От меня несло запахами ночного Сиирелл, но сил тащиться к колодцу не осталось, и я рухнула в постель.
Пол подо мной гудел, все смешалось. Оберег давил на грудь.
– Эй, колдовская сила внутри, если ты слышишь… Как мне стать сильной? Как отыскать дорогу? – прошептала я и провалилась в сон.
Опять туман…
Почему я не могу прорвать его завесу? Он скрывает от меня явь, порождает морок, который грозит свести с ума.
– Ждут тебя руины колдовского города, – ветер донес чей-то голос. – Жду и я. Приходи скорее!
Хочется кричать, но вместо этого я стискиваю кулаки и… бегу. Похоже на сладкую боль – я не хочу ее испытывать, но нет, нет, нет сил отказаться.
Знаю, что сама виновата.
Виновата в чем?
Я протерла глаза и села в постели. Сердце колотилось, как после долгого бега, а холодный пот и слезы застилали взор. Непривычный мне еще оберег согревал кожу. Я свесила ноги с кровати, коснулась холодного пола и протянула руку, ловя солнечный луч. Он проскользнул между пальцами и остался на стене.
«Интересно, а чего я ожидала?» – подумала я с горечью.
Фед мне не верил, но не верила себе и я. Видения наверняка являлись частью общей тревоги, которая терзала меня и которая теперь обрела зримое подтверждение.
Пусть оберег был всего лишь камнем, но я не была всего лишь девчонкой и теперь знала, как поступлю.
Я спрыгнула с постели и принялась опустошать сундук и полки с вещами, потом пересчитала деньги в кошеле, мой собственный запас: два златых, три среба и множество монеток поменьше из разных земель, которые при желании можно обменять на деньги любого царства Светлолесья.
Рассвет набирал силу. Я прошла по второму ярусу, затем спустилась, стараясь не скрипеть лестницей, и заглянула в трапезную: в «Вольном ветре» повис плотный сизый дым от недокуренных смесей. Многие посетители разошлись, но несколько самых стойких завсегдатаев требовали еще песен. Фед едва перебирал струны и играл что-то тихое, а подпевала ему томным, с хрипотцой, голосом Ося.
Колхата не было видно.
Я выскользнула через кухню и оказалась на заднем дворе.
Статного асканийца было трудно не заметить. Немного покоробило выражение его лица, которое говорило о том, что Колхат ни мгновения не сомневался в моем решении.
– Идем, – сказал он, накидывая на меня серый плащ. – Вот, укройся. Ты в городе слишком узнаваема.
Я протянула ему кошель.
– Хочу купить булавку.
Колхат взял его, видимо, скорее от растерянности, потому что брови его поднялись, и он перевел взгляд на меня.
Я сняла с шеи оберег и также протянула его асканийцу.
– И вот еще. Это редкая вещь. За нее нам как-то давали пятьдесят…
– Ты не едешь? – перебил меня Колхат.
Я медленно покачала головой.
– Что ж, воля твоя. – Купец взвесил в руке кошель. – Но я отдам тебе булавку так. Но как же яд? Ты будешь его принимать?
Колхат протянул кошель обратно, но я не взяла – если чему и научилась у Феда, так это тому, что ходить в должниках у влиятельных людей себе дороже.
– Нет. – Я внутренне сжалась, но виду не подала. – Я просто буду носить ее на наручах. С внутренней стороны чешуйки аспида, а прочнее этого ничего нет.
– Чешуя аспида? – Колхат выглядел глубоко потрясенным и наверняка успел пожалеть о своей щедрости. Аспиды вымерли больше пятисот зим назад. За их чешую червенцы платили серебром, а княжи – золотом.
– Она не продается.
Асканиец усмехнулся и убрал кошель. Я протянула ему ленту с оберегом. Внутри зашевелилось нехорошее чувство, словно я предавала кого-то важного. Пришлось приложить усилие, чтобы рука не дрожала.
– Если я возьму ленту, мы с тобой обручимся, – насмешливо сказал Колхат. – Так что не серчай, не стану.
Я с облегчением вернула все на место. Хорошо, что в Светлолесье с обменом лентами связан обряд замужества, не пришлось расставаться с подарком Феда.
– А… ты-то, господин… нашел ли то, что искал?
Колхат отстегнул от кафтана булавку и протянул ее мне.
– Нашел, – сказал он. – Если честно, даже больше, чем рассчитывал…
– Что-то не вижу никакого яда. – Я взялась за камень и рассмотрела острие.
– Можешь проверить на ком-нибудь, – отозвался асканиец. – Хотя бы на той надоедливой девице со свекольными щеками.
– Стой! – раздался грозный окрик.
Фед грузно вышел из-за корчмы и заступил дорогу. Его глаза налились темной синевой и едва ли не метали молнии.
– Никуда ты с ним не поедешь, – прорычал он.
– Это не то, что ты подумал…
Я бережно, держа за навершие, подняла булавку, чтобы показать ему и все объяснить, но обмерла: на ярко-алом камне было выгравировано око.
– Нет, – выдохнул Колхат. – Это даже хуже.
Око! Такое же, как у меня на запястьях. Такое же, как знак червенцев… Я с визгом отшвырнула булавку в сторону.
Эта непростительная глупость могла стоить мне не меньше, чем чешуя аспида.
Ужас мгновенно затопил меня до краев, и я безоглядно рванула в сторону, но чужая рука схватила меня за волосы и потянула.
Боль разорвала мглу: я видела далекое лицо Феда, утратившее все краски.
– Лесёна…
– Слишком много болтает, – сказал голос Колхата. – Чему вас только учат в этой вашей Обители?
Должно быть, он ударил меня, потому что я как-то оказалась на земле. В глазах потемнело, то ли от страха, то ли боли, то ли от собственного бессилия. Будто во сне, я увидела, как в ладонях Феда зажегся свет.
– Так-так-так… Неужели это сам Крадущий-в-темноте? Вот уж не думал, что именно этот опустившийся голодранец когда-то наделал шороху среди жрецов, – Колхат говорил с неторопливостью необратимой гибели. Дурнота уже накрывала меня с головой, и мир соскальзывал в нее вместе со всеми красками и звуками.
– Ты не убьешь ее. – Фед по-прежнему стоял на месте, но свет под его руками разгорался все сильнее.
– Непременно убью.
– Ты знаешь, что у нее есть клеймо?
Голос Феда растворялся, утекал, исчезал.
Я не знала, что происходит, мои руки выгнулись вверх, но вместе с тем боль в голове стала слабее. Я резко вздохнула и оглянулась. Свет в ладонях наставника не просто разрастался, а словно загустевал. Таких чар, явных и долгих, мне еще никогда не доводилось видеть. Если Фед тянул время, то ему потребуется много сил, чтобы одновременно и удержать колдовство, и дать ему созреть.
Колхат что-то сказал. Кажется, ругался.
– Одному из вас все равно придется остаться здесь навсегда, – сказал он желчно. – Двоих я не потащу.
– Лучше подумай, как бы самому уйти отсюда целым. – Фед поднял руку с колдовским сплетением – узором из сияющих нитей.
Колхат выставил меня перед собой, как щит.
– А ну брось свое колдовство, акудник! – крикнул еще один голос.
Корчмарь, трясущийся и бледный как поганка, высунулся из окна кухни и наставил на Феда самострел. Колхат крикнул ему что-то одобрительное и, толкая меня в спину, попер вперед.
– Ах вот, значит, как, – злобно произнес наставник. – Если упустишь нас, Томор, тебя самого вздернут!
– Не вздернут, – неуверенно пискнул корчмарь, прицеливаясь.
– Берегись! – закричала я.
Фед кинулся в сторону, уже не дожидаясь, пока корчмарь совладает с оружием, но этого и не потребовалось: раздался сдавленный писк, затем звон и чей-то победный вопль.
Я вывернулась и увидела, как Ося воинственно машет сковородкой. Сам же корчмарь с посеревшим лицом свалился ей под ноги, точно куль с мукой.
– Береги ее, добрый молодец!
Меня прошиб странный смех. Похоже, Ося думала, что корчмарь на пару с Федом решили сорвать мой любовный побег с Колхатом, и потому взяла судьбу в свои руки.
– Убирайся отсюда! – рявкнул Фед, и Ося, пискнув, скрылась в глубине дома.
Колхат сумел подобраться к наставнику и, оттолкнув меня, бросился на Феда с ножом.
Тот дернул рукой – сгусток света сорвался вниз и упал.
Сначала ничего не произошло, свет просто вошел в землю под ногами Феда, но потом я заметила, что все вокруг движется с неестественно медленной скоростью. Колхат завис в воздухе с искаженным от крика лицом, и его темные волосы вились над ним, словно змеи; острие ножа вспороло воздух там, где был живот Феда, который уже плел новое заклинание.
И я увидела ее – рубиновую булавку. Рядом с собой, всего в сажени!
Раздался грохот, земля дрогнула. Когда мир вновь вернулся к прежней скорости, вдруг появился Колхат и вцепился в меня.
Ничего не понимая от страха и боли, я рванула к злосчастной булавке с каким-то звериным упорством. Колхат волок меня по земле, когда мне удалось извернуться и всадить в него острие. Оно вошло в его плечо, словно в тесто, и так плотно, что торчать осталось только самое основание.
Хватка разжалась, и я смогла, пошатываясь, встать.
Колхат же упал, но не затих, а принялся ползти.
– Да, кажется, она и вправду отравлена, – прохрипела я.
– Лесёна, я здесь!
Я замотала головой в поисках голоса, но никого не увидела.
– Нет, не там! Внизу!
Под ногами извивалась маленькая ящерица.
– Бери меня и беги!
– Что…
Я точно чересчур ударилась головой.
– Фед, где ты?
Вдруг Колхат издал нечеловеческий вой и, к моему ужасу, начал подниматься, опираясь на локти.
– Подбирай ящерицу! – велел голос Феда.
Я повиновалась. Колхат уже стоял на ногах, у него изо рта текла, заливая бороду, густая, почти черная кровь, но он все же вытащил нож. Похоже, яд для него и вправду был не опасен.
– Беги! – велел истошный голос Феда.
И я бросилась бежать, прижимая к себе ящерицу.
3Барабаны ночи
Я неслась по улицам Сиирелл. Редкие прохожие останавливались и показывали пальцами, кто-то даже крикнул: «Акудница!»
– Беги в кузницу через переулки! – рявкнул голос Феда.
– Где ты?!
– Здесь налево! Налево! – взвыл наставник. – Срезай через двор за пекарней! Доберись сперва до кузницы, непутевая твоя голова!