Его слова, как и всегда, странным образом подействовали на меня, и я засомневалась в правильности своих решений.
– Что ты им скажешь?
– Обитель была нашим спасением, но никогда – домом, – произнес он. – Свой настоящий дом нужно и можно вернуть.
Фед достал из-под стола обернутую берестой бутылку брусничного морса, сушеную морковь и горсть сухарей.
– У тебя изможденный вид. – Наставник слегка улыбнулся. – Я быстро. Чую, гора вдруг стала очень отзывчивой… Доведет.
Когда шаги стихли, я пнула стол, и по горе пошел гул. Кувшин разбился. Где Минт? Что с Альданом? Почему Дарен помог мне, хотя знал, что я не стану вмешиваться в его притязания на Печать?
Чтобы отвлечься от тягостного ожидания, я читала таблицы, которые оставил мне Дарен. Вернувшиеся воспоминания улучшили мой расканийский, и понимание основ углубилось. Но одна беда – все тексты выглядели как сборник дремучих сказок и состояли из малосвязанных друг с другом быличек. Я пыталась проникнуть в суть, но она ускользала. Чародеи прошлого прятали свои тайны от чужих глаз.
– Вот ты где! – сказал с облегчением знакомый голос.
В читальню, костеря подземные дороги и обманщиков-колдунов, ввалился Минт. Он оброс щетиной и выглядел так, словно его несколько дней держали взаперти.
– Тебя тоже закрыли в чертогах горы?
– Не приведи Странник, – ужаснулся Минт. – Нет, я довез Ольшу, как и договаривались. Но второй раз на такую работенку ни за что не подпишусь! Словно живой мертвец ваша вещунья. Вот правду Милош говорил! Где дух вещий бродит, никто не знает.
– Как ты вошел сюда?
– Нашел гору по отметке на карте, потом блуждал вокруг нее целую вечность, а потом почудился твой голос. Открылся проход, мы вошли, но потом Ольша куда-то делась.
Минт наступил на разбитый кувшинчик и поднял из осколков смятую обертку.
– Это написал Фед. А где он сам?
Я рассказала другу о встрече с наставником. Все это время он косился на заваленный свитками стол.
– Как-то не похоже на него. – Минт передал мне обертку. – Что оказалось важнее возвращения в Линдозеро?
Я принюхалась, лизнула напиток, а потом вгляделась в руны на обратной стороне обертки.
– Колдовские тайны?
Фед всегда был растяпой. Он запросто мог стащить один из листов со стола и обернуть им бутыль. Кривые руны, кое-где расплывшиеся от капель, точно принадлежали руке наставника.
Я вчиталась, и вкус ягод во рту стал пресным.
Это были не просто тайны.
Это были предания, которые имели свою цену и покупателя.
– Фед переписывается с Дареном, – сказала я тихо.
В читальне повисла недоуменная тишина.
– О чем? – осторожно спросил Минт.
Послание – а это оказалось оно – составляли черновики из песен на разных языках. Я знала Феда, его манеру речи, и моего расканийского хватало, чтобы понять, что, похоже, наставник посвятил немало времени, выискивая для Дарена любую деталь о Нзир-Налабахе, утраченном городе колдунов. Среди старых песен, сказок, рисунков и записок он прилежно создавал образ легендарного города, точно возводя дом камень за камнем, слово за словом, переносил его в мир. Делал город почти настоящим.
– Они пытаются найти Нзир-Налабах.
– Уже нашли.
Голос, раздавшийся за нашими спинами, заставил нас вздрогнуть и отскочить друг от друга.
– Не могли подождать немного, да? – спросил Фед строго, без своей обычной улыбки. Он был одет по-дорожному, в серый дерюжный плащ, просторные тканые рубаху и штаны. А еще придерживал одной рукой новенькие гусли и гневно буравил нас взглядом, будто это не он, а мы сговорились против него.
– Каждому царю нужно царство, – сказал Минт ему в тон. – Так Дарен собирается править из Нзира?
– Когда поднимет город. Иначе говоря, когда Печать падет.
– Так это дело решенное, да? – Друг говорил спокойно, но глаза у него недобро блестели.
– Когда ты стал соратником Дарена? – спросила я.
– Не говорите со мной так. – Фед остановился напротив, скрестив руки. Его челюсть выдвинулась вперед, а так бывало, когда он особенно злился или расстраивался. – Не говорите со мной так, словно я предатель.
– А кто ты тогда? – Я бросила ему обертку.
– Совет предал раньше, Лесёна! – Фед размашисто ударил ладонью по колену, и гусли за его плечом жалобно брякнули. – Ты думаешь, они обрадовались, когда я рассказал им про Печать?!
– Откуда мне знать? Ты нам ничего не сказал, ни словечка не обронил перед уходом! И куда ты сейчас отлучался, кстати? Отец-Сол, а я тебе верила! Печать – это гнойная рана на теле Светлолесья, – я передразнила наставника. – Мир отравлен Чудовой Ратью! Нет, какая же я была дура!
Минт с такой неприязнью осматривался по сторонам, что только один взгляд говорил: колдунам верить нельзя. На Феда наемник вообще не смотрел.
– Дарен развяжет войну, – сказал Минт в сторону. – А мы просто хотим убрать Ворона.
– Все не так просто! – Фед вновь ударил по колену. – Ворон раскинул сети по всему Светлолесью. За какой конец паутины ни потяни, все одно – сражения не миновать.
– Так мы и хотим избавиться от него! Зачем начинать войну между людьми и колдунами? Чтобы восстановить справедливость?
– Не всем нужна справедливость, друзья, – гремел наставник. – Здесь, в Обители, она точно не нужна. В Совете боятся, что Ворон явится и высосет их драгоценные жизни, как молоко из бурдюка… Они не хотят защищаться.
– Так где Совет?! – воскликнула я. – Дадим слово старшим колдунам. Ведь здесь их нет, они не скажут за себя. А ты – мы это подлинно знаем – можешь болтать все что угодно.
– Старшие колдуны и их ученики вот-вот укроются в недрах горы, Лесёна. Там, где обережные сплетения крепки. Совет замкнет сплетения защиты! Они уже забрали вниз большинство свитков! Что смог, я переправил Дарену. Лишь некоторых колдунов я уговорил присоединиться к…
– Ты лжешь! Они не могли так поступить!
– Но они бросили нас, Лесёна!
– Ты снова хочешь настроить меня по своей надобности, Фед! Будто я гусли какие-то…
Я едва сдерживалась, чтобы вновь не перейти на крик.
– Куда же ты сейчас ходил… наставник?
Последнее слово я произнесла подчеркнуто учтиво.
– Отправил послание, – скрипнув зубами, ответил Фед. – Дарен предупреждал, что, когда ты появишься, Совет наверняка закроет Обитель. Скоро он будет здесь. Прилетит за мной. Послушай, я должен был сказать вам это раньше. Про Нзир, про Дарена… Я не знал, что вы так далеко зашли.
– Мы не просто зашли, – сказал Минт. – Мы увязли с головы до ног. Только непонятно, в паутине Ворона или во всеобщей лжи.
Голова кружилась, я обшарила взглядом стены в поисках опоры, но натыкалась на пустующие полки. Сама мысль о том, что мы опоздали, что не будет никакой поддержки в битве с Вороном, была просто нестерпима.
– Альдан…
– Сён, Альдан не ждал подмоги. – Минт обернулся ко мне с сочувствием в глазах. – С самого начала он хотел спрятать тебя как можно дальше от Линдозера. Как и я.
Никто не придет.
Никто не откликнется.
Мне оставалось принять простую, но звенящую правду: сейчас против Драурга Альдан останется совсем один.
В ушах звенело, губы и руки дрожали от ярости. Я сбросила со стола записи Феда. Открылись раны, полетели вразлет от ладоней до локтей линии-порезы. Чернила и кровь – все в темные узоры на полу. Злая боль ходила во мне, рудой расплескиваясь по свиткам.
«Чародеи спрятались в недрах горы», – звучал в ушах голос наставника.
«Трусы», – эхом отвечал шепот Дарена.
– Лесёна, остановись!
Вспышка света застлала глаза, когда, должно быть, Фед ослепил меня своим колдовством.
– Не мешай! – взревела я.
Наугад рвать свитки было сложней, и я дважды промахнулась, прежде чем наставник остановил меня и вывернул руки за спину.
Я уткнулась носом в его пропахшую гусиным салом и брусничным настоем рубаху – ни пошевелиться, ни вздохнуть.
– Не будь дурой, Лесёна! Если хочешь что-нибудь сломать, лучше помоги сломать Печать! – орал Фед. – Это из-за нее все мы в западне!
– Минт, помоги!
– Прости, Сён… Но тут вы сами разбирайтесь.
– Еще один предатель!
Я попыталась освободиться, но наставник крепко обхватил меня. Заклятье стлало глаза белым маревом, в котором плясали разноцветные сгустки. Мои руки, все еще в крови, выскальзывали из захвата, но наставник раз за разом сжимал тиски, пока я совсем не перестала их чувствовать.
Я впилась зубами в его плечо. Фед попытался меня стряхнуть, но не тут-то было: я плотно сомкнула зубы и с диким воем попыталась выдрать из него хоть кусок.
– Клянусь, ты настоящая дикарка, – прошипел наставник, когда я, обессилев, выпустила свою добычу.
– Ты хочешь заставить меня разрушить Печать, – прошипела я. – Кто-то другой – и мы оба знаем кто – действует через тебя.
– Ты раньше недолюбливала за это Совет! – Фед снова повысил голос.
– И была права, им нельзя доверять!
– Нельзя доверять трусам и глупцам!
– Но ты-то побоялся рассказать мне правду про Дарена. – Зрение все еще не вернулось ко мне, но я знала, что эти слова причинят наставнику видимую боль. – Боялся, что это станет для меня большим потрясением?
– Хочешь правды? Да пожалуйста! – закричал Фед. – Я застрял в теле ящерицы! Стал забывать речь и свои песни! Бывали времена, когда я не осознавал себя! Ох… Как я злился! Как злился! От мыслей дурных не убежать, от боли, что режет без ножа, от ярости – такой же глупой и бессильной, как твоя. И в этом всем нет ничего достойного! Я знал, грядет моя бесславная кончина. Но… потом начал привыкать. Дело шло к тому, что я навеки останусь таким. Погасшим.
Мне стало совестно, и я заерзала. Наставник превратился в ящерицу по моей вине и впервые за все эти годы говорил о своих чувствах после гибели Елара.
– Но меня нашел Дарен. – Фед сделал остановку. – Он почуял во мне колдуна и помог вернуть истинный облик. Я словно заново родился и понял, что жизнь не кончена, я могу еще сказать слово.