Нет! в этой жизненной пустыне
Хоть пала духом я опять, –
Нет! не пора еще и ныне
Притихнуть мыслью и молчать.
Еще блестят передо мною
Светила правды и добра;
Еще не стыну я душою;
Труда покинуть не пора.
Еще во мне любви довольно,
Чтобы встречать земное зло,
Чтоб всё снести, что сердцу больно,
И всё забыть, что тяжело.
Пускай солжет мне «завтра» снова,
Как лгало «нынче» и «вчера»:
Страдать и завтра я готова;
Жить бестревожно не пора.
Нет, не пора! Хоть тяжко бремя,
И степь глуха, и труден путь,
И хочется прилечь на время,
Угомониться и заснуть.
Нет! Как бы туча ни гремела,
Как ни томила бы жара,
Еще есть долг, еще есть дело –
Остановиться не пора.
Спутница фея
1
Явилась впервой мне в час дивный она:
Лежал я под сенью цветущей сирени, –
Играли лучи сквозь дрожащие тени,
На высях и долах царила весна.
И солнце всходило, и пел соловей,
И ласточек в небе резвилася стая,
И ясные капли катились, блистая,
Как слезы блаженства с душистых ветвей.
И, вторя ликующей, пышной весне,
Резвились мечты мои, тешились смело,
И плакало сладко и радостно пело
Шестнадцатилетнее сердце во мне.
Мне новое словно далося чутье,
Звучали отвсюду мне звуки привета;
И весь этот мир ароматов и света,
И солнце, и небо – всё было мое.
Далеко стремить захотелось свой бег.
И вдруг мне она, улыбаясь, предстала,
Чудесная, сбросив с лица покрывало,
В наряде, блестящем как девственный снег;
С венком благовонным на ясном челе
Стояла, глазами в глаза мне сияя,
Она предо мною, посланница рая,
Несущая радость и счастье земле.
Сквозь шепот ветвей говорила она
И сквозь соловья переливные трели:
«Идем! нам есть в мире высокие цели;
Сподвижницей смелой тебе я дана.
Я силами грудь переполню твою,
Живительно буду ее волновать я,
Заветные в ум твой вложу я понятья,
И пламень восторга я в душу волью.
И всем помогу я стремленьям твоим,
Пойду, как слуга, за тобою повсюду;
И долго твоею я спутницей буду,
И много житейских мы зол победим,
И много блаженства нас ждет впереди».
Она говорила; и в светлую фею
Я взоры вперял, упоенные ею,
И слушало сердце, трепеща в груди.
2
Она в день грустный, в час невзгодный
В последний раз ко мне пришла:
Серела пеленой холодной
В полях туманов полумгла.
Бесцветны были и унылы,
Как дол и скаты, небеса,
Все замирали жизни силы,
И все немели голоса;
Невнятно, как больной тоскливый,
Роптал лишь бор издалека;
Чуть двигаясь над сжатой нивой,
Тянулись тяжко облака.
И тот же самый край был это,
И тот же дол, и тот же сад,
Где мы сошлись в лучах рассвета
Пятнадцать лет тому назад.
И гас заката луч багровый,
На землю листьев желтый рой
Ложился; и в игре суровой
Взвивал их ветр с земли сырой.
Вились, как пестрые их груды,
В уме моем, средь тишины,
Мои увядшие причуды,
И упования, и сны.
И вдруг, очнувшися душою
От горестного забытья,
Ее опять перед собою
Нежданную увидел я.
Не гостью радостной, как прежде,
Не с ясным взглядом торжества, –
В обезображенной одежде
Она стояла, чуть жива,
Вся одичалая, немая,
В уныньи тяжком и тупом,
Изнеможенно поникая
Своим развенчанным челом.
«К чему ты здесь? – сказал я глухо. –
Ко мне вотще не приходи;
Ты сберегла ль мне силу духа,
Отвагу сердца, жар груди?
Я знал с тобой одни утраты
И бедоносные мечты;
Изменница! мне солгала ты,
Мне ненавистна стала ты». –
«Несчастный! – тихо прошептали
Ее дрожащие уста. –
Взгляни и вспомни: не была ли
Я и прекрасна и свята?
Припомни, что сбылося с нами
С тех дней до нынешнего дня;
Какими дикими путями
Повел, жестокий, ты меня.
Я отдалась тебе всецело,
Твоею сделалась рабой,
И расставаться не хотела,
Безумец жалкий, я с тобой.
Сует я часто гул презренный
Воззваньем честным прервала,
Твердя про труд благословенный,
Про долговечные дела.
Но дальше мчал меня ты люто
Стезею бедствий и грехов;
Тебе я мирного приюта
Не раз указывала кров, –
Но ты шел мимо, в злой тревоге
Бессмысленно меня губя.
Порой, измучась, на дороге
Я отставала от тебя.
Тогда ты звал меня сердито,
И вновь старалась я идти,
И вот, – тобою я убита,
Мне нет спасения, прости!»
И, говоря, она редела
Как сон, бледнее и бледней,
И чуть лишь отделялась бело
От окружающих теней.
И я, в вражде с самим собою,
Глядел, и сердце облилось
Внезапно теплою струею
Моих невыплаканных слез.
«Постой! пойдем мы вместе снова, –
Воскликнул я, – останься мне!
Дай мне безумия былого
Ошибку искупить вполне.
И если, бедная подруга,
Нам расставаться суждено,
Так пусть обнимем мы друг друга
Хоть на мгновение одно.
Святым лобзаньем примиренья
Мою ты душу оживи;
Дай мне минуту вдохновенья,
Минуту счастья и любви!»
Печальной дрогнули улыбкой
Ее черты; едва видна,
Мелькала полосою зыбкой
В вечернем сумраке она.
«Так кто ж ты? – вскрикнул я невольно. –
Откуда ты? зачем же вдруг
С тобой расстаться мне так больно?
Кто ты, скорбящий, странный друг?
Кто ты, пришедшая сначала
Ко мне как радость бытия?» –
«Меня уж нет, – она сказала. –
Была я молодость твоя».
«Да, шли мы житейской дорогой…»
Да, шли мы житейской дорогой,
Глупенько, признаться не грех,
С усильем, с упорством, с тревогой,
Всё в завтрашний веря успех.
Шел каждый, кто лучше, кто хуже,
Дразнимый призраком своим;
И все мы, дошедши к тому же,
Назад с удивленьем глядим.
И можем, вздохнувши глубоко,
Все вместе мы ныне твердить:
К чему было биться без прока?
К чему огород городить?
А. Д. Б<аратынск>ой
Писали под мою диктовку
Вы, на столе облокотясь,
Склонив чудесную головку,
Потупив луч блестящих глаз.
Бросала на ваш профиль южный
Свой отблеск тихая мечта,
И песнь души моей недужной
Шептали милые уста.
И данную мне небесами
Я гордо сознавала власть,
И поняла, любуясь вами,
Что я не вправе духом пасть,
Что не жалка судьба поэта,
Чье вдохновение могло
Так дивно тронуть сердце это
И это озарить чело!..
Ночлег Витикинда
Их двое шло ночной порою
В глухом, дремучем сосняке,
Как будто с бою или к бою,
В нагрудниках, с мечом в руке,
Смотря сердито из-под шлема, –
Могучие богатыри;
И было дико всё и немо
Кругом, леса да пустыри.
Шли оба в помысле суровом
О темном деле иль беде,
Лишь изредка меняясь словом:
«Ты Альфа видел?» – «Видел». – «Где?» –
«У рва, где выдержал он снова,
Стоя с своими впереди,
Напор противников». – «Живого?» –
«Убитого, с копьем в груди». –
«Где Убальд?» – «Пал с своим отрядом».
И смолкла вновь меж ними речь.
Спросивший, со свирепым взглядом,
Рукою стиснул тяжкий меч.
Выл злее ветер, бурным взрывом
Темнее мрак на землю лег.
Сквозь сосны, под крутым обрывом,
Мелькнул вдруг дальний огонек.
«Ого! нам отдых будет скоро:
Там есть ночлег какой-нибудь».
Пошли они туда, средь бора
Мечом прорубливая путь.
Вернулся угольщик. В тревоге
Его давно жена ждала,
Стоя с ребенком на пороге:
«Какие вести из села?»
Придвинулись к огню; мальчишка
Сидит, смотря отцу в глаза.
«Вестей хороших нет излишка,