, если ты поможешь нашей бабуле Косоме, – подхватила Ула. – Тогда она перестанет доставать матушку своими нравоучениями, а за это матушка что угодно сделает.
– Она с трудом ходит и поэтому все время дома сидит! Да-да, мы знаем, что без тебя бабуся вообще бы не смогла даже на площади бывать, но в этот раз нужно совсем ее вылечить.
– Осилишь?
Травник поклонился сестрам, и те захихикали.
– Вы просто умницы. Как мне вас благодарить?
– Приходи сегодня на Ночь Папоротника, – выпалила более смелая Ула и, продолжая заливаться хохотом, сунула в руки Альдану корзинку с пирогами.
– Да, похоже, придется, – рассеянно отозвался травник. – Еще что-нибудь?
– Ага. Можно мы вечером с девочками на старой мельнице погадаем?
Альдан поспешно кивнул: ему не терпелось приступить к лекарству для бабушки Косомы. Ночь Папоротника была пока что благополучно забыта.
Войдя в дом, я с досадой поглядела на огромную гору нашинкованной капусты, и, вместо того чтобы присоединиться к обрядовому подвигу Янии, подняла развалившегося на половице Серого. Кот не возражал, лежал, смиренно терпел мою ласку, следил за бликом от ножа Янии. Минт, прикрыв глаза, сидел тут же, на лавочке, и что-то напевал себе под нос.
Какая-то часть меня понимала, что надо готовиться к поиску цветка, но другая – в этот миг главная – просто сидела и глядела на то, как солнце пробивается сквозь зелень черемухи. Как жухлые листья, проникая в дом вместе с ветром, кружатся и опускаются на выщербленный стол.
– Как думаете, можно ли полюбить, не зная всей правды о человеке? – спросила я неожиданно для себя самой.
– Не прибедняйся, – пропел Минт. Яния продолжала орудовать ножом с таким упорством, что, кажется, не слышала нас или решила сделать вид, что не слышит.
– Не про меня речь, – не стала сдаваться я. – Вот если тебе кто-то нравится, а у него есть тайна, то хотел бы ты узнать ее до – если до этого дойдет – обмена лентами?
Надо отдать ему должное, друг не стал смеяться.
– Сложно сказать. Многое зависит от избранника, если ты понимаешь, о чем я. Не сказать – свинство, конечно. Чтобы доверить секрет, от которого зависит твоя жизнь, ты должна ему доверять и хорошо осознавать последствия. Честно говоря, такое признание будет мощнее любого обмена лентами.
– То есть ты не против?
– Ну да. – Минт улыбнулся. – Миром правит любовь.
Я даже залюбовалась.
– Ха, – вдруг сказала Яния, откладывая нож. – А людьми правит страх. Мой тебе совет – сохрани тайну.
– Если есть что терять, разве это не любовь? – спросил Минт.
Я смотрела на них и не могла понять, нравится мне этот разговор или нет. Минт стал голосом моих смутных надежд, а Яния – таких знакомых до зубовного скрежета сомнений. Я пыталась убедить себя, что все это бессмысленно, пережевывать раз за разом то, что, быть может, померещилось. Но когда я вспоминала чистые серые глаза Альдана, смотрящие на меня с такой тревогой и участием, когда думала, что на самом деле он проводит в старой мельнице сколько времени, чтобы помочь другим…
Я пыталась в него не влюбляться, пыталась! Но у меня все-таки хватило безрассудства счесть, будто признания будет достаточно для того, чтобы травник откликнулся на мои чувства.
– Но и доверие надо заслужить, не правда ли? Иначе зачем нам даны от предков все эти обряды?
На пороге показался Альдан. От неожиданности мы с Янией подскочили, и Серый шмыгнул под лавку.
– Минт, сегодня к вечеру истопи баню, – велел травник, с треском опустошая содержимое своих полок.
– Ты не пойдешь на Ночь Папоротника? – с нескрываемым ужасом воскликнула Яния.
– Не знаю, посмотрим, – ответил Альдан, и девушка облегченно вздохнула.
– Тебе бы самой умыться, мастерица! Вон, уж и лоб весь белый от муки, – рассмеялся Минт. – Пойдем, я тебе воды натаскаю, что ли…