Очнулся, одинокий и нагой…
В Петербурге она провела два года, успев за это время опубликовать ряд переводов (в том числе первое действие стихотворной комедии Мольера «Амфитрион») и написать целый ряд стихотворений. В их числе было еще одно историософское стихотворение – «Праздник Рима» (1854), напечатанное в «Отечественных записках» в 1855 г. Языческий Рим празднует и глумится над христианами, не зная, что Божий суд над ним уже свершился, что где-то в неведомых римлянам далеких краях уже тронулись с места гунны, которым предстоит этот Рим уничтожить. Сходным темам позднее Павлова посвятит еще два стихотворения – «Ужин Поллиона» (1857) и «На освобождение крестьян» (1862).
«Праздник Рима» был написан под впечатлением от поражения России в Крымской войне. В первой журнальной публикации стихотворения после предупреждения Риму (которым оно в позднейшей версии заканчивается, см. в наст. изд.) следовали еще шесть строф с обращением к современным западным державам, считающим себя победителями. В сборнике стихотворений 1863 г. Павлова сняла эти строфы (возможно, как потерявшие, на ее взгляд, актуальность).
Пируйте, гордые державы,
Владыки западной страны:
Увенчаны вы блеском славы,
Богатством вы наделены.
Успешны были ваши брани –
Вы Африканский взяли край.
Шлет Индия свои вам дани,
Свои вам дани шлет Китай.
Шумит разгульная тревога;
Ваш длинный праздник зол и рьян;
На нем грехов свершилось много,
И много пало христиан.
Всегда утеха вам готова,
Вам гибель ближних не урон:
На смерть идущие вам снова
Свои завтра принесут поклон.
Пируйте смело, тешьтесь, Римы!
Зачем скрывать вам свой разврат?
Всемощны вы, вы невредимы,
Вам нет судей, вам нет преград!
И видят лишь хоры небесных светил,
Смотря на безумье заносчивых сил,
На грех, грабежи и пожары,
Каких шлет вам Бог неизвестных Аттил,
Какие тяжелые кары[26].
Весной 1856 г. Павлова отправилась в заграничное путешествие, которое продлится до 1858 г. Побывала в Германии, Швейцарии, Италии, а также в Константинополе. Поэтические впечатления отразились в ряде ее стихотворений, тогда написанных. В конце весны 1858 г. она возвращается в Россию, за два месяца успевает посетить Москву и Петербург, а затем уезжает уже навсегда.
В 1859 г., когда Павлова уже снова была заграницей, в журнале «Русский вестник» печатается ее поэма «Кадриль», над которой она работала начиная с 1840-х гг. После «Двойной жизни» это второе (и последнее) крупное по объему произведение Павловой. В «Кадрили» вновь изображается светское общество: четыре дамы рассказывают друг другу свои сердечные истории. Поэма вышла с посвящением покойному Баратынскому (он умер в 1844 г.), а заканчивалась неожиданной отсылкой к Державину, к его оде «На смерть князя Мещерского» («Глагол времен! металла звон! / Твой страшный глас меня смущает…»):
Графиня судорожно встала,
Рукой дрожащей опахало
Схватила быстро и букет:
«Пора, поедем! я готова».
Все поднялись, раздумья злого
Стряхая неуместный след.
Пронесся легкий шум; и снова
Смолк опустелый кабинет.
Лишь с мраморного пьедестала,
Как неземной и вещий глас,
Раздался резко звон металла
И прогудел двенадцать раз.
6
В 1858 г. Павлова поселилась в Дрездене, где прожила до самого конца своей долгой по тем временам жизни (скончалась в возрасте 86-х лет).
В 1863 г. в России вышел первый (и единственный прижизненный) сборник ее русских стихотворений[27]. В сборнике было 97 стихотворений, расположенных по годам написания: первое – «Е. М<илькееву>» («Да, возвратись в приют твой скудный…») (1838), последние – относящиеся к 1861 г. «Порт марсельский» (по стихотворной форме и содержанию намеренно напоминающее об одном из последних стихотворений Баратынского «Пироскаф») и «Дорога», прощальное стихотворение:
…Бегут вдоль дороги все ели густыя
Туда, к рубежу,
Откуда я еду, туда, где Россия;
Я вслед им гляжу.
Бегут и, качая вершиною темной,
Бормочут оне
О тяжкой разлуке, о жизни бездомной
В чужой стороне.
К чему же мне слушать, как шепчутся ели,
Все мимо скользя? –
О чем мне напомнить они б ни сумели, –
Вернуться нельзя!
Последние известные нам оригинальные стихотворения Павловой на русском языке относятся к 1862 г., одно из них посвящено поэтическому труду – «Труд ежедневный, труд упорный!..» Она его продолжала: перевела на русский язык драму Ф. Шиллера «Смерть Валленштейна» (полн. изд. 1868), но вообще она вернулась тому, с чего начинался ее творческий путь, – к переводам с русского на немецкий. На этой почве она подружилась с А. К. Толстым, став главным переводчиком и пропагандистом его творчества в Германии. Кроме многих стихотворений и баллад, она перевела его крупные произведения – драматическую поэму «Дон Жуан», трагедии «Смерть Иоанна Грозного» и «Царь Федор Иоаннович». В переводах Павловой эти трагедии представлялись в немецких театрах. Она переводила на немецкий язык и других авторов, постоянно до конца занимаясь литературным трудом. Ее сочинения и переводы на немецком языке были собраны и изданы в трех томах в 1994 г.[28]
После смерти А. К. Толстого (в 1875 г.) и сына Ипполита[29] (в 1882 г.) связи Павловой с Россией практически прервались. К концу XIX века для большинства русских читателей она была полузабытой поэтессой давнего времени. Когда Павлова скончалась 14 декабря 1893 г., о ней в России немногие вспоминали. Она лишь немного, каких-то десять лет не дожила до возрождения интереса к ее поэзии, а вернее – до настоящего ее открытия. В начале XX века ее поэзия оказалась востребована, к умножению и распространению ее славы были причастны Брюсов, Блок, Андрей Белый и многие другие, а Марина Цветаева одну из своих поэтических книг назвала словом, взятым из стихотворения Павловой: «Ремесло» (1923).
Стихотворения
Сфинкс
Эдипа сфинкс, увы! он пилигрима
И ныне ждет на жизненном пути,
Ему в глаза глядит неумолимо
И никому он не дает пройти.
Как в старину, и нам, потомкам поздним,
Он, пагубный, является теперь,
Сфинкс бытия, с одним вопросом грозным,
Полукрасавица и полузверь.
И кто из нас, в себя напрасно веря,
Не разрешил загадки роковой,
Кто духом пал, того ждут когти зверя
Наместо уст богини молодой.
И путь кругом облит людскою кровью,
Костями вся усеяна страна…
И к сфинксу вновь, с таинственной любовью,
Уже идут другие племена.
Е. М<Илькееву>
Да, возвратись в приют свой скудный:
Ответ там даст на глас певца
Гранит скалы и дол безлюдный, –
Здесь не откликнутся сердца.
Забудь, что мы тебе сказали,
Покинь, что встретил в первый раз;
Тебя и мы не разгадали,
И ты, пришлец, не понял нас.
В глухую степь, у края света,
Далеко от людских бесед,
Туда забросил бог поэта;
Ему меж нами места нет.
Не гул там разговоров скучных,
Там бури бешеный набег,
И глас лесов седых и звучных,
И шум твоих сибирских рек.
Там под родными небесами,
Не зная нашей суеты,
Забывши нас, забытый нами,
Поэтом сохранишься ты!
Сонет
Не дай ты потускнеть душе зеркально чистой
От их дыхания, невинный ангел мой!
Как в детстве, отражай игрой ее сребристой
Все сказки чудные, дар старины святой.
Дивися хитростям русалки голосистой,
Пусть чудится тебе косматый домовой;
Волшебных тех цветов храни венок душистый,
Те суеверия – наряд любви младой.
Верь, дева милая, преданиям старинным,
В сердечной простоте внимай рассказам длинным;
Пусть люди мудрые их слушают шутя,
Но ты пугайся их вечернею порою;
Моей души твоя хотела быть сестрою,
Беспечный же поэт всегда душой дитя.
«Шепот грустный, говор тайный…»
Шепот грустный, говор тайный,
Как в груди проснешься ты
От неясной, от случайной,
От несбыточной мечты?..
И унылый, и мятежный,
Душу всю наполнит он,
Будто гул волны прибрежной,
Будто колокола звон.
И душа трепещет страстно,
Буйно рвется из оков,
Но бесплодно, но напрасно:
Нет ей звуков, нет ей слов.
О, хоть миг ей! миг летучий,
Миг единый, миг святой!
Чтоб окрепнуть немогучей,
Чтобы вымолвить немой!
Есть же светлые пророки,
Вдохновенья торжества,
Песен звучные потоки
И державные слова!..
Шепот грустный, говор тайный,
Как в груди проснешься ты
От неясной, от случайной,
От несбыточной мечты!..