Венеция
Паров исчезло покрывало, –
Плывем. – Еще ли не видна?
Над ровною чертою вала
Там словно что-то засияло,
Нырнув из моря. – Вот она!
Зыбь вкруг нее играет ярко;
Земли далеки берега;
К нам грузная подходит барка,
Вот куполы святого Марка,
Риальта чудная дуга.
И гордые прокурации
Стоят, как будто б корабли
Властителям блажной стихии
И ныне дани Византии
Толпой усердною несли.
Свой горький жребий забывая,
Царица пленная морей,
Облитая лучами мая,
Глядится, женщина прямая,
В волне сверкающей своей.
Гондола
Встал месяц, – скольжу я в гондоле,
Качаясь, по светлой бразде;
Всё тихо; плыву я по воле;
Венеция спит на воде.
И сказочной блещет красою,
Сквозь легкий тумана покров,
Над томнотекучей волною
Узорчатый мрамор дворцов.
И с лаской весло гондольера,
Касаяся мерно струи,
Глухим повтореньем размера
Баюкает думы мои.
Далеко, далеко, далеко
Несутся душевные сны!
К волшебным пределам Востока,
Над шумом морской глубины;
Где Сира с вершины утеса
В лазурный глядит небосклон,
Вдоль сумрачных скал Тенедоса,
Вдоль брега, где был Илион.
И волн лучезарных Босфора
Мне снится опять красота:
Сверкает Софии собора
Святая глава без креста;
Белеет Галата и Пера…
И снова, чуть зыбля струи,
Удары весла гондольера
Баюкают думы мои.
И быстро меняются сцены:
Везувий, блажной исполин,
Гаета, – вкруг мыса Мизены
Отливы сапфирных пучин.
У шумного берега Кьяи
Веселый, крикливый народ,
И лодок бесчисленных стаи
На зеркале блещущих вод.
Вдоль пристани frutti di mare[41]
В корзинах, расставленных в ряд;
И, уличной внемля гитаре,
Факкини в кружочке сидят.
Вдали изумрудная лента,
Тень лавров, платанов, олив;
С душистой террасы Соррента
Весь век бы смотреть на залив.
Притихла б там сердца химера!..
И, сонные зыбля струи,
Удары весла гондольера
Баюкают думы мои.
Другие мелькнули картины,
Суровее, – мыслям милей:
Убогие избы, овины
И гладь бесконечных полей.
Повсюду простор величавый,
Звон всенощной в каждом селе;
И город огромный, стоглавый
Широко сверкнул в полумгле,
И с грани земли православной
Громада столицы другой
Кичливо блестит над державной,
В гранит заключенной рекой.
Над ней небо хладно и серо…
И, мерно колебля струи,
Удары весла гондольера
Баюкают думы мои.
И взорам мерещится снова,
Что видеть отвыкли они:
И ночи без мрака ночного,
И темные зимние дни.
Несутся видения роем:
Та грустного счастья пора…
И дом тот с уютным покоем…
И тихие те вечера…
И вновь разыгралися бредни,
Как будто б шли даром года;
Как будто б случилось намедни
Всё то, что сбылося тогда!
Очнулась сердечная вера…
И льются, сливаясь, струи;
И плещет весло гондольера,
Баюкая думы мои.
«Умолк шум улиц, – поздно…»
Умолк шум улиц, – поздно;
Чернеет неба свод,
И тучи идут грозно,
Как витязи в поход.
На темные их рати
Смотрю я из окна, –
И вспомнились, некстати,
Другие времена,
Те дни – их было мало, –
Тот мимолетный срок,
Когда я ожидала –
И слышался звонок!
Та повесть без развязки!
Ужель и ныне мне
Всей этой старой сказки
Забыть нельзя вполне?
Я стихла, я довольна,
Безумие прошло;
Но всё мне что-то больно,
И что-то тяжело.
«Бежал корабль, прорезывая бело…»
Бежал корабль, прорезывая бело
Свою бразду; сверкали небеса,
Сверкали волны; берега бледнела,
Всё более бледнела полоса;
И, одинокая среди народа,
Я в берег тот, на палубе стоя,
Вперяла взор. – Теперь тому два года; –
Пора б забыть! Но не забыла я. –
И вижу вновь, закрыв глаза рукою,
Сверканье волн на солнце и вдали
Уже с блестящей гладию морскою
Сливающуюся черту земли.
И сердце, как в то утро, сжалось снова,
И всё, что было и чему не быть,
Последнее, прошептанное слово, –
Всё помнится, всё, что пора б забыть!
Дрезден
Смотрю с террасы. Даль береговая
Вся светится, как в золотом дыму;
Топазных искр полна река седая;
Уносит пароход народа тьму,
Битком набита палуба до края;
Их лиц не различишь, – да и к чему?
Здесь остаюсь я – здесь, где всё мне ново,
Где я чужда и людям, и местам,
Где теплого я не промолвлю слова,
Где высказаться я душе не дам,
Где далека от края я родного,
Где не бывать тому, что было там…
О господи! Услышь молитву эту
Тяжелую, из сердца глубины:
Не дай опять поверить мне привету,
Не дай опять мне те же видеть сны;
Не дай забыть безумному поэту
Мучительных уроков старины!
То, с чем душа сроднилася так смело
Во что с младых я веровала лет,
То, чем жила, пред чем благоговела, –
Погибло всё. Мне будущности нет.
Дай тихий труд, смиренное дай дело
Заместо мне всего, чем полон свет.
Пильниц
В свое осеннее убранство
Весь лес торжественно одет;
Роскошно на его пространство
Заката льется яркий свет;
Блестят все ветви золотые
Под неба золотым лучом…
Зачем мне помнится Россия
С своим суровым октябрем?
И тихо гаснет блеск эфирный,
Страны таинственней черты.
Как думе предаваясь мирной,
Стоят лесные высоты!
Дерев чуть движется лишь темя,
Ручья внизу чуть шепчет ток…
Как мне на ум приходит время
Злых возмущений и тревог?
Озеро вален
День весенний всходит ало,
С глади озера сбежала
Тень прибережных высот;
И над каждой мглой угрюмой,
И над каждой тяжкой думой
Луч небесный верх берет.
Даль раскинулась пред нами:
Над зелеными горами
Блещут снежных гор хребты;
Полон весь простор окрестный
Торжествующей, чудесной,
Ненаглядной красоты!
Сентис сбросил с плеч туманы,
И венок надел румяный
Он на белую главу;
Над равниной вод сияя,
Смотрит ясно небо мая
Синевою в синеву.
Сыплются кругом богато
Искры яхонта и злата
Из лазуревой струи;
Тешится ль русалок стая,
Вверх наперерыв бросая
Ожерелия свои?..
Порт марсельский
Море!.. – вот море! Я с верфи впервые
Взором встречаю разливы морские;
Волны воюют, встают на дыбы;
Тьмущею тьмою бегут их громады,
С гулом невнятной какой-то журьбы,
С роптаньем досады.
Вам я вверяюсь, валы океана!
Вам, своенравным, бунтующим рьяно,
На берег хлещущим шумной дугой!
Мчите же, дикие силы пучины,
Мчите меня вы к чужбине другой
От этой чужбины.
Темное море! Ты будешь мне другом!
Верх ты возьмешь над душевным недугом,
Хлынешь в корабль и пугнешь экипаж,
В сердце уймешь ты старинное горе,
Дум усмиришь ты упорную блажь,
Грозящее море!
Дорога
Тускнеет в карете, бессильно мерцая,
И гаснет ночник;
Всё пасмурней тянется чаща глухая,
Путь темен и дик.
Карета несется, как будто б спешила
В приют я родной;
Полуночный ветр запевает уныло
В пустыне лесной.
Бегут вдоль дороги все ели густыя
Туда, к рубежу,
Откуда я еду, туда, где Россия;
Я вслед им гляжу.
Бегут и, качая вершиною темной,
Бормочут оне