– Скажи мне, что Минт не подрался с Дареном.
– Минт не подрался с Дареном.
Что ж, уже неплохо.
– Интересно, откуда он узнал про слова Ольши, – задумчиво произнес травник.
– От меня.
– Как? Когда? Мы же все вместе были в погребе…
– Когда я уснула. Дарен умеет видеть то, что видела я, и делает это, когда мой разум спит.
Альдан остановился.
– Почему ты раньше не сказала?
В его потемневшем взгляде отразилась луна. Мне еще не доводилось видеть его в таком гневе, и я растерялась, не зная, что сказать.
– Отчасти я была уверена, что могу этим управлять. Дарен сказал, что у него давно не получалось проскальзывать в мои сны…
Глаза Альдана сузились.
– И ты поверила?
– Когда мы приехали в Линдозеро, я почти перестала видеть его мороки.
– Ну конечно…
Травник кивнул, но явно не мне, а своим мыслям.
– Сон-трава, – сказал он. – С первого же дня, как вы поселились у меня, я добавлял сон-траву в тот травяной сбор, который мы заваривали дома. Сон-трава помогает спать очень глубоким сном.
Альдан подтянул меня повыше, обхватил покрепче и продолжил путь. Я хотела идти сама, но сил не было. Вдобавок ко всему руки покрывал такой толстый слой целительной мази, что можно было только гадать, насколько обширным получился на этот раз ожог.
Но отчего-то собственные раны волновали меня сейчас меньше всего.
– Ты злишься?
– Нет. Если кто и виноват, то только я.
– Это неправда.
– Я мог понять, кто он такой, гораздо раньше, – произнес он с горечью и умолк.
– Я тоже могла. Думала, что могла. Но Дарен с Пути Превращения… Он может навести морок на кого угодно.
– Только не на меня.
– Я знаю, с этим трудно смириться.
– Ты не понимаешь. – В словах Альдана звучало столько сожаления, что я почувствовала себя немного уязвленной.
– Альдан… Ты спас меня и Минта. Как спас Ольшу и многих других жителей Линдозера. Но Дарен – искусный колдун.
Травник улыбнулся, но улыбка эта была явно через силу.
– Ты знаешь, кто я, – мой взгляд опустился на ладони, – но не видишь зла, хотя и вырос среди жрецов. И, в отличие от них, ты действительно защищаешь людей от нечисти! А ведь мог столько раз бросить все и уехать отсюда. Но остался. Остался и помогал всем. Ох… Да ты просто посланец Крылатой во плоти! Мне повезло, что ты рядом.
Чей-то далекий вскрик привлек наше внимание.
– Это жрецы, – сказал Дан. – Сегодня в городе неспокойно, поэтому мы идем в обход.
– Жрецы?!
Я попыталась опереться о Дана, чтобы встать, но пальцы обожгло болью, будто с рук содрали кожу. Я сжала зубы, чтобы не закричать, но слезы сдержать не получилось.
– Прости, – выдохнул Дан и крепче прижал меня к себе. – Пришлось выбрать длинную дорогу. Но мазь скоро подействует.
– Червенцы на кого-то охотятся? Почему?
– В Ночь Папоротника на княжа напал Алый Ворон, – сказал травник. – И погибли двое. Линдозерцы. Парень и девушка.
На миг я забыла о боли.
– Нет!
– Да. И я не смог им помочь.
Несмотря на страх и печаль, мой разум пытался охватить стремительно меняющуюся картину происходящего.
– Ворон пытается добраться до Печати!
– Да. Но он не преуспел.
– Откуда ты…
– Я был там! Я сражался с ним.
Мое удивление еще больше распалило травника.
– Ты слишком хорошо обо мне думаешь. – В голосе Альдана была досада. – Все это время я хотел побороть зло Линдозерского леса лишь для того, чтобы самому избавиться от проклятия. Поэтому я сам хочу одолеть Драурга. Поэтому не подпущу Дарена к Печати!
– Проклятия?
На миг травник прикрыл глаза.
– То, что отличает меня от остальных.
Ветер холодил мои вспыхнувшие щеки.
– А вдруг и ты…
– Нет… Не то, что ты подумала. Я не колдун. Но этот лес что-то сделал со мной в детстве. Проклял.
– Что случилось?
Там, где копится волшба,
Из корней растет беда…
Чудова Рать отравила не только землю.
– Это случилось в мое тринадцатое лето, – сказал Дан. – В Линдозеро приехали вакханы. Они пели. Танцевали. Играли. Вечером на площади собрался весь город. Даже княж. И я, разумеется, был там.
Он говорил резко, чеканя каждое слово. Казалось, чувства так давно жили в нем, что срослись с душой, отяжелели, и теперь, будучи извлеченными, сотрясали и того, кто говорит, и того, кто слушает.
– Представление было дивным и так понравилось княжу, что он расщедрился. Очень. Вечер перерос в разгульную ночь, но когда все упились, я увидел в лесу пламя.
Альдан вновь немного помолчал. Тепло чужого тела согревало через тонкую рубашку из льна, но меня все равно пробил озноб. Хорошо, что на мне все еще был платок, подарок Дана.
– Все вокруг спали мертвецким сном, и я отправился туда один. Но чем дальше шел, тем больше понимал, что это не огонь, а мерцающий сквозь деревья свет. Я вышел к густо сплетенному терновнику. Он сиял желто-розовым, но когда я коснулся его, все померкло. Больше я ничего не помню.
– Что это было?
– Не знаю, Лесёна. Честно. Меня не было два дня. Но пропал не только я. Из города исчезло двое парней моего возраста. И караван. Когда снарядили погоню, было поздно: вакхан след простыл. Но через два дня я вернулся домой, а другие – нет. Так сказал княж. Далеко в лесу нашли разбойничий лагерь, но давно брошенный. И все. Жрецы сказали, что это был колдовской морок, что так людей утаскивают колдуны для своих обрядов.
Я слушала, затаив дыхание.
– Не помню, что было после того как померк свет. Но ощущение того зова до сих пор со мной. Иногда я чувствую, как поступить, и не могу этому сопротивляться. Я знаю, что это самое верное для меня! Но когда я рассказал о произошедшем со мной, никто не поверил. В Линдозере шептались, будто меня подменили, что в лесу пропал настоящий Дан, а вернулся чудов подменыш. Чутье не раз спасало меня, но для других это было жутко. Княж не позволил мне обучаться дальше, изгнал. Но крепость была моим домом! Я вырос там, при дружине княжа. Говорят, младенцем меня подкинули к воротам – не такая уж редкость для Линдозера, если честно. Но молва о подкидыше, дважды подмененном ребенке, пугает. И они правы. Я… увечный. Со мной правда что-то не так.
– Альдан, – я не выдержала и перебила его. – Что за чутье спасало тебя?
Травник перевел дыхание и ответил:
– На меня перестали действовать одурманивающие снадобья. Настойки, приворотные зелья. Я начал видеть то, чего не видят другие, – тени и духов. Поначалу я боялся, но со временем привык и научился их различать. Безликие тени, те, кто существует там давно, неупокойники с еще сохранившимися человеческими чертами, какие-то совсем крошечные тени, порождения леса…
– Альдан! – воскликнула я, опять не выдержав. – Ты все-таки колдун?
– А разве похоже? – в тон мне ответил он.
Я всмотрелась в его лицо, но по-прежнему самым сильным колдовством был блик на дне светлых глаз.
– Не чувствую, – призналась я.
– Зато чувствую я, – отозвался Альдан. – И это проклятье. Все это происходит помимо моей воли и никак от нее не зависит.
Я пыталась скрыть свое замешательство, что было не так-то просто. Эта история открыла мне новую, неизвестную раньше грань травника, и через нее совсем иначе смотрелись его нелюдимость и полное пренебрежение к линдозерским суевериям.
Но Альдан явно старался избегать моего взгляда.
– Здесь, в Линдозере, я осознал, что несчастья преследуют меня с тех пор, как я начал видеть ту сторону. Поэтому ждал, когда лес снова проявит себя. Искал тех, через кого он действует. И теперь, – его лицо сделалось суровым, – я наконец знаю с кого спросить.
Говоря это, травник шел и неотрывно рассматривал звездное небо.
– На всем нашем мире с тех пор, как сюда проник Ворон, лежит проклятье, – когда я сказала это, Альдан посмотрел на меня и уже не смог отвести взгляд.
– Вот почему он должен умереть, – тихо сказал он. – И вот почему я не позволю кому-то мне помешать. Тебе перестало мерещиться мое белое оперение, Лесёна?
Последние слова были сказаны с усмешкой, но я сумела разглядеть за ней беспокойство.
– Но ты и не проклят, Альдан. Если столько людей живы благодаря тебе, это скорее дар.
– Что ж, – произнес он. – Что бы это ни было, надеюсь, оно и сегодня сослужит нам хорошую службу.
Дорога через ночной лес казалась бесконечной, и бесконечность эта состояла из двух половин, между которыми время текло словно бы по кругу. Первая половина была соткана из тревоги и не позволяла моему ослабленному телу соскользнуть в сон. «Что с нами будет завтра?» – спрашивала я себя и, пытаясь отогнать ужасные картины возможного будущего, снова и снова прокручивала детали намеченного плана в голове.
Во второй половине я пыталась подобрать слова. Честные и мои. Но каждый раз, едва открывала рот, казалось, что все неверно, как если бы слова были просто чем-то надуманным, чем-то не способным одолеть тот немой упрек, что выражался в прямой спине Альдана, в его молчании и в ускоряющемся ритме сердца.
А потому дорога была длинной.
Когда же впереди наконец мелькнули огни, я обрадовалась им как никогда. Но оказалось, что кружным путем мы пришли к…
– Крепость, – проговорил Дан.
Родовое гнездо Мечислава дремало под звездным небом, почти во всех башнях и башенках было светло. Сам холм усеивали многочисленные палатки жрецов, но отсюда они выглядели игрушечными, ненастоящими, больше похожими на треугольную выпечку из медового хлеба в Злате. Дым от потухших костров поднимался вверх тонкими струйками; дорогу полностью поглотила огромная тень от Врат Милосердия.
И все же это было войско. Каким бы обманчиво покорным ни наблюдал его мой размягченный разум и каким бы безопасным оно ни выглядело в ночной час. Родовое гнездо Зари – оплот войны с чудью, который по какой-то неведомой усмешке судьбы теперь на противоположной от нас стороне.