– А что взамен? – тихо произнес он.
– Все, что захочешь.
И протянула ему перстень со слезой-жемчужиной.
31Пепел и кровь
Костер горел плохо, червенцы из суеверий добавили в него полыни, и трава едва пылала, горький чад полз по земле.
Воины не спешили расходиться, сгрудясь у огня. Все они – полдюжины крепких молодых парней – застыли с безрадостными лицами. Все, кроме одного. Огонь бросал отблески на глаза Ордака, и Альдан видел в них алчное торжество.
От этого было тошно вдвойне. Нет, червенец не скалил зубы, не посмеивался и не выпячивал грудь. Он сидел, бережно обтачивая ножом колышки, и лишь временами его губы расползались в тонкую улыбку.
Зато порученец рядом с ним зеленел, и Альдан знал отчего: на новеньких рукавах червенского кафтана виднелись засохшие бурые пятна. Порученец то и дело на них косился, из-за чего бледнел еще сильнее. Альдан знал этого парня, не единожды они встречались в княжеской крепости и в линдозерских шутливых драках. Пилар? Или Игмар? Травник не мог припомнить имени. Помнил только, что нрав у него задиристый, а смех беспечный. Правда, теперь этому парню вряд ли когда-нибудь доведется так смеяться.
– Нет, к княжу пока не отправлять гонца. – Ордак забросил в костер наточенный колышек. – Поедем сразу в Злат. Подготовь моего коня и все, что требуется.
– Все готово. – Порученец нервно кивнул. – А как же Крац? Ему нужна помощь…
– Так а для чего тут белые жрецы? Веди их.
– Как быть с остальными? Горожане просят позволения укрыться в крепости.
– Пусть ими занимается княж. – Тугие белесые косицы наползли Ордаку на глаза, и он нетерпеливо отбросил их за спину. – Так, дальше… Поймали чудь?
Порученец замялся.
– Что? – рассерженно переспросил Ордак.
– След обрывается в болоте. Никто не хочет идти в лес.
– Червонные жрецы ослушались приказа, Игмар?
Все-таки Игмар.
– Нет, но…
Парня била мелкая дрожь. Альдан знал, что он не бывал в серьезной передряге, как и остальные.
То, что молодые червенцы увидели в лесу, надломило их.
– Или ты хочешь сказать, что наложил в портки?
– Она перегрызла горло Иду, а Фенцлаву…
– Я сам тебя с потрохами сожру и на косточках покатаюсь! – рявкнул Ордак. Червенцы рядом с ним заметно рассердились. По стоянке повеяло холодом. Беловолосый опомнился, понял, наверное, что перегнул.
– Пред Единым обет приносили, – ледяным тоном сказал он.
Воины в темно-красных кафтанах смуро опустили глаза. Никто не смел перечить.
Ордаку доверили молодых червенцев, все были не старше Игмара, горячи, где-то еще верили в сказки, хоть и смеялись над ними. Теперь все они были напуганы, и неспроста: дух проклятого леса бродил меж ними, и каждый, кого он гладил по голове, знал, что не доживет до завтрашнего рассвета.
И все вокруг знали. Все чувствовали.
– Отправляйтесь в лес, – велел Ордак. – И изловите тварь.
На поляне начались сборы, короткие и тихие. Альдан отодвинулся от бреши в стене и прикрыл глаза.
– Что же я натворил, – сказал Дан едва слышно.
Он понимал, что лес нападет.
И все же не был готов, не предугадал всей опасности.
И вот теперь червенцы заперли его в недостроенной сторожевой башне, и, похоже, княж сам еще не решил, как поступить с ним дальше. Ордак, оставшись в крепости за главного, мечтал отправиться в столицу победителем. Колхат-предатель крутился где-то рядом, линдозерцы сгрудились у ворот, напуганные пожарами и безумствами сородичей. А тем временем в лесу с каждым мигом крепло зло, и Альдан ничего не мог с этим поделать.
Мимо Ордака пронесли раненого Краца.
– Чудовище пришло за мной, – прошептал бывший порученец. – Прошу, Ордак, проси за меня Единого! Ясный разум покидает меня… Лес убивает.
– Я знал, что рожден для большего, – прошептал Ордак ему потрясенно. – Я знал, что Единый не просто так избрал меня. Я знал… Я стану следующим хранителем Печати. Княж допустил все это, но он последний в своем роду. Заря потухла. Я же отправляюсь за поддержкой в Злат и стану следующим!
Ордак выглядел как человек, который прозрел: его глаза были широко раскрыты и влажно блестели. Это резануло травника даже сильнее, чем западня на реке: от колдунов и Ворона можно было ожидать пакостей, но лицезреть в миг всеобщей уязвимости самозваный успех Ордака было выше его сил.
Альдан сжал кулаки и невидяще уставился на синеватые отметины от веревок на запястьях. На душе было скверно, а в голове царила звенящая пустота, и не было в ней ни крупицы идей, как сбежать. Мелькнула мысль, что, будь все как раньше, когда Мечислав объединял людей против битвы с чудью, им не пришлось бы сталкиваться друг с другом.
«Если бы только жрецы занимались тем, для чего были созданы, – вдруг подумалось Альдану. – Скольких бед можно было бы избежать! И если бы заветы первого жреца хранились должным образом, все было бы иначе».
Но светлые идеи Мечислава сгинули навсегда. Колдуны играли с силами, им неподвластными, в то время как жрецы в изначальном его понимании стояли на страже мира людей. А теперь вместо мощного древа средоточия людской силы на свет проклюнулись взращенные на крови ростки терна: жрецы стали порочными, безжалостными палачами вроде Ордака.
Проклятие больше не терзало Альдана, как раньше, но где-то внутри болела душа. Где же истина?
Надо было выбираться. Альдан провел здесь три дня. Его приковали на совесть, узнику не позволялось даже прилечь. Вдобавок чаши с едой иногда стояли недостижимо далеко, и то же самое было с водой.
Кто-то намеренно истязал его. Тантор Заревич?
«Пусть так. Я хотя бы знаю, что Линдозеро еще не пало», – думал Альдан и стискивал потрескавшиеся губы. Травник изнывал от бессилия куда сильнее, чем от оков и жажды. Обида сжигала изнутри, ведь княж снова отвернулся от него, снова не захотел услышать правду.
Но вот рядом с башней раздались тяжелые шаркающие шаги, и в клеть вошел человек, с головы до ног закутанный в алый червенский плащ.
Чутье Альдана почему-то безмолвствовало.
– Кто ты такой?
Червенец жестом велел караульному расковать железные наручи и повел травника наверх.
– Где княж?
Альдана шатало: три дня почти без еды и воды ослабили тело, но не решимость.
– Скоро все узнаешь, – долетел приглушенный складками плаща голос. – Если будешь вести себя смирно.
– Куда ты ведешь меня?
– Увидишь.
Альдан недоверчиво осматривался по сторонам, его провожатый пользовался тайными ходами, избегал лишних глаз и говорил недомолвками.
– Тебе предстоит встреча, – с этими словами червенец привел травника к дверям Гранатовой палаты.
– С княжем?
За окном стоял полдень и давящая тишина. В Гранатовой палате они были одни: ни жрецов, ни слуг не наблюдалось, хотя здесь явно кого-то ждали, потому что на столах призывно розовели пласты семги, лежала оленина в меду, перепелки на вертеле и другая дичь.
Живот свело судорогой.
– Что происходит?
– Выпей и поешь. Нечего шататься, как жердина на торжище.
Червенец наполнил кубок – Альдан уловил терпкий запах ардэ – безумно дорогого и нездешнего вина. Дан хотел есть, нутро истосковалось по жирной и горячей пище, но было во всем этом что-то неправильное. Что-то чужое.
Альдан отказался от еды и вина, а вот перед кружкой воды устоять не смог.
– Да, ты и правда не такой, как все, – произнес червенец, когда травник сделал несколько глотков.
Дан был слишком изможден, чтобы не почуять то усилие, с которым его тело справилось с ядом.
Он отбросил кружку, и та разлетелась черепками по ковру.
Ловушка. Ну конечно.
– Колхат!
Червенец скинул плащ. При свете дня его изуродованное, будто сшитое из лоскутов кожи лицо внушало холодный трепет даже опытному лекарю.
– Мне понравилась твоя речь, – сказал между тем Колхат. – Я уважаю безрассудную смелость. Где, как не в безотчетном порыве поиска справедливости раскрывается величие духа?
– Ты пытался меня отравить, – заметил с яростью Дан. – Этот подлый поступок вряд ли можно приписать человеку высокого полета!
– Это была проверка. – Кислая улыбка растеклась по узким израненным губам Колхата. – Я должен был убедиться в твоем даре, Альдан.
– Чем обязан такой чести? – Травник сплюнул под ноги.
Колхат, ничего не поясняя и явно наслаждаясь неосведомленностью Дана, открыл рот, и палату наполнил голос.
Ненавистный голос.
– Выслушай меня, Дан, – прохрипел Ворон. – Пусть мы враги, но я раскрою одну тайну.
Альдан ощутил прилив гнева.
– Что с городом?! Где…
– Княж с дружиной сейчас в лесу, пробивается к Печати. Он не прислушался к тебе, – Алый Ворон ответил одновременно с вопросом травника. – Город пока цел, но времени мало. Выслушай меня.
Альдан с трудом прогнал с глаз красную пелену. Не могло быть общих интересов у таких противников, как они.
Но травник так долго оставался в неведении и так ослаб в темнице, что какая-то часть его радовалась возможности вновь оказаться на острие.
Альдану до смерти надоело быть отверженным.
– Говори, – процедил он.
Драург не заставил себя долго ждать:
– Дарен скоро нападет на меня. Успей ему помешать.
– Да? – Дан едва говорил от переполняющего его отвращения. Колхат предусмотрительно держался вдали.
– Почему бы мне просто не подождать, пока вы перебьете друг друга?
Раздался приглушенный хриплый смех.
– Ты не сможешь. Дарен заберет твою колдунью. Она сама придет к нему. А ты, влюбленный дурак, будешь смотреть на это и гореть. Послушай меня, Дан. Думай о долге! Чувства – это настоящее проклятие.
Пришел черед Альдана рассмеяться.
– Что ты можешь знать о долге и любви?
– Только то, что любовь – яд, от которого у тебя нет противоядия, – зловеще произнес Драург.
Палату заволокло тьмой. Она наползала из углов, пожирала гранатовые зерна, грязнила золото и серебро. Все померкло, кроме тонкой полосы кроваво-красного цвета над головой Альдана.