От грозных бурь, от бедствий края,
От беспощадности веков
Тебя, лампадочка простая,
Сберег твой пепельный покров.
Стоишь, клад скромный и заветный,
Красноречиво предо мной, –
Ты странный, двадцатисотлетный
Свидетель бренности земной!
Светил в Помпее луч твой бледный
С уютной полки, в тихий час,
И над язычницею бедной
Сиял, быть может, он не раз,
Когда одна, с улыбкой нежной,
С слезой сердечной полноты,
Она души своей мятежной
Ласкала тайные мечты.
И в изменившейся вселенной,
В перерожденье всех начал,
Один лишь в силе неизменной
Закон бессмертный устоял.
И можешь ты, остаток хлипкий
Былых времен, теперь опять
Сиять над тою же улыбкой
И те же слезы озарять.
Laterna magica[33]
Вступление
Марая лист, об осужденье колком
Моих стихов порою мыслю я;
Чернь светская, с своим холодным толком,
Опасный нам и строгий судия.
Как римлянин, нельзя петь встречи с волком
Уж в наши дни, иль смерти воробья.
Прошли века, и поумнели все мы,
Серьезнее глядим на бытие;
Про грусть души, про светлые эдемы
Твердят тайком лишь дети да бабье.
Всё ведомо, все опошлели темы,
Что ни пиши – всё снимок и старье.
Вот и теперь сомнение одно мне
Пришло на ум: боюсь, в строфе моей
Найдут как раз вкус «Домика в Коломне»
Читатели, иль «Сказки для детей»;
Но в глубь души виденье залегло мне,
И много вдруг проснулося затей.
И помыслы, как резвый хор русалок,
То вновь мелькнут, то вновь уйдут на дно;
Несутся сны, их говор глух и жалок;
Мне докучать привык их рой давно.
Вот кровель ряд, ночлег грачей и галок,
Вот серый дом, – и я гляжу в окно.
И женщина видна там молодая
Сквозь сумерки ненастливого дня;
Бедняжечка сидит за чашкой чая,
Задумчиво головку наклоня,
И шепотом, и горестно вздыхая,
Мне говорит: «Пойми хоть ты меня!»
Изволь; вступлю я в новое знакомство,
Вступлю с тобой в душевное родство;
Любви ли жертва ты, иль вероломства,
Иль просто лишь мечтанья своего, –
Всё объясню: пишу не для потомства,
Не для толпы, а так, для никого.
Знать, суждено иным уж свыше это,
И писано им, видно, на роду,
Предать свои бесценнейшие лета
Ненужному и глупому труду;
Носить в душе безумный жар поэта
Себе самим и прочим на беду.
Impromptu[34]
Каких-нибудь стихов вы требуете, Ольга!
Увы! стихи теперь на всех наводят сон…
Ведь рифма, знаете, блестящая лишь фольга,
Куплет частехонько однообразный звон!
Но если в грязь лицом моя ударит слава
И стих не сладится сегодня, и в альбом
Не плавно к Вам войдет строфа моя как пава,
То буду, признаюсь, виновна я кругом!
Портрет
Сперва он думал, что и он поэт,
И драму написал «Марина Мнишек»,
И повести; но скоро понял свет
И бросил чувств и дум пустых излишек.
Был юноша он самых зрелых лет,
И, признавая власть своих страстишек,
Им уступал, хоть чувствовал всегда
Боль головы потом или желудка;
Но, человек исполненный рассудка,
Был, впрочем, он сын века хоть куда.
И то, что есть благого в старине,
Сочувствие в нем живо возбуждало;
С премудростью он излагал жене
Значение семейного начала,
Весь долг ее он сознавал вполне,
Но сам меж тем стеснялся браком мало.
Он вообще стесненья отвергал,
По-своему питая страсть к свободе,
Как Ришелье, который в том же роде
Бесспорно был великий либерал.
Приятель мой разумным шел путем,
Но странным, идиллическим причудам
Подвластен был порою: много в нем
Способностей хранилося под спудом
И много сил, – как и в краю родном?
Они могли быть вызваны лишь чудом.
А чуда нет. – Так жил он с давних пор,
Занятия в виду имея те же,
Не сетуя, задумываясь реже,
И убедясь, что все мечтанья – вздор.
Не он один: их много есть, увы!
С напрасными господними дарами;
Шатаяся по обществам Москвы,
Так жизнь терять они стыдятся сами;
С одним из них подчас сойдетесь вы,
И вступит в речь серьезную он с вами,
Намерений вам выскажет он тьму,
Их совершить и удалось ему бы, –
Но, выпустив сигарки дым сквозь зубы,
Прибавит он вполголоса: «К чему?..»
«К могиле той заветной…»
К могиле той заветной
Не приходи уныло,
В которой смолкнет сила
Всей жизненной грозы.
Отвергну плач я тщетный,
Цветы твои и пени;
К чему бесплотной тени
Две розы, две слезы?..
Серенада
Ты всё, что сердцу мило,
С чем я сжился умом;
Ты мне любовь и сила, –
Спи безмятежным сном!
Ты мне любовь и сила,
И свет в пути моем;
Всё, что мне жизнь сулила, –
Спи безмятежным сном.
Всё, что мне жизнь сулила
Напрасно с каждым днем;
Весь бред младого пыла, –
Спи безмятежным сном.
Весь бред младого пыла
О счастии земном
Судьба осуществила, –
Спи безмятежным сном.
Судьба осуществила
Всё в образе одном,
Одно горит светило, –
Спи безмятежным сном!
Одно горит светило
Мне радостным лучом,
Как буря б ни грозила, –
Спи безмятежным сном!
Как буря б ни грозила,
Хотя б сквозь вихрь и гром
Неслось мое ветрило, –
Спи безмятежным сном!
«Молчала дума роковая…»
Молчала дума роковая,
И полужизнию жила я,
Не помня тайных сил своих;
И пробудили два-три слова
В груди порыв бывалый снова
И на устах бывалый стих.
На вызов встрепенулось чутко
Всё, что смирила власть рассудка;
И борется душа опять
С своими бреднями пустыми;
И долго мне не сладить с ними,
И долго по ночам не спать.
«Младых надежд и убеждений…»
Младых надежд и убеждений
Как много я пережила!
Как много радостных видений
Развеял ветр, покрыла мгла!
И сила дум, и буйность рвений
В груди моей еще цела.
Ты, с ясным взглядом херувима,
Дочь неба, сердца не тревожь!
Как тень несется радость мимо,
И лжет надежда. Отчего ж
Так эта тень необходима?
И так всесильна эта ложь?
Увы! справляюсь я с собою;
Живу с другими наравне;
Но жизней чудною, иною
Нельзя не бредить мне во сне.
Куда деваться мне с душою!
Куда деваться с сердцем мне!..
«Не раз в душе познавши смело…»
Не раз в душе познавши смело
Разврата темные дела,
Святое чувство уцелело
Одно, средь лютости и зла;
Как столб разрушенного храма,
Где пронеслося буйство битв,
Стоит один, глася средь срама
О месте веры и молитв!
«Мы странно сошлись. Средь салонного круга…»
Мы странно сошлись. Средь салонного круга,
В пустом разговоре его,
Мы словно украдкой, не зная друг друга,
Свое угадали родство.
И сходство души не по чувства порыву,
Слетевшему с уст наобум,
Проведали мы, но по мысли отзыву
И проблеску внутренних дум.
Занявшись усердно общественным вздором,
Шутливое молвя словцо,
Мы вдруг любопытным, внимательным взором
Взглянули друг другу в лицо.
И каждый из нас, болтовнёю и шуткой
Удачно мороча их всех,
Подслушал в другом свой заносчивый, жуткой,
Ребенка спартанского смех.
И, свидясь, в душе мы чужой отголоска
Своей не старались найти,
Весь вечер вдвоем говорили мы жестко,
Держа свою грусть взаперти.
Не зная, придется ль увидеться снова,
Нечаянно встретясь вчера,
С правдивостью странной, жестоко, сурово
Мы распрю вели до утра,
Привычные все оскорбляя понятья,
Как враг беспощадный с врагом, –
И молча друг другу, и крепко, как братья,
Пожали мы руку потом.
«Ты, уцелевший в сердце нищем…»
Salut, salut, consolatrice!
Ouvre tes bras, je viens chanter.
Ты, уцелевший в сердце нищем,
Привет тебе, мой грустный стих!
Мой светлый луч над пепелищем
Блаженств и радостей моих!
Одно, чего и святотатство
Коснуться в храме не могло;
Моя напасть! мое богатство!
Мое святое ремесло!
Проснись же, смолкнувшее слово!
Раздайся с уст моих опять;
Сойди к избраннице ты снова,
О роковая благодать!
Уйми безумное роптанье.
И обреки всё сердце вновь
На безграничное страданье,
На бесконечную любовь!
«Меняясь долгими речами…»
Меняясь долгими речами,
Когда сидим в вечерний час
Одни и тихие мы с вами, –
В раздумье, грустными глазами
Смотрю порою я на вас.
И я, смотря, вздохнуть готова,
И хочется тебе сказать:
Зачем с чела ты молодого
Стереть стараешься былого
Несокрушимую печать?
Зачем ты блеск невольный взора
Скрыть от меня как будто рад?
И как от тайного укора
Вдруг замолчишь средь разговора
И засмеешься невпопад?
Ту мысль, разгаданную мною,
Ту мысль, чей ропот не утих,
Дай мыслью встретить мне родною
И милосердия сестрою
Дай мне коснуться ран твоих!
«Когда один, среди степи Сирийской…»
Когда один, среди степи Сирийской,
Пал пилигрим на тягостном пути, –
Есть, может, там приют оазы близкой,
Но до нее ему уж не дойти.
Есть, может, там в спасенье пилигрима
Прохлада пальм и ток струи живой;
Но на песке лежит он недвижимо…
Он долго шел дорогой роковой!
Он бодро шел и, в бедственной пустыне
Не раз упав, не раз вставал опять
С молитвою, с надеждою; но ныне
Пора пришла, – ему нет силы встать.
Вокруг него блестит песок безбрежный,
В его мехах иссяк воды запас;
В немую даль пустыни, с небом смежной,
Он, гибнувший, глядит в последний раз.
И солнца луч, пылающий с заката,
Жжет желтый прах; и степь молчит; но вот –
Там что-то есть, там тень ложится чья-то
И близится, – и человек идет –
И к падшему подходит с грустным взглядом –
Свело их двух страдания родство, –
Как с другом друг садится с ним он рядом
И в кубок свой льет воду для него;
И подает; но может лишь немного
Напитка он спасительного дать:
Он путник сам, длинна его дорога,
А дома ждет сестра его и мать.
Он встал; и тот, его схвативши руку,
В предсмертный час прохожему тогда
Всю тяжкую высказывает муку,
Все горести бесплодного труда:
Всё, что постиг и вынес он душою,
Что гордо он скрывал в своей груди,
Всё, что в пути оставил за собою,
Всё, что он ждал, безумец, впереди.
И как всегда он верил в час спасенья,
Средь лютых бед, в безжалостном краю,
И все свои напрасные боренья,
И всю любовь напрасную свою.
Жму руку так тебе я в час прощальный,
Так говорю сегодня я с тобой.
Нашел меня в пустыне ты печальной
Сраженную последнею борьбой.
И подошел, с заботливостью брата,
Ты к страждущей и дал ей всё, что мог;
В чужой глуши мы породнились свято, –
Разлуки нам теперь приходит срок.
Вставай же, друг, и в путь пускайся снова;
К тебе дойдет, в безмолвье пустоты,
Быть может, звук слабеющего зова;
Но ты иди, и не смущайся ты.
Тебе есть труд, тебе есть дела много;
Не каждому возможно помогать;
Иди вперед; длинна твоя дорога,
И дома ждет сестра тебя и мать.
Будь тверд твой дух, честна твоя работа,
Свершай свой долг, и – бог тебя крепи!
И не тревожь тебя та мысль, что кто-то
Остался там покинутый в степи.
«Зачем судьбы причуда…»
Зачем судьбы причуда
Нас двух вела сюда,
И врозь ведет отсюда
Нас вновь бог весть куда?
Зачем, скажи, ужели
Затем лишь, чтоб могло
Земных скорбей без цели
Умножиться число?
Чтобы солгал, сияя,
Маяк и этот мне?
Чтоб жизни шутка злая
Свершилася вполне?
Чтоб всё, что уцелело,
Что с горечью потерь
Еще боролось смело,
Разбилося теперь?
Иль чтоб свершилось чудо?
Иль чтоб взошла звезда?..
Зачем судьбы причуда
Нас двух вела сюда?!