– Не ты ли звала меня? – произнес колдун, приветливо улыбаясь. – Все эти сны – это мосты между нами. – Мужчина коснулся кольца со стеклянными свечами. – Я всегда был рядом. – Он поманил кольцо с одуванчиками. – И помогал тебе. – Он указал на тот сон, в котором бушевал шторм. – Я – твой друг.
– Так это ты… разбил судно с Драургом?
– Да.
– И вытащил нас из воды?
– Да.
Часть меня пребывала в какой-то полуобморочной радости от того, что рядом находится столь могущественный колдун, но другая требовала ответов.
– Полуденный царь, – прошептала я, не в силах оторвать взгляда от движущегося ожерелья картинок.
– Имя, Лесёна… Назови его.
Я всматривалась в его лицо, и чем дольше глядела, тем сложнее было сплести вместе мысли.
– Ты с Пути Превращения? Ты создаешь мороки?
Стены мунны дрогнули и рассыпались, словно игрушечные.
Пол превратился в крошечную площадку на вершине коричневой острозубой скалы. По одну сторону от нее в иссиня-черном небе тонул полукруг солнца с расходящимися всполохами огня. На другой стороне сияла алая полоса Червоточины. Я охнула и едва не оступилась, потому что внизу простиралась пропасть, наполненная необъятными клочьями тумана. Оттуда подуло свежим горным воздухом, и я на мгновение потеряла ощущение яви. Но если все вокруг нас создано его волей, и мы в мороке, это значит… что он управляет и мной.
– А этот дурман у меня в голове, – с трудом подбирая слова и стараясь не смотреть на завораживающие красоты вокруг, сказала я. – Тоже ты?
В этот раз колдун не торопился отвечать.
– Убери.
Он снова не ответил, но в следующее мгновение мой разум прояснился. А еще через миг я осознала, что сидеть и осоловело смотреть на собеседника снизу вверх – неприятно.
– Даже странно, что ты заметила, – отозвался колдун с кривой усмешкой. – В прошлые разы тебе все это нравилось.
– Ты видишь мои сны? – перебила я его, поднимаясь.
По лицу колдуна скользнула тень раздражения.
Но и я не так представляла нашу встречу. Глухо ударило в груди сердце, и радость, предвкушение долгожданного померкло. Я хотела было упасть на колени, коснуться края его одежд, как почитают святыню, но что-то внутри воспротивилось, требовало обождать.
– Мороки – это сокровенные страницы чар Превращения. Хотя, если вдуматься, их смысл легко понять. Если можно изменить тело, можно изменить и сознание, пусть и последнее – невероятно трудно.
– Отчего Полуденный царь влезает в мою голову, как вор? – прошептала я, а обида звенела в воздухе громче моего голоса. – Отчего мой господин прятался в тени все это время?
С лица колдуна окончательно сползла располагающая личина просветителя.
«Неужели я сама оставила ему открытым лаз в мою голову?» – подумала я, наблюдая за этими переменами. Было крайне неприятно осознавать, что все это время я была жертвой двойного обмана: сначала он тихо изучал меня, а потом изображал из себя просветителя… Так ли шутят избранники богов? Что я о нем вообще знаю? Шепот Драурга закрался в душу, запустил ядовитые шипы в мою веру.
– Царем меня называют другие, – произнес колдун сухо.
Из воздуха за ним появилась резная лавка, а через мгновение мне под колени ткнулась точно такая же.
– Раз уж хочешь прямого разговора, прошу тебя – сядь.
Темноволосый колдун вызывал все больше тревог, но я не могла не признать, что непоколебимый тон, его уверенность и прожигающая честность обезоруживали. Огонь ясно полыхал в его разноцветных глазах. Глаза… Те, что я не раз представляла. Откуда он взялся, отчего так силен? Я понимала, что в этом мороке он считывал и мое настроение, а значит, точно знал, как сильно меня разбирали горечь и любопытство.
Но следующие слова выбили твердь у меня из-под ног.
– Ты никогда не причисляла себя к сироткам, правда? Когда тебе было одиноко, ты мечтала, что где-то в мире у тебя все же есть родной человек. Мать, отец, брат, сестра… Став старше, ты просто привыкла к мысли, что однажды найдешь покровителя среди колдунов. Полуденного царя. Не смотри на меня с таким смятением. Я не читал это в твоей душе, я прочел это в твоих глазах. Прямо сейчас. Просветительство наложило на меня свой отпечаток, знаешь ли.
– Насколько глубоко ты проник в мою память?! – воскликнула я. – Ты видел что-то из моего прошлого?
На мгновение мне показалось, что промелькнули, как в хороводе, искры давно утраченных воспоминаний, и где-то там, за всем этим многообразием, до меня долетел безрадостный взгляд колдуна.
– Мне нет нужды бродить среди теней прошлого, – сказал он. – Я и есть твой друг, Лесёна.
Я не смогла удержаться от улыбки.
– Да ну?
– Ты не помнишь?
– Друг? – переспросила я и улыбнулась еще шире. – Наверное, такой же настоящий, как и этот морок?
– Мы были дружны, разве ты не помнишь? – не обращая внимания на мою усмешку, продолжил колдун. – В Аскании. Но червенцы, они и там выследили нас. Тебя вернули в Светлолесье. Шрамы, что на твоих запястьях, остались с тех времен, когда ты была в плену.
Веселье растаяло так же быстро, как и появилось. Внутри меня повисла гулкая, почти могильная пустота, и над ней звенел, точно колокол мунны, голос колдуна. Картинки в ожерелье сменились на опаленные солнцем красноватые дали. Червоточина в небе. И девочка с мальчиком, резвящиеся в моих снах на лугу…
– Фед нашел тебя, но ты все забыла. Такова твоя история.
Я жадно всматривалась в образы далеких государств, но они побледнели, а затем и вовсе распались.
– Это ты, – выдавила я наконец. – Ты.
Ему не пришлось говорить. Мысль, как стрела, пущенная в водоворот, утонула в мороке, и я нутром почуяла следующую за этим перемену. Имя, чей ритм и звук рокочущей грозой летели ко мне сквозь дальние дали затянутых туманом воспоминаний. Сквозь морозный холод, сквозь песни Феда поднимались со дна колодца, стрекотали внутри.
– Я не забыла, – хрипло произнесла я. – Я помню тебя… Дарен.
Колдун вскинул на меня разноцветные глаза и тут же, будто устыдившись своей радости, отвел их. Но я углядела, с какой жадностью и тоской всего лишь миг он поедал меня взглядом.
– Верно, – ровно, но, как мне почудилось, все же с трудом ответил Дарен. – Тогда, в Аскании, от червенской расправы меня спасли последователи древнего асканийского культа. Они не похожи на твоих колдунов Обители, среди них куда больше беззаконников и наемных убийц, чем колдунов, но хранят легенды они одинаково яро. Асканийцы рассказали мне много сказок, но заинтересовала меня лишь одна – о Полуденном царе, который объединит всех и вернет мир на земли Светлолесья. Когда я вернулся сюда, то лишь воспользовался слухами.
Я смутно помнила, что жизнь Дарена с самого начала была предметом споров: маленьким он слишком рано узнал потери, а потом, лишенный родной земли и своего права, вырос в опасного колдуна. Кем же он был раньше? Я не помнила. Но теперь он стал…
– Ты – Полуденный царь.
Вот почему я искала его все это время! Вот почему он так особенно дорог мне. Галлая-матушка почуяла это, когда я первый раз очутилась в Обители. Она показала мне, кто я есть на самом деле.
– Так меня называют, но я же ищу то, что сделает меня сильнее. Я хотел вернуться. Я стал жрецом и в их читальнях нашел упоминания о Линдозере. Но только здесь по-настоящему понял, кто такой Алый Ворон, и узнал о Печати.
Когда он говорил с чувством, в его речи проскальзывали резкие и глухие окончания, говор асканийцев. Должно быть, Дарен не до конца избавился от чужеземного наречия.
– Нет ни колдунов, нет ни жрецов. Есть те, кто стоит на страже жизни, и те, кто против нее. Не колдуны против червенцев, Лесёна! Нет. Ворон и его подручные ищут Печать для того, чтобы впустить в наш мир Чудову Рать. И единственные, кто может их остановить, это мы – чародеи. Те, кому ведомы тайны мироздания; те, кто умеет сплетать невидимые нити бытия.
– Но разве не мы, колдуны, впустили в Срединный мир Ворона? А как же Шепот? Чародейское безумие?
– Ворон, Лесёна… Если не станет его, Шепот тоже исчезнет. Мы восстановим правильное течение жизни.
– Где Лесёна?
Перед тем, как раствориться в мглистой чаще, лесная госпожа проскрипела:
– У тебя свой путь, травник. Доверяй нутру.
Альдан выругался и, кляня про себя загадки, пошел куда глаза глядят. Лесёна могла быть где угодно, но чутье вело его к Вороньему Яру.
Темный лес, в который завела тропа, был тих. Длинные тени неупокойников словно растворились в этом полумраке, не попадались на глаза. Альдан прислушивался к лесу вполуха; из головы все не шли слова чуди об Изнанке.
Краски сгустились: наступил час волка, последний перед рассветом. Все вокруг казалось каким-то неправильным, и оттого, что он не мог определить, в чем именно заключается эта неправильность, в груди нарастала тревога. Было темно и глухо, как на схроннике. И тут Альдана осенило – неупокойников нет. Нигде. Совсем.
Во всем лесу этой ночью было тихо, так тихо, как бывало лишь однажды.
Но как это возможно? Неужели тот мерзкий обряд повторяется снова? Тишина вокруг не просто давила, она была потусторонней, и если бы Альдан больше прислушивался к себе, чем размышлял над словами лесной госпожи, он бы давно это понял.
Вдруг раздался крик.
Травник слыхал на своем веку немало ужасных, исполненных боли воплей, чтобы сейчас сходу понять, в каком отчаянии и страхе находится его обладатель.
Крик повторился, но в этот раз звучал дольше и оттого еще пронзительнее.
– Лесёна!
Лес, точно услышав его слова, расступился. Травник вышел к крутому обрыву и узнал место, это снова были уходящие вниз ступени. И на каждой из них, как и тогда, водили хороводы неупокойники, а внизу, на площадке, вновь главенствовал некто в плаще. Потянуло запахом крови и чем-то землисто-смоляным.
Альдан бросился вперед и за считаные мгновения добрался до дна каменной ямы. Неупокойники наконец прекратили свою нечистую пляску.
Снова раздался вой. Тот же самый, пронизывающий до костей, полный страдания… и исходил он из самого темного места каменной ямы.