Альдан чувствовал, как вера выжигала скверну из крепости, и тягучий морок отступал от его стен и людей. Но небо хмурилось над родовым гнездом, сбивались в тучи тяжелые облака. Ядом пропахла обстановка в жреческой стоянке, там ветер вздымал занавеси шатров, гасил стоны раненых, а те жрецы, что охраняли двор, молчаливо несли свою службу.
Лес был тих, ни одна неупокоенная душа не витала на поляне рядом с недостроенной башней или в ставке червенцев, разбитой за ней. В этом могло бы быть что-то успокаивающее, если бы Альдан точно не знал, какие беды пророчит такая тишь. Если лес молчал, значит, в его чаще набирало силу зло. В каком месте ему суждено прорваться, можно было даже не гадать: раз Драургу нужно разрушить Печать, он вынудит червенцев искать колдунов, нашепчет другим колдунам искать Лесёну, обратит людей в чудовищ, лишь бы достать свое. Не даст сбежать колдунье, способной разбить древние чары.
Когда Альдан вышел к заставе, стражники подняли головы, в которых ходила злая угрюмая боль, отравляла думы. Видно было, что не по сердцу воинам стеречь ворота, чуяли они, что враг не снаружи, а внутри.
– Откройте ворота! – крикнул Альдан громко. Так, что услышали на другой стороне и признали.
– Данушка, – голос Косомы резанул отчаянием. – Данушка!
Вдруг навстречу попался Ордак. Червенец уже был снаряжен в дорогу, но цепкие глаза сразу высмотрели и меч, и родовую вязь на нем.
– Какой-то знакомый у тебя клинок. Это…
«Обличитель» – договорил он одними губами. Стало ясно, что беловолосый удивлен, и почему этот меч в руках бывшего пленника, и отчего Альдан так прямо держит спину, и отчего так решительно идет вперед.
– Открой ворота и следи за белыми шатрами, – велел Дан. – Ворон может обратить раненых в чудовищ.
– Опять ты поперек воли княжа идешь, предатель.
Доспех Ордака – вороненая ардонийская сталь, которая, по слухам, легка и удобна, словно вторая кожа, и прочна, будто чешуя аспида. Альдан заставил себя дышать ровнее. Весь его гнев должен был достаться лишь одному существу. Сейчас важнее другое – выбраться из плена червенцев.
– Закон превыше людской молвы, – ответил ему Дан. – Вспомните, что говорил Мечислав, а если забыли, так ищите на Вратах Милосердия. Мы – щит меж миром людей и миром чуди.
– Видит Единый, не тебе нам про долг говорить, – процедил Ордак. – Ребята, крути его!
Червенцы выбросили вперед копья и окружили Альдана. Силы много в руках, а глаза все одно – страхом стелет. Альдан выше поднял свой меч. Охнули жрецы в алом, признав клинок Мечислава.
Но оторопь их была недолгой, потому что воины ринулись вперед быстрее прежнего и повалили Альдана гурьбой.
– Подменыш. – Ордак присел рядом с ним. – Откуда у тебя клинок? Посмеешь лгать, я брошу тебя в костер. Посмеешь перечить – трижды о том пожалеешь. Всего этого уже достаточно для того, чтобы свершить правосудие немедля. – Червенец погонял по рту слюну и сплюнул ее на землю, подчеркнуто близко к Дану.
Альдан все это время до рези в глазах всматривался в ворота, в палаты, во двор. Ворон наверняка был где-то рядом, выжидал.
– Думаешь, ты достоин? – Альдан узнал свой голос прежде, чем понял, что эти звуки родились в его горле. – Стать княжем Линдозера вместо него?
– Но если не я, то кто? – Ордак отозвался холодно и высокомерно, показывая, что даже в миг сошедшего на него откровения не позволит ему перечить. – Я был изгнан, но не понимал всего величия замысла Единого… Я – преемник Мечислава, его сын не по крови, а по духу.
Но лес уже распахнул свою пасть, и на них дохнуло костяным смрадом потустороннего мира, когда к костру двинулось нечто в окровавленных одеждах, с вывороченными суставами и колен, и локтей, с нелепо перекинутым через голову и свисающим до земли обрывком алого плаща.
То, что раньше было Крацем, теперь злобно щерило свою пасть на червенцев.
– Что ж, – отозвался Альдан со злостью. – Тогда самое время всех спасти.
Злость и людское отчаяние стали последней каплей. От них напиталась, проложила дорожку в крепость могучая нечисть.
32Печать
Полет над миром был ровно такой, как снилось на «Стреле»: стремительный, пронзительный, опустошающий. Словом, такой, какой нужен, чтобы выстудить дыру на том месте, где была память о матушке-Галлае и ее Древе.
Облака раскинулись под нами пушистыми барханами, но чем дальше мы продвигались на север, тем больше они напоминали неспокойное море. Ветер выл в ушах, а большего я здесь не искала.
Когда аспид пошел на снижение, я перестала чувствовать вес тела и ухватилась за плечо Дарена.
– Что это?!
В небо над Линдозером тянулись столбы дыма. В сумерках горели разрозненные точки. Пожары.
– Там сущее чудово пекло, – пробормотал Минт. – Кажется, они сожгли мунну… С кем воюют?
– С нами. Но на самом деле – с порождениями Ворона.
Я заставила себя успокоиться. Где бы ни был мой травник, я его найду.
– А где Ворон?
– Теперь – всюду. За то время, пока он был червенцем, немало чародеев пало от его рук. Ворон явно копил силы для битвы и теперь обращает линдозерцев в оборотней.
Тягучий страх наполнил изнутри, но я запретила себе бояться за свою жизнь.
Мы летели над городом, окунаясь в жар полыхающих изб. Аспид шумно дышал: его тоже тревожил огонь и запах гари. Меня не было три дня, а казалось, что несколько лет. Будто время обернулось вспять, и город снова, как в войну Трех Царств, переживал наступление ардонийских войск. Опустевшие улицы, на которых своры собак вели грызню из-за костей, заколоченные избы и терема. В брошенной корчме, наоборот, шел недобрый, зловещий пир, и из дверей слышался хохот, в окнах второго яруса виднелись тени веселящихся людей. Людей ли?
Я нащупала под рубахой оберег, но в этот раз он не ответил мне ни теплом, ни холодом. Колдовство молчало в каменном семени. Я ощутила прилив глухой тоски по Древу, но времени сожалеть не было, когда черные тучи собирались в темную гроздь над крепостью вдали.
Мы приземлились на окраине, на поле с иван-чаем. Наемник первым спрыгнул на землю, протянув мне руку. Следом спустились Фед и Дарен. Колдун наколдовал себе посох и указал им на город.
– Ваш травник у крепости.
– Тогда почему мы приземлились здесь? – спросил Минт. – Теперь придется идти через Линдозеро.
– А ты хотел попасть под стрелы? – усмехнулся Дарен. – Червенцы не дадут аспиду сесть.
– Вы же колдуны, сложно, что ли, защититься?
– Я пуст, Лесёна тоже, – буркнул Фед. – Щитовые чары забрали все силы.
– Так идем же скорее. – Минт улыбнулся, но глаза его остались холодны. Он вынул заговор-клинок, и мне почудилось, будто со ржавого насквозь лезвия слетела капля крови. Что ж, когда идешь на битву с бессмертным существом, ничего другого ожидать не приходится.
– Идем, – прошептала я.
Минт повел нас к городу, но следом отправились не все. Фед бросил на меня последний нежный взгляд, прежде чем исчезнуть в лесу. Я стряхнула слезы и побежала за другом.
Пока мы шли, лес накрывало текучей мглой. Потемнели и как будто бы подступили ближе березы с глазами-червоточинами. То там, то здесь качались одинокие плоды ядовитого вороньего глаза, похожие на червей корни путались под ногами.
Земля дрожала, но я стиснула зубы и замкнула страх внутри: даже горящий город был для меня сегодня не самым худшим местом.
– Мне горько, что Обитель разрушена, – прошептал Дарен. – Я знаю, как она была тебе дорога.
Я не обернулась, но на долю мгновения моя нога подвисла в воздухе.
Я лихорадочно размышляла о том, что все, что произошло, вышло за пределы моей обычной храбрости, но в то же время – удивительно – умудрялась находить место для переживаний. В земле под ногами заточена Чудова Рать. Неисчислимые полчища существ, подобных тому, что мы одолели на поляне перед Линдозером, хлынут в Светлолесье, когда я разрушу Печать, и сотрут все на своем пути, если Дарен не сумеет удержать их… Дан где-то там, один, в нечестной битве против всех. И я собираюсь убить Ворона!
И все же я не могла перестать думать о Дарене. Правда ли он жалел меня? Или говорил так из-за Печати?
Вопросы не давали покоя, подталкивая слова к горлу.
– Ты все еще мой друг? – проговорила я.
Колдун не ответил. Он шел сзади, и оставалось только догадываться, слышал ли он меня вообще.
– Тебе будет нелегко, – вдруг сказал он. – Травник не простит тебя за возвращение. Он желал уберечь тебя от схватки.
Это жесткий, бесчестный удар. Я знала, что Альдан готов на все, чтобы защитить меня. Но с кончиков моих пальцев уже летели искры, пламя рождалось и рвалось наружу.
– Я родилась для этого.
– Знаю. Но… Ты заберешь у близкого тебе человека самое светлое, что у него есть, – надежду, – продолжил Дарен. – Это недобрый сказ, Лесёна.
Прежде чем обернуться, я вернула лицу спокойное выражение, хотя внутри все дрожало. Чародей явно знал не понаслышке, каково это – терять надежду…
– А какой же это тогда сказ? – спросила я надтреснутым голосом.
Улыбка чуть тронула его губы.
– Колдовской, конечно. В нем всегда нечестный обмен.
Мы вошли в город и двинулись дальше по улицам, пока не оказались на широком пепелище, где с полусотни человек сгрудились у огня. Там были соседи Альдана, но в основном завсегдатаи Чтений. Я с удивлением узнала в этом месте площадь Линдозера: в центре, как одинокий черный зуб, торчал остов мунны. Посреди костра из снопов и сухих лоз догорало чучело, по камням разметало перья. Ни Драурга, ни оборотней видно не было.
Минт настороженно озирался, временами бросая взгляд на заговор-клинок.
– Ты спросила, что я хочу взамен на перелет, – вдруг сказал Дарен.
Минт нахмурился и встал между нами, но Дарен поднял руку вверх, между его пальцев качалась паутина жемчужных нитей.
– Украшение? – Минт был удивлен не меньше моего, хотя я сразу же поняла тайный смысл белых бусин.
И спросила: