– Чудова Рать?
Дан нахмурился.
– Чудова Рать… Мечислав… Они так далеки от нас сейчас! Я бы хотел верить, что лес с ними связан, но, боюсь, все куда проще и хуже. Драург – колдун крови, приспособившийся выживать на наших землях. Равное зло для всех нас.
Я покачала головой. Впервые за долгое время мне было спокойно. Рядом с Альданом я словно точно знала, что все получится.
– Дан, если ты отправишься со мной этой ночью на поиски Печати, я докажу тебе, что наследие Мечислава ближе, чем кажется.
«И восстанешь ты новый, не тот, кто был, отныне страха не ведающий, и выйдешь на крылечко, да как падешь в мох болотный, да и примет он тебя. Глубоко-глубоко просочишься в недра земляные, словно зернышко, и взрастешь к небу стройным деревом.
Отныне лес – дом твой».
– Идем. – Дан шагнул в озеро, уверенно двигаясь вперед, и потянул меня за собой. Я пошла следом, не противясь.
Галька и песок пробивались сквозь пальцы ног, и озеро мягко, волна за волной, принимало меня обратно.
– Лесёна, твоя лента… Украшение на ней светится.
Я стянула оберег и протянула его над водой травнику.
Глаза Альдана слегка расширились от удивления. Он благоговейно взял ленту.
– Видела то, чего не замечали другие? – наконец вымолвил он.
Я помотала головой, а потом вспомнила: всполохи зеленого и туман в корчме, тени-руки за спиной Драурга. Видение в роще наемников. Я осторожно сказала:
– Одна вакханка коснулась обрядовой ленты и моего лба со словами «открытая дверь».
– Добро. – Травник улыбнулся. – Потому что тот, кто носит его, ясно видит.
– Вот как… – Я покосилась на оберег.
– И это не камень, а семечко.
– Семечко?
– Да. Со священного Древа, чьи ветви подпирают небеса, а корни уходят в самые недра. Семена Древа даруют ясность тому, кто его носит.
Я скосила глаза на оберег. Откуда у Феда взялась такая вещица?
Но если это семя священного Древа, то ему и правда ведомо то, что делается во всех Трех Мирах, ничто от него не укроется: ни божественная явь, ни темный морок Нижи, Нижнего мира.
– А я-то его продать собиралась…
Альдан пришел в ужас от моих слов.
– Такое было у самого Мечислава, когда он сокрушил царя Полуночи. Это великий дар, Лесёна.
Камень-семя едва заметно помаргивал и изредка наливался рубиновым цветом. Альдан склонился над отражением в воде и, едва луна показалась над озером, заключил оберег в ее сияющий круг. Вода под нами превратилась в бело-алое полотно, в нем угадывались наши с ним смутные тени. Волны с тихими перекатами омывали береговую гальку, и вокруг царила такая тишина, что когда травник заговорил, голос прозвучал очень близко.
– Знаешь, что дальше? – спросил он.
– Нужна плата… Нужно что-то отдать, чтобы начать.
– С колдовством всегда так.
– Разве честность – не лучшее начало?
– Нет, если нас с тобой двое, и мы – во всяком случае, я – не до конца правдивы.
– И после этого ты будешь утверждать, что не колдун?
– Играем по правилам. – Глаза травника сузились. – Я первый.
– Что ты отдашь? – спросила я с тревогой.
– Первый поцелуй.
Дан обхватил мое запястье и потянул на себя. Миг, когда я еще не вполне осознавала то, что вот-вот произойдет, казался бесконечно долгим. Но когда наши губы встретились, время, да и мир вокруг окончательно изменили свой ход; тела тесно прильнули друг к другу, руки переплелись. Голова закружилась, я ощутила, как по моим жилам заструился огонь, когда прикоснулась к горячей коже Альдана. Еще миг, и его жар слился с моим, и я, не осознавая, потянулась и ответила на поцелуй с не меньшим пылом. Ладонь Альдана коснулась живота, поднялась вверх и легко стиснула меня. Я вскрикнула, пораженная этим внезапным прикосновением, и отстранилась – в животе разливалось знакомое болезненное чувство, предшествующее слабости.
– Я…
В губы точно вложили раскаленное железо. Я отстранилась.
Вид у Дана был безумный: глаза блестели, грудь тяжело вздымалась. Я не знала, что ему сказать, мне хотелось целовать его дальше, но мое тело не желало его прикосновений.
Далекое эхо позабытого несчастья повисло меж нами. Благо, Дан быстро пришел в себя.
– Твоя честная плата тоже принята, – сказал он своим обычным голосом, кивая на воду.
Я, точно во сне, уставилась на зачарованный круг, хотя все во мне дрожало и билось. Тело и разум сошлись в поединке желаний, я хотела прикоснуться к Альдану, вдохнуть пьянящий аромат его кожи, спрятаться на груди… Но тело, и в особенности губы, словно одеревенело.
В отражении была уже не луна, сквозь пелену облаков светил поток лунного света в виде волчьего следа. Я подняла голову к небу и увидела точно то же самое, только наоборот.
– Поиск начался, – произнес Альдан. – Видишь, куда падает свет через волчий след?
– Там и есть папоротника цвет, – отозвалась я.
Идя рука об руку, мы выбрались на берег. Но в этот раз я не мерзла. Все тело охватил какой-то неизвестный жар.
– Альдан… – начала я.
– Тише, Лесёна, – вдруг напрягся травник, останавливаясь.
Я немедленно осмотрелась по сторонам.
– Драург? Червенцы?
В лесу явно что-то происходило, потому что до нас доносились обрывки слов, шелест и позвякивание.
– Кто бы это ни был, нам лучше поскорее уйти.
Альдан велел мне не отставать и устремился в чащу. Какое-то время мы двигались в полумраке, успешно избегая встреч с другими обитателями леса. Альдан был хорошим проводником и превосходно разбирался во всех тропах. Дважды я замечала в зарослях какие-то смутные тени, и оттого, что травник сразу же делал поворот, стало казаться, будто и он видит их.
Мы поднялись на холм, когда до места, обозначаемого лунным сиянием, оставалось совсем немного. Но едва спустились, как свет начал таять и наползли клубы тумана. Я поежилась и, переступая с ноги на ногу, удостоверилась, что белесая дымка не исчезает.
Вдруг Альдан резко потянул меня вниз. Рядом раздались шаги, приглушенный смех и звуки поцелуев.
– Куда-то не туда нас завел поиск, – в негодовании прошептала я.
Но Альдан отчего-то развеселился.
– Ты боишься влюбленных почти так же, как червенцев? – спросил он с приглушенным смешком.
– Мы теряем время!
Мы с травником медленно отошли в сторону, и вскоре все звуки стихли.
Волчий след мигнул совсем в другом месте.
– Поиск усложняется, – предположил Альдан, поддевая носком сапога землю. – Хм… Погоди-ка…
Травник покопался за пазухой и достал крошечный мешок. Запустив туда руку, он извлек пригоршню золотистого порошка, который медленно мерцал и переливался, отбрасывая легкие блики на его склонившееся лицо.
– Это золотая пыль, – опередил меня своим ответом Дан. – Я сам ее создал.
Он резко подкинул пыль в воздух, и она, вопреки ожиданию, не исчезла, а зависла в воздухе, в локте от земли, освещая таинственным блеском мох и корни деревьев. Я охнула, забыв испугаться.
– Какая красота! Так не бывает…
– Ну, – травник почесал запястье, – мне удалось раздобыть асканийские цветы, а они светятся ночью. Взял за основу споры Летучего гриба.
– Ты потрясающий, – благоговея, прошептала я.
– У меня был хорошие учителя, – сказал Альдан, отводя глаза.
Туман продолжал уплотняться возле нас, и только мерцание пыли помогало различать впереди травника.
– Так, давай руку. Не бойся, – добавил он с тревогой. – Тут начинается болото. Иди за мной след в след.
Ладонь оказалась теплой. Травник вел, я думала о живом огне рядом, и темнота отступала.
Наконец мы выбрались на лесную прогалину, и я осмотрелась. Когда-то здесь был колодец, но теперь остались лишь заросшие травой трухлявые бревна.
Лунный свет истончился, но и туман отступил. Я увидела прогалину, густо поросшую папоротниками. Цветок был здесь! И ровно такой, каким его описывали в сказках: маленький, трепещущий от неосязаемого ветра, налитый алыми и пурпурными соками. Вокруг него носилось множество светлячков, и когда мои глаза привыкли к необычному свету…
– Да чтоб мне провалиться! – воскликнула я.
Мы с Альданом были здесь не одни, под ракитой на противоположном конце поляны притаился кто-то еще. Меж ветвей проступали черты угловатого лица; чащоба волос с коркой из засохшей глины; синевато-зеленая кожа… И руки – слишком длинные для человека.
– Чудь! – потрясенно воскликнула я.
– Ты тоже видишь? – взволнованно отозвался Альдан.
– А то!
Это было самое невероятное создание из всех, что мне довелось встречать, даже непонятно было, какого оно роду, мужского или женского. Над чудью трепетал вихрь из светлячков, ночных бабочек и жужелиц, а внизу копошились крупные рогатые жуки и сколопендры. Приглядевшись, я обнаружила, что сиденьем для существа служил поросший мхом валун, а подпоркой под спину – само ракитное дерево. Существо впилось в меня своим потусторонним взглядом. То был свет двух гнилушек, заманивающих в болотную даль. Живые так смотреть не могли.
– Кто явился сюда незваным? – трескуче вопросила чудь.
– Колдунья, – прошептала я, а потом, опомнившись, заговорила: – И я явилась за цветком папоротника!
Чудь рассмеялась так сильно, что кривой рот заходил ходуном.
– Надо же, еще одна. Такая же наглая, такая же дерзкая. Ну, иди! Вытяну и твою силу до донышка. Сла-а-адко…
Длинные руки чуди стали еще длиннее и потянулись через всю поляну.
– Мир тебе, лесная госпожа, – громко сказал Альдан и поклонился. – Прости, что явились незваными. Меня зовут Альдан.
Руки зависли над поляной. Лесная госпожа перевела взгляд на травника, и мне показалось, что в глубине ее темных, почти черных глаз что-то шевельнулось.
– Ты не такой, как они, – проскрипела чудь. – Ты знаешь, как говорить.
– Кто еще был здесь? – спросила я. – Кто-то тоже приходил сюда за цветком этой ночью?
– А я так давно ни с кем не говорила, – бормотала, не сводя глаз с Альдана, чудь. – Мои маленькие слуги шепчут, что ты добр и ладишь с травами. Но не с лесом. Жа-а-алко. Лес когда-то давно принадлежал мне. Теперь же я довольствуюсь лишь этой прогалиной. Дважды в год, в ночь летнего и зимнего солнцестояния, мне достает сил появляться здесь.